Эллери Квин - Лицом к лицу

Берк вынул трубку изо рта.

— Знаете, это никогда не приходило мне в голову. Возможно, причина была в этом.

— А как Глори связалась с Ярдом?

Берк уставился на него.

— Письмом. Вейл передал его мне. Ради бога, какое это имеет значение?

— Авиапочтой? — спросил Эллери.

— Конечно.

— Не помните, когда пришло письмо?

— 4 декабря.

— Любопытно. Возможно, даже многозначительно. Страница в последнем дневнике с написанным невидимыми чернилами словом «face» датирована I декабря, а письмо Глори с просьбой найти ее племянницу прибыло в Ярд 4-го. Следовательно, она написала это слово примерно в то же время, когда писала в Англию.

— Вы имеете в виду, что между «лицом» и племянницей существует связь?

— К сожалению, я не имею в виду ничего, — печально отозвался Эллери. — Я просто исследую возможности. Насколько я понимаю, вы нашли девушку?

— Да.

— Где?

Берк усмехнулся:

— В Нью-Йорке. Ирония судьбы, не так ли? Я проследил путь Лоретт Спанье от сиротского приюта в Лестершире, где она воспитывалась после смерти родителей, до квартиры в нью-йоркском Вест-Сайде, всего в паре миль от жилища ее тети! Правда, мне понадобилось целых семь недель, чтобы отыскать приют. Там мне сказали, куда она уехала, хотя не знали ее точного адреса или рода занятий — приют не контролирует передвижения своих питомцев после достижения ими совершеннолетия. Прибыв в Нью-Йорк, я сразу заручился помощью Сентр-стрит,[16] откуда меня направили в Бюро розыска без вести пропавших, но там мне не могли помочь, так как девушка не числилась исчезнувшей в Штатах. Тогда меня направили к вашему отцу. Похоже, у него палец в каждом полицейском пироге Нью-Йорка. Не человек, а ходячая энциклопедия полицейских дел.

— Папа что-то вроде универсального пылесоса, — рассеянно промолвил Эллери. — Лоретт Спанье… С одним «н» или с двумя? Она замужем?

— С одним. И не замужем — она еще очень молода. Думаю, ей двадцать один, хотя нет, уже двадцать два. Подходящий возраст для замужества, но в ней есть нечто девственное и антимужское, если вы меня понимаете.

— Не понимаю.

— У нее нет времени для мужчин.

— Теперь понимаю, — сказал Эллери, хотя не был в этом уверен. — Чем она зарабатывает на жизнь?

— Прибыв в Штаты, она заняла должность секретаря — насколько я понимаю, в вашем городе тогда был спрос на молодых и хорошеньких английских секретарш. Но этого хватало только на то, чтобы удерживать душу в теле. По словам Лоретт, она мечтала о шоу-бизнесе. У нее хороший голос по поп-стандартам и весьма индивидуальная манера.

— Как у Глори? — неожиданно спросил Эллери.

— Как мне сказали, очень похоже, хотя я не силен в поп-музыке. Я состою в хоровом обществе, где исполняют оратории Генделя и Мендельсона.

— Наследственность, — пробормотал Эллери.

— О чем вы?

— Очевидно, это в крови. Думаю, Глори была бы довольна. Девушке удалось куда-нибудь устроиться?

— Да. Она участвовала в нескольких коммерческих радиопередачах. Это побудило ее оставить секретарскую работу и посвятить все время пению. Лоретт несколько раз выступала в третьесортных ночных клубах, насколько я понял, почти ничего не заработав. Но она независимая девушка — не хнычет и не жалуется. Я не мог не восхищаться ее смелостью.

— А почему она приехала в Соединенные Штаты?

— Разве не здесь делают деньги? Посмотрите на «Битлз».

— Смотрите на них сами.

— Нет уж, спасибо… Она очень практичная девушка.

— Значит, Лоретт не собиралась разыскивать свою знаменитую тетушку?

— Конечно нет! Она хочет добиться всего самостоятельно.

— И она не делала никаких попыток отыскать свою единственную родственницу?

— Лоретт говорила мне, что понятия не имела, где живет Глори Гилд — в Нью-Йорке или на острове в Паго-Паго. Нет, это явное совпадение.

— Не такое уж совпадение. Где еще могла жить Глори Гилд? И куда еще могла прибыть девушка, решившая занять место на эстраде? Вы присутствовали при их встрече?

— Да. Но свести их друг с другом было нелегко. Я рассказал Лоретт, почему разыскивал ее, и тут же столкнулся с другой проблемой — убедить ее посетить миссис Армандо.

— И когда все это происходило?

— Я нашел Лоретт только во второй половине дня 30-го числа — в среду, — повел ее обедать и большую часть вечера уговаривал пойти со мной к Глори. Она не испытывала никаких чувств к тете — эта женщина была для нее всего лишь именем в детские годы, а после гибели родителей, на которую Глори никак не прореагировала, имя начало стираться из памяти. Ведь Лоретт попала в приют совсем юной.

— Она кажется обиженной пренебрежением тети.

— Вовсе нет. Лоретт Спанье — замечательная девушка. Она сказала, что не понимает, почему тете вдруг пришло в голову разыскивать ее после стольких лет. Все, чего ей хотелось, — это чтобы ее оставили в покое и позволили жить своей жизнью. Откровенно говоря, я тоже не понимал, почему миссис Армандо внезапно захотела увидеть племянницу, поэтому мне пришлось изобретать убедительные аргументы.

Эллери засмеялся.

— Так вот о чем вы перешептывались с папой. — Внезапно он стал серьезным. — В котором часу вы с девушкой явились в квартиру Глори в среду вечером, Гарри?

— Приблизительно без четверти одиннадцать. — Трубка Берка погасла, и он огляделся по сторонам в поисках места, куда можно было вытряхнуть остаток табака. Но пепельница в такси отсутствовала, и он сунул трубку в карман. — Ситуация сложилась неловкая. От Лоретт не было никакой помощи — в конце концов, Глори была для нее абсолютно посторонней. Миссис Армандо так неубедительно объясняла девушке, почему не искала ее до сих пор, что я почувствовал себя лишним и удалился. Свою задачу я выполнил. Миссис Армандо проводила меня до двери, выдала мне чек — я заранее предупредил ее по телефону о нашем приходе, и она приготовила чек, — я ушел около пяти минут двенадцатого, поехал в аэропорт, улетел в Лондон в час ночи, но тут же вылетел обратно, получив телеграмму инспектора Квина.

— Значит, вы оставили Лоретт Спанье наедине с Глори Гилд, — уточнил Эллери. — А Глори застрелили без десяти двенадцать.

— Насколько я понимаю, Лоретт сказала, что тоже вскоре ушла, — ответил Берк. — Ваш отец говорил мне, что ее расспрашивали и что показания Лоретт вроде бы освобождают ее от подозрений. Но сегодня с ней должны побеседовать снова, так что можете присутствовать и сами сделать выводы.

— Кого хотите повидать сегодня, мистер Квин? — осведомился служащий морга.

— Глори Гилд Армандо, Луи.

— Вот она. — Он выдвинул большой ящик с телом и поднял крышку. — На нее большой спрос.

Глори смотрелась непривлекательно даже для трупа. Жирное тело было почти бесформенным; потемневшие ввалившиеся щеки под растрепанными светлыми волосами выглядели отекшими и распухшими.

— Sic transit Глори,[17] — пробормотал Эллери. — Можете поверить, что когда-то она была секс-бомбой, вызывающей страстные мечты?

— С трудом, — ответил Гарри Берк. — Не вижу в ее лице ничего примечательного, Эллери, кроме одутловатости. Ни шрамов, ни родимых пятен.

— Значит, она имела в виду не свое лицо.

— А разве кто-то утверждал, что ее?

— Кто знает. Как говорил поэт: «Лицо, что может многое поведать. Как много лиц в одном лице таится!» Но он также сказал: «Бывают лица вроде книг, где нет ни строчки, кроме, может, даты».

— Какой поэт?

— Лонгфелло.

— О!

— «Гиперион».

— Какое облегчение! — саркастически усмехнулся Берк. — Ну, на этом лице не написано ничего, кроме тучности.

— Не знаю… Спасибо, Луи. Пошли, Гарри.

— Куда теперь? — осведомился шотландец, когда они вышли.

— В офис медэксперта. Мне пришла в голову еще одна мысль.

— Надеюсь, без поэтической цитаты?

— Постараюсь припомнить какую-нибудь не из наших местных бардов.

Они застали дока Праути за ленчем у собственного письменного стола. Заслуженный ветеран сдвинул потрепанную шляпу на затылок и корчил гримасы сандвичу.

— А, Эллери! Опять помидоры и салат-латук. Господи, я сто раз говорил жене, что человек моей профессии не обязательно должен быть вегетарианцем! Что теперь у тебя на уме?

— Дело Армандо. Это Гарри Берк, доктор Праути. — Медэксперт хрюкнул, продолжая жевать. — Кажется, вы уже сделали вскрытие?

— Да. Разве ты не видел заключение?

— Еще нет. Что-нибудь обнаружили?

— Смерть от огнестрельных ранений. А ты чего ожидал?

— Не ожидал, а надеялся.

— «Ох уж это распространенное убеждение в том, что всякие шероховатости «сгладятся»!»[18] — пробормотал Берк.