Марджори Аллингхэм - Смерть в Галерее

— Ты слышала, как щелкнул замок и потом, через несколько минут, ты опять услышала, как кто-то прошел по холлу и вышел?

Вопрос был поставлен четко и ясно, видно было, что Габриель уже обдумывала ситуацию. Она на какое-то время вырвалась из плена старческих неточностей и полутеней, и ее голос звучал так же решительно, как и в былые времена.

— Да, я тебе говорила. И еще, бабушка, Лукар той ночью тоже был в доме. Я знаю, я видела его. Я его встретила, когда спускалась в зеленую гостиную.

— Когда ты испускалась в зеленую гостиную?

Она сделала еле слышное ударение на этом «ты», но Фрэнсис бросило в дрожь, и ее лицо залила краска. Комок стоял в горле, и кровь стучала в висках, когда девушка горячо продолжила:

— Я спустилась вниз посмотреть, как там Роберт и Дэвид. Лукар как раз выходил из зеленой гостиной, когда я шла через холл, но мы с ним не разговаривали. Он был чем-то очень рассержен и совершенно невменяем. Я прошла по коридору, но дверь была закрыта, я не решилась вмешаться и тогда я… я вышла во двор.

— И посмотрела в окно? — неожиданно сказала старая женщина.

Она сидела, глаза ее сверкали, и все силы ее хрупкого тела были отданы напряженной работе ума.

— Очень разумно. Я бы и сама так сделала. Что ты увидела?

Фрэнсис в замешательстве смотрела на нее.

— Понимаешь, они просто разговаривали, — осторожно сказала она.

— Ты видела их обоих?

— Да.

— Ты его любишь?

— Нет, не думаю. Точно не знаю.

Габриель откинулась на подушки. Ее лицо было умиротворенным. Она улыбалась. Фрэнсис испугалась, что Габриель слишком переволновалась, потому что она долго лежала молча, но когда старая женщина опять заговорила, было видно, что все это время она размышляла.

— Говорят, большое несчастье — выйти замуж по любви, — заметила она. — Говорят, это дурной тон. Кто же это сказал?.. Думаю, это народная мудрость. Очень верно. Ты видела Филда еще раз той ночью?

— Да, он поднялся ко мне в комнату сказать, что мы все еще помолвлены и что Роберт собрался прогуляться.

— Он поднялся в твою спальню?

— Да, дорогая.

Старая Габриель оглядела ее худенькие плечи, и ее лицо, которое могло быть жестоким, приняло такое выражение, как будто она услышала нечто крайне неприличное.

— Совсем как горничная, — сказала она. Фрэнсис мрачно посмотрела на нее и с вызовом передернула плечами. Это было похоже на перестрелку через столетие.

Огонь в камине разгорелся, и горсть пепла высыпалась на каминную решетку. В комнате было тихо, потому что дверь была обита толстой тисненой кожей, но даже в этой святая святых дома была слышна необычная суматоха, царившая в передней, и это ставило их лицом к лицу с проблемой, которую нужно было безотлагательно решать.

— Мы должны телеграфировать Мэйрику, — как бы самой себе сказала Фрэнсис. — Это первое, что мы должны сделать.

— Мы должны поговорить с полицией, — резко прервала ее миссис Айвори. — Мы должны выяснить, что им уже известно. Это жизненно важно. Если они захотят подняться сюда, я их приму, но напомни им, пожалуйста, что я уже очень стара.

Последнее замечание, казалось, ее саму несколько развеселило, и Фрэнсис, глядя на нее, гадала, насколько Габриель понимает весь ужас, всю катастрофичность сложившейся ситуации.

— Что с Филлидой? — спросила Габриель. Она равнодушно смотрела на Фрэнсис, и это опять напомнило о непрочности проницательного, но, увы, угасающего ума. У девушки опять земля ушла из-под ног.

— Я оставила ее с Доротеей, дорогая, — мягко сказала она. Разве ты не помнишь? Я уже тебе говорила.

Пока она ждала ответа, в комнату ворвался шум голосов под окном, и на нее опять повеяло кошмаром той ночи, кошмаром непрочности ее собственного положения. Габриель была ненадежной союзницей.

— Ты мне говорила? Возможно, говорила, — Габриель думала совсем о другом. — Я должна от нее избавиться. Думаю, что уже избавилась. Я велела Доротее вызвать ей доктора. Бедняжка Филлида. Эти жалкие нежизнеспособные женщины! Не подашь ли ты мне зеркало, дорогая? Что там происходит на улице?

Последнее требование прозвучало решительно и энергично, и Фрэнсис выглянула в окно. Она посмотрела вниз на узкую тропинку, ведущую во дворик под арку между домом и Галереей. Окно находилось прямо над черным входом, и именно оттуда слышался шум. Массивная фигура миссис Сандерсон, экономки, стояла внизу на каменных плитах. Ветер трепал ее передник и юбки, открывая перекрученные чулки.

В грудь экономки уткнулось изящное плачущее создание в голубом костюме. Фрэнсис с трудом узнала Молли, младшую горничную в доме. Молли громко всхлипывала, модная шляпка сбилась на затылок. На эту не эстетичную сцену взирал степенный молодой человек в штатском и в полицейских ботинках. В обеих его руках было по чемоданчику и ими он постепенно оттеснял женщин назад в дом.

— Плачьте дома, — с неунывающей бодростью истинного лондонца повторял он. — Плачьте дома у плиты, как настоящие христианки. Идем, идем. Умницы, умницы. Уведите ее, мадам. Сейчас же уведите ее.

— Нет, она не может там оставаться. Ни минуты. И правильно делает. Мне все равно, кто вы. Если вы полицейский, покажите документы.

Теряя терпение, миссис Сандерсон заговорила тоном раздраженной торговки или жены рыбака, как раз собиравшейся наточить ножи. В ее голосе послышался металл.

— О Господи! — с кровати отозвалась Габриель.

В ее восклицании слышался скорее упрек, чем изумление, и Фрэнсис торопливо отпрянула от окна.

— Могу ли я что-нибудь сделать? — спросила она.

Голос с небес мгновенно прекратил это безобразие. Миссис Сандерсон закрыла рот, предварительно сделав последнее угрожающее заявление. Рыдания Молли резко утихли. Человек в штатском поставил свои чемоданы и поглубже натянул шляпу.

— Приказано всем оставаться в доме, мисс, — вежливо сказал он.

— О, я понимаю. Все в порядке. Зайдите в дом, миссис Сандерсон, пожалуйста. И вы, Молли. Я надеюсь, они скоро уйдут. Если хотите, возьмите свой выходной завтра.

Молли оторвала красное, распухшее от слез лицо от подушкообразного фасада миссис Сандерсон. На Фрэнсис умоляюще смотрели заплаканные глаза:

— Это не выходной, мисс. Я совсем ухожу.

— Какой стыд, — пробормотала миссис Сандерсон.

— Правда? — Фрэнсис была неприятно удивлена. Все слуги Мэйрика были очень ему преданы, и их увольнения и поступления на работу обсуждались всей семьей. Поэтому это поспешное бегство было чем-то новеньким. Однако ни время, ни место не подходили для семейных скандалов.

— О, я понимаю. Ну, хорошо, уволитесь завтра, — сказала она. А сейчас, пожалуйста, зайдите в дом. Я сейчас спущусь.

— Вам лучше спуститься, мисс, — море невысказанных обещаний прозвучало в голосе экономки, и она чуть ли не с материнской нежностью обвила рукой Молли, которая, собственно, никогда ей особенно и не нравилась.

Фрэнсис закрыла окно и, повернувшись к туалетному столику, посмотрела на себя в зеркало. Перед ее глазами все еще стояла комическая сценка, поэтому она не сразу заметила, как Габриель протянула ей обратно свое маленькое зеркальце. Перемена, внезапно произошедшая во всем облике старой леди, ошеломила Фрэнсис. Кукольная фигурка миссис Айвори, укутанная в шотландские кружева, восседала, удивительно прямо держа спину. На ее личике сияли живые глаза, умные и подозрительные, как у маленькой мышки.

— Что она сказала?

— Ничего. Это просто Молли, служанка. Как выяснилось, она собралась увольняться, а полицейский ее не выпустил… Моя дорогая! Бабушка! С тобой все в порядке? Может, тебе лучше прилечь?

Габриель закрыла глаза. Без их успокаивающего умного света ее лицо было пугающей маской.

— Тебе лучше прилечь, дорогая, — ласково, но твердо сказала Фрэнсис. — Давай я тебе помогу.

Старая женщина с трудом устроилась на подушках.

— Все это так утомительно, — наконец, капризно сказала она. Голос звучал твердо, и это успокаивало. — Где Доротея?

— Я пришлю ее.

— Нет, не нужно. — Маленькая ручка сжала ее запястье с удивительной силой. —

Нет, останься здесь. — Она тихо лежала, сжимая руку Фрэнсис. Ее лицо стало совершенно спокойным. Фрэнсис поняла, что ее пожатие было скорее сдерживающим, чем ищущим поддержки.

— Я должна идти вниз, — мягко сказала она. — Я пришлю тебе Доротею.

— Нет, — Габриель все еще лежала с закрытыми глазами. — Фрэнсис, тебе никогда не приходило в голову, что твоя сводная сестра несколько смешна?

Невозможно было ошибиться в том, что она имела в виду, и прямота вопроса, вызвавшего в памяти и другой, тот, который задала Филлида о Роберте, застигла Фрэнсис врасплох.

— Нет, — сказала она. — Нет, дорогая, конечно, нет.

— Ты едва не подскочила от моего вопроса, моя милая. — Черные глаза были опять открыты и смотрели на нее. — Она с тобой говорила?