Леонид Влодавец - Приговоренный

Зачем фотографируют, догадаться было несложно — ясно, что на новый, свеженький липовый паспорт. Тот, что был выдан Клыку на имя Кузнецова от покойного Курбаши, Цезарь забрал и сжег в пепельнице, раскрошив ошметки в черную пыль. Конечно, Клык, как человек бывалый, маленько засомневался. Ему, даже хорошо стриженному и бритому, меньше тридцати лет никак не дашь. Да и Веруня не смотрелась моложе своих двадцати восьми. А на родных общегражданских советских паспортах у людей, проживших больше двадцати пяти лет, положено иметь две фотки. Ту, на которой 16, и ту, на которой 25. Допустим, что один паспорт мог быть восстановлен после утери, но два сразу? Тут даже менты придерутся, не то что погранцы. Кроме того, Клык по новому паспорту числился молдаванином Иваном Михайловичем Чобану, а Вера — татаркой Раисой Равилевной Хисамутдиновой. Какого хрена?! Клык по-молдавански не знал ничего, кроме «буна зиуа», «салютлрэ дин зона» и «дутэм пула». Первые два выражения относились к приветствиям, третье — к матюкам, и выучил их Клык, естественно, на зоне, где вместе с ним парился мужик из Бендер по кличке Блин, а по паспорту Плачинта. Позже Клык узнал, что «плачинта» и «блин» в натуре почти одно и то же.

Что же касается Веры, то она по-татарски не знала вообще ничего. Даже «салям алейкум», которое ей было ведомо, хоть и употребляется тюрками, приветствие арабское. Конечно, по внешности Вера кое-как могла сойти за татарку, но что будет, если какой-нибудь вежливый таможенник решит ей пожелать счастливого пути по-татарски? Или сам татарином окажется?..

Тем не менее именно с этими недоделками-паспортами Клык и Вера вышли через какую-то железную дверцу в коридорчик, находившийся уже в открытой для посторонней публики части офиса. Здесь Цезарь с ними попрощался.

Первым делом Цезарь проверил, знают ли они свои временные имена, а уж потом перешел к лирике.

— Самое главное, — заметил он, — не рыпайтесь и слушайтесь от и до. Увидимся или нет — не знаю.

— Спасибо, — от себя лично и от лица Веры поблагодарил Клык. — Должок за мной, но чем отдать — не знаю…

— Пока не за что. Доберешься — повернись на восток и скажи «спасибо». Может, дойдет. А если серьезно, корешок, то мы все у тебя в долгу. И не только я, но и люди побольше. Они тебя не забудут.

Когда Цезарь удалился обратно за железную дверь, Клык и Вера пошли по коридорчику мимо дверей туалетов, обозначенных фигурками мальчика и девочки, а затем очутились в большой комнате типа приемной с выходом на улицу. Тут было полно народу в точно таких же робах и мужчин, и женщин. На стульях у стен не хватало места, стояли посреди комнаты и у барьерчика, за которым восседала какая-то девица — по общепринятому выражению, «вся из себя», — судя по важности, административного назначения. На появление Клыка и Веры никто внимания не обратил, тут все были как инкубаторские. Только один мужик, русобородый и конопатый, улыбнулся им как старым знакомым и тут же подвалил поближе.

— Нормально успеваем, — сказал он, — сейчас придет старшой со списком и поедем.

Больше мужик с разговорами не навязывался. Он тут же отошел куда-то в сторону. Клык и Вера, прислонясь к стене, прождали минут пять. Новоиспеченному молдаванину удалось быстро усечь, что публика, судя по всему, друг с другом мало знакома. Во всяком случае было непохоже, что эти самые граждане давно работают в этом передовом СП. Скорее всего они набирались на один рейс, а потом распускались. Должно быть, хозяевам не хотелось создавать сплоченные трудовые коллективы.

Так или иначе, но через пять минут пришел старшой. Он сказал:

— Значит, так, блин. На рейс со мной вызываю по списку. Кого назову, подходить с паспортом. Паспорт мне, а сам на улицу и в микроавтобус. Всем ясно?

Клыка с Верой он назвал где-то в середине списка. Уселись в микроавтобус и покатили. Ехали в молчании; похоже, что, кроме них, тут подобрались люди, абсолютно не знакомые друг с другом. Только старшой с водителем, сидя впереди, перебрасывались короткими фразами. Старшой вез на коленях «дипломат», куда, как углядел Клык, перекочевали сданные паспорта.

Так, без болтовни, доехали до аэропорта Домодедово. Клык только успел заметить здоровенный «Ту-114», стоящий на пьедестале неподалеку от конечной платформы электрички. Затем микроавтобус свернул в сторону от главного здания и подкатил к каким-то боковым воротам, охраняемым мужиками в аэрофлотовской форме. Один из них подошел к машине, поприветствовал старшого как давнего знакомого и спросил:

— Сколько?

— Со мной десять, шофер не в счет.

— Давай.

Поехали дальше, к стоянке транспортников. «Ил-76», здоровый, пузатый, стоял с открытой аппарелью. Около него прохаживались два парня в камуфляжках без знаков различия, с, автоматами в положении «на ремень». Микроавтобус остановился под крылом, на виду у автоматчика.

— Так! — сказал старшой. — Мальчики-девочки, скоренько выходим и сразу в салон. Вон в ту дверь, где маленькая лесенка.

Все, кроме шофера, вышли из машины и гуськом стали подниматься в салончик с двенадцатью креслами. Как-то само собой получилось, что Клык, Вера и тот конопатый, которого к ним приставили, очутились в самом первом ряду кресел — Клык у окошка по левому борту, Вера — посередке, конопатый — у прохода.

Клык, конечно, помнил, как запросто прилетели они в Москву на самолете морской авиации, не проходя никакого контроля и регистрации. Но там была Надежда, вечная ей память, бедняжке! Очень тогда кстати дружка ее встретили. И рейс был внутренний. А тут — в загранку. Неужели так вот просто возьмут и выпустят, без всяких анкет и виз? С паспортами несуществующего Советского государства, к тому же предназначенными для внутренних, а не иностранных дел. Не верилось…

Старшой куда-то смылся, а потом вернулся в сопровождении трех мужиков в форме. Один был в полевой камуфляжке с нарукавной эмблемой погранвойск, а двое — таможенники.

Пограничник принял у старшого стопку паспортов, открыл верхний, посмотрел секунду на фото и сказал:

— Кого назову — вставайте.

Как и кого зовут — Клык толком не запомнил. И уверен был, что с другими была та же история. Он лично уловил только, что старшой числился Куркиным, а конопатый — Романовым.

Вся перекличка заняла не больше двух минут, и никаких сбоев не произошло. Затем паспорта были возвращены старшому, который положил их обратно в «дипломат», а вперед выступил один из таможенников.

— Никто с собой ничего не везет? — спросил он лениво. — Сумок, чемоданов нет?

— Нет, — ответил за всех Куркин. Действительно, ни у кого никакого багажа не было.

Второй таможенник в это время прошелся по салону, поглядел и, убедившись, что ничего между креслами не прячут, сказал:

— Порядок.

Потом они куда-то вышли ненадолго, затем старшой вернулся, дыхнув коньячком, и удовлетворенно сказал:

— Все, мальчики-девочки, летим. Стюардессы нет, но перекусить и покурить найдется.

— А выпить? — спросил кто-то за спиной Стыка.

— Как доберемся, после работы, — строго сказал товарищ Куркин.

До тех пор, пока самолет не взлетел, ни Клык, ни Вера друг другу ни слова не проронили. Оба не очень верили во все это действо, хотя все происходило наяву. Впрочем, и после того, как самолет набрал высоту, сомнений не убыло.

И Клыку, и Вере — последней особенно! — очень хотелось узнать хотя бы, куда летят. Вроде бы СП российско-испанское, апельсины в Испании растут, может, и летят в Испанию? Но Испания большая, а кроме Мадрида и Барселоны, Клык ни одного тамошнего города не знал. Мадрид знал, потому что со школы помнил о наших летчиках, которые там воевали, а Барселону — потому что там Олимпиада была. Вера, конечно и городов знала побольше, и «Дон Кихота» читала, правда, в каком-то облегченном варианте русского перевода, но испанского языка не знала абсолютно.

Впрочем, всего через десять минут после того, как самолет лег на курс и ровненько пошел над облаками, по обрывкам разговоров, долетевшим до ушей, Клык и Вера узнали, что летят они не в Испанию, а во Францию, в Амьен. Конечно, лететь вроде было поближе, но что ж они там будут делать? Хотя и в Испании им тоже делать было нечего. Ни языка, ни паспорта, ни вида на жительство…

— Волнуетесь? — спросил конопатый Романов. — Не стоит. Вы, главное, за меня держитесь. Все о’кей будет.

Пришлось поверить, хотя ничего конкретного царский однофамилец не сообщил.

Чем дольше летели, тем больше задумывались. Говорить вслух боялись, а в головах все больше и больше нарастало смятение.

Клык, конечно, понимал, что свалить за бугор — это единственный вариант спасти шкуру. Хотя в принципе, если очень захотят, то и там достанут. Правда, сделать это будет все-таки потруднее, чем в Москве или даже в Марфутках.

Там, под этим невероятно голубым небом и пышными перламутровыми корабликами облаков, которые проплывали мимо иллюминатора, — Россия. Пока еще. Трудно разглядеть, что там сейчас под крылом на дне воздушного океана. Километров десять глубины, не меньше. Чего там сейчас творится?