Марианна Баконина - Смерть на выбор

Они действительно это узнали, только сначала Максиму растерзали душу. Его никто не пытал, никто не прижигал сигаретами его ладони и не пытался натянуть на голову полиэтиленовый мешок. Неведомые злодеи поступили куда более коварно. Они вытащили выхоленную и взлелеянную собственными Максимовыми руками фотоаппаратуру и разбили ее, причем действовали не торопясь, методично. Сначала открутили объектив и раскрошили между двумя булыжниками, потом раздавили камеру, потом пошли в дело линзы и вспышка.

Любимое детище перестало существовать в пять минут, а ведь Максим два года трудился, чтобы приобрести именно профессиональную технику. Действовали бандиты молча и удовольствия скорее всего не получили — Максим молчал, хотя сердце его плакало кровью. Нина тоже молчала.

— Вот так, — удовлетворенно проговорил один из разбойников, расправившись и с кофром, где Максим хранил свои бесценные игрушки. Молчание пленников ему не нравилось. Он, видимо, хотел поговорить.

— Видел? — невежливо поинтересовался злодей, подгребая осколки прямо к лицу Максима. Журналист, хоть и связанный, помнил основную профессиональную заповедь: спрашивать выгодней, чем отвечать.

— А что вы, собственно, хотите этим всем… — Широкий жест, показывающий «это все», не получился, так как руки были связаны, а жестикулировать только головой невозможно. — Что вы этим хотите доказать и, главное, кому?

— Тебе, — откликнулся второй бандит, голос у него был приметный — тонкий и дребезжащий.

— И что? — уточнил Максим, даже обрадованный подобным началом разговора. Отвечал не он, отвечали ему. Причем отвечали по существу и вежливо. Но ликовал он недолго.

— Ты еще очень и очень зеленый, — вмешался в разговор тот, кто сладострастно крушил продукцию «Никона», — как чай. Но почему-то очень любишь вмешиваться не в свое дело. Вот скажи, зачем ты сюда приехал?

— В командировку, — правдиво ответил Максим, но его правда никого не интересовала.

— Тебя сюда звали? Тебя здесь ждали? Сидел бы дома, все было бы с тобой в порядке, а теперь плохо с тобой, да что говорить, сам же видишь. — Злодей легонько ударил Максима в солнечное сплетение, видимо, чтобы его поучения тот слушал внимательнее.

— И девушку привез. Красивая девушка, разве ее кто бы обидел, если бы не ты. Себя не жалеешь, так хоть ее пожалей.

Максиму надоели наставления.

— Вы просто невероятно добры и заботливы, но я так и не понял, что вам нужно? Может, вы обознались? Может, вы нас с кем-то путаете?

— Шутишь? — Бандит усмехнулся. — Значит, плохо еще учили.

С его, бандитской, точки зрения, учеба заключалась в побоях. И он ударил так, что журналистская челюсть хрустнула.

— Больше не будешь шутить?

— С вами, пожалуй, нет. У вас нет чувства юмора. — Максим проглотил кровь. Зубы, кажется, остались, целы.

— Вот и ладно. А теперь запоминай, память у тебя в порядке, я надеюсь? Так запоминай. Сейчас вы вернетесь в Самарканд, потом сядете в самолет и отправитесь домой. Так будет лучше и для тебя, и для девушки. — Злодей снова повернулся к Нине: — А ты, милая, ему помоги, ясно? — Бандит разглагольствовал с видимым удовольствием и вовсе не собирался закругляться, но приятель внезапно окликнул его по-узбекски.

— Так запомни, — он заторопился, — запомни, а то плохо будет и тебе, и ей. — Последние слова он выкрикнул уже на бегу. «Волга» заурчала и умчалась. Разбойники исчезли так быстро, что Максим опять не успел ничего сообразить.

— Что случилось? — Когда журналисту нечего сказать, он обычно спрашивает.

— Автобус идет, — тихо ответила Нина.

Освободил их бравый шофер автобуса. Пассажиры сгрудились вокруг и причитали.

В гостиницу «Узбекистан» они все-таки попали, только сначала оказались в милиции. Длинный и худой капитан, в форме старого, еще советского образца, но все равно неистребимо национальный, дотошно выспрашивал о деталях происшествия. Максим в основном указывал на особый цинизм, с которым была уничтожена его восхитительная фотокамера.

Бухарского блюстителя порядка больше интересовали причины столь странного нападения. Ни Максим, ни Нина ничем ему тут помочь не могли. Но на все их заверения он отвечал недоверчивой улыбкой и снова повторял вопросы.

— А кто знал, что вы едете именно на этом автомобиле и именно в Бухару?

— Знали наши знакомые в Самарканде, ну и хозяин «Жигулей». — То, что Максим владел машиной без доверенности, нисколько милиционера не взволновало.

— Значит, знакомые, а они кому-нибудь говорили?

— Мы этого, естественно, не знаем.

Капитан не понимал, почему «естественно». И в разговор вмешалась Нина:

— По-моему, вы говорите не о том. При чем тут наши знакомые?

— Но ваш приятель, — узбек многозначительно кашлянул, — утверждает, что это были не просто хулиганы, которые решили подурачиться. Он говорит, что поджидали именно вас. Значит, это были те, кто знал, куда и на чем вы собираетесь ехать. Правильно?

Конечно, все, что он говорил, было совершенно правильно. Максим неожиданно сообразил, что, кроме Аскера, о том, что они поедут на его автомобиле, не знала ни одна живая душа.

Но местному стражу порядка он о своих догадках говорить не стал. Зато отвел душу на Нине, когда они наконец поселились на девятом этаже бело-бетонного чуда, украсившего благородную Бухару.

— Между прочим, этот сыщик прав: твой Аскер…

— Не желаю выслушивать твои дурацкие подозрения! — вспыхнула девушка. — Тебя никто не заставлял пользоваться его услугами.

Максим, конечно, мог припомнить все: и неожиданную встречу в аэропорту, и непонятную пропажу документов, и столь же таинственное обнаружение этих документов, и странную заботу — ведь Аскер буквально заставил их взять его машину. Но доказывать очевидное Максим счел ниже своего достоинства.

— Если ты дашь себе труд подумать, то поймешь, что прав я и этот местный Мегрэ, а не ты.

— Да как ты в мыслях такое можешь допустить! — Нина знала, что Максим — человек не очень хороший, но не предполагала, что настолько плохой. По своим комнатам они разошлись, так и не примирившись. Общие несчастья не сплотили их, правда, возвращаться домой ни один не собирался.

Максим проснулся так рано, что сумел полюбоваться бухарским рассветом — зрелище его впечатлило и вдохновило. И он отправился будить Нину. Но она уже тоже проснулась и испугалась.

— Это ты, Господи, проходи скорее, тебе не звонили ночью?

— Кто? — Расслабленный созерцанием прекрасного, Максим забыл, что они разругались насмерть.

— Мне, только мы разошлись, позвонили и спросили, заказали ли мы билеты. А потом звонили еще два раза, я почти и не спала.

— Почему?

— Страшно… — Губы у девушки смешно морщились. Максим пожалел ее и восхитился ее мужеством: не спать всю ночь и не потревожить сон сотоварища. О том, что это мужество было в значительной степени усилено презрением к нему, к его уму и силе, Максим не подумал.

— Ну, не бойся, подумаешь, звонили… А что ты им отвечала?

— Что они не туда попали.

— Вот и молодец. Пойдем завтракать, заодно решим что делать.

Впервые после приезда они ели европейский завтрак, правда, кофе не было, зато нормальный чай, булочки, джем, масло, сыр и даже настоящая яичница. Сидели они на самых обыкновенных стульях, а ноги можно было спрятать под столом, а не укладывать возле скатерти. Максим завтраком наслаждался — он раньше не знал, насколько европейский он человек и как тяжко жить без таких милых пустяков. О делах они заговорили позже.

— Ты хотела в этот мазар, я отвезу тебя и проведу разведку на местности. Ладно?

У Нины других идей не было, и она согласилась.

Замечательный, если верить Нине, мазар находился в ста километрах от Бухары. Почему-то на этот раз Нина изменила обычному своему молчанию и болтала всю дорогу — в основном рассказывала об этом аль-Бухари, создателе какого-то иснада, еще она подробно рассказала, как быстро и хорошо отреставрировали сие замечательное заведение, какой образованный смотритель, который учился чуть ли не в Каире, там работает.

Максим ее не слушал, вчера пустыня его радовала, теперь пугала, и он бдительно посматривал в зеркало заднего обзора, вглядывался в лица водителей, ехавших им навстречу, и вообще был крайне осторожен.

Доехали они без приключений.

Максим проводил Нину до библиотеки, где она тут же начала странный и неспешный разговор на неведомом ему языке. Потом прогулялся вдоль шкафов, вспомнил, как все их приключения начинались, посмотрел на странную книгу — она была выставлена в витрине и, с точки зрения Максима, считаться книгой не могла, поскольку листы в ней были не из бумаги, и не пергаментные, и не из папируса, и даже не из бересты. Ровные, причудливые строки неведомого издания неизвестный забавник выгравировал на перламутре. Вряд ли ее можно было читать, но выглядело красиво.