Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание

— Хорошо, — согласился Илья. — Сестра Александра Пушкина, Ольга Сергеевна, несколько лет занималась хиромантией. И вот однажды Пушкин уговорил ее посмотреть его руку. Она долго разглядывала ладонь брата, наконец не выдержала, расплакалась: «Зачем, Александр, принуждаешь сказать тебе, что боюсь за тебя? Грозит тебе насильственная смерть и еще не в пожилые годы». Это факт. Другой пример. Сохранились отпечатки ладоней Маты Хари. Ее смерть была предсказана за одиннадцать лет до казни. Далее. Императору Домициану точно указали день и да-а-же час его смерти. Отец Александра Македонского, царь Филипп, оказался бессильным против приговора оракула… Могу приводить примеры до бесконечности. Что это означает? Совпадение? Нет, ответ вы найдете в оккультизме и парапсихологии. Хироманты, например, считают, что самые надежные предсказания — это предсказания случайной смерти. Они сбываются на сто процентов.

— На сто? — откровенно не поверил Мишка.

— Да, — твердо сказал Илья, — Это самый легкий вид пророчества. А если добавить к знаниям хиромантии еще и знание парапсихологии, то можно иногда определить не только день, но и час смерти…

Угрюмо молчавший Стив, то ли внимательно слушавший, то ли думавший о чем-то своем, заметил презрительно:

— Хватит молоть чушь! Эти бредни всем известны. Никто не может угадать, когда человек уйдет из жизни. Только Бог. Им все предопределено…

— Верно. Предопределено, — согласился Илья. — Я, к сожалению, не могу сказать, кем или чем предопределено… Но уверен — Богу это невыгодно. Он создан человека. Он приставил к нему ангела-хранителя, чтобы уберечь эту ценность. Он дал ему неотразимую систему охраны, благодаря которой каждый должен дожить до старости. А случайная ранняя смерть — это болезнь. Болезнь центра самосохранения… Ее вызывают другие, неведомые силы…

— Неведомые даже тебе? — ехидно полюбопытствовал Мишка.

— Даже мне. Я только могу определить, когда наступит смерть… Хотите подтверждение?

Он вытянул из кармана сложенный вдвое листок бумаги.

— Три месяца я провел в омской тюрьме. А позже, когда меня переслали в Вятку, получил из Омска письмо от одного очень хорошего врача… Прочитайте.

Отстранив протянутую Мишкину руку, Стив сам взял пожелтевший листок, начал читать вслух:

«Уважаемый Илья!

Ваши предсказания сбылись с фантастической точностью. Все трое умерли в те самые дни и часы, которые вы им определили! Простите, тогда я не поверил вашим словам… Но сейчас чувствую себя безмерно виноватым. Простите!

Вы уникум! Вы находка для медицины! Не скрывайте своих удивительных возможностей, они могут принести огромную пользу людям… Восхищаюсь Вами

В. Самойлов».

Мишка, приблизившись к Стиву, шепнул громко, заговорщически:

— Он пророкоубийца!

— Вернее — пророкомученик, — спокойно возразил Илья. — Для меня эти знания — адские муки.

— Бедный Илья-пророк, бедный великомученик!

— Заткнись, Мишка! — вконец разозлился Стив, угрюмо и сосредоточенно разглядывая письмо тюремного врача. Но Мишка уже не мог сидеть спокойно, не мог молчать. Все в нем ожило — от лихорадочно заблестевших глаз до подрагивающих кончиков пальцев.

— Скажи… — схватил он Илью за рукав. — А здесь, в ресторане, ты можешь поставить свой смертельный диагноз?

— Могу. Но зачем? Предсказывать смерть — это хуже, чем сама смерть.

— И все-таки сделай милость, глянь в зал.

— Ты тоже этого хочешь? — спросил Илья у Стива. Тот быстро кивнул в ответ.

Илья напряженным взглядом медленно обвел всех сидящих в ресторанном зале.

— Эти долго еще будут здравствовать… Минуточку…

Он замер, напрягая не только глаза. Весь он, казалось, прицелился: в противоположном углу сидела немолодая пара. Она, признательно и счастливо улыбаясь своему спутнику, нежно прижимала к груди букетик из трех роз, а он говорил, говорил ей что-то, видно, ласковое и приятное…

Мишка с нагловатой недоверчивостью, словно ожидая посрамления объявившегося пророка, а Стив — настороженно-серьезно следили, как поднялся Илья из-за стола, прошел по залу, чуть задержался возле женщины с букетиком роз, вернулся на свое место…

— Ну, и что ты увидел? — злорадно поинтересовался Мишка.

Илья молчал. Добавил в свой бокал минеральной воды. Отпил немножко. Стал разглядывать, как взлетают и лопаются пузырьки.

— Ну!..

Илья отодвинул бокал в сторону, начал говорить медленно, точно осмысливая каждое слово:

— Сейчас вы мне поверите… Я и не думал, что встречу здесь такое… Это как нарочно… Трагедия и везение…

— Ну говори ж ты, черт возьми! — не выдержал Мишка.

— Видите ту женщину? — невозмутимо продолжил Илья. — Сильная женщина… Очень сильная… Мужественно держится… Но через час будет мертва.

Мишка не выдержал очередной долгой паузы, взорвался:

— Врешь ты все!

Презрительно глянув на него, Илья сморщился, как от фальшивой ноты, продолжил для Стива:

— Можете засечь время. Через десять — пятнадцать минут первый сердечный приступ…

Мишка снял с руки часы, положил их перед собой. На самодовольном лице его застыло вялое ожидание. Со снисходительной уверенностью победителя он вступал в тревожно-азартную игру. Стив резко поднял рюмку с водкой, выпил.

Ресторанный зал жил своей беспечно-оживленной жизнью. Пьяные выкрики, взрывы смеха, мелькающие, как тени, официанты и плавно льющаяся откуда-то сверху музыка. Лишь за их столиком воцарилось траурное молчание. И в этом молчании таилось что-то преступное…

Все произошло поразительно просто. Женщина неестественно выпрямилась, наклонилась чуть в сторону и опрокинулась вместе со стулом на пышный ковер, судорожно сжимая в руке букетик роз. Склонившись над ней, мужчина что-то зашептал, потом отчаянно заорал:

— Врача! Скорей врача!.. Скорей…

Мишка выдавил хрипло:

— Прошло двенадцать минут.

Щеки его побелели, на лбу выступил пот. Стив быстро наполнил рюмку, выпил.

Официанты торопливо подняли, вынесли из зала женщину. Безжизненно висела рука с зажатым букетиком роз.

— Зачем принудили меня? Не надо было… — Голос Ильи звучал так, будто он не предсказал, а сам по собственной злой воле разыграл этот маленький трагический спектакль. — Сейчас я чувствую себя палачом, держащим окровавленный топор.

Стив снова выпил. Понуро опустив голову, сказал в пустую рюмку:

— А я тебе не поверил. Надо же… — Выпил еще. Подумал горестно о чем-то. Потом, будто решившись, спросил: — А ты можешь определить время моей… кончины?

— Могу, — тихо ответил Илья. — Но не буду. Я не хочу причинять тебе зла, Стив. Представь, что в твоем паспорте рядом с датой рождения стоит и дата смерти… Ты же будешь терзаться, мучиться каждодневно и все оставшееся для жизни время выстраивать под эту дату. Кому из земных жителей хочется заведомо обрекать себя на смерть…

Стив слабо возразил:

— Но мы несем телесную смерть в себе и знаем это…

— Знаем, но не осознаем. Человек запрограммирован оптимистично. Он с малых лет думает, что будет жить очень долго, что у него не годы впереди — века… А тут постоянно перед глазами кладбищенский крест, и самое ужасное — ты знаешь, когда он вознесется над тобой. Уж лучше не знать, согласись…

— Да-а… — задумчиво произнес, как поставил многоточие, Стив. — Что же мы не пьем? Сидим будто на поминках… — Он жадно опустошил рюмку и горько усмехнулся. — А если я тебе дам не пятьсот тысяч рублей, а миллион…

— Через неделю будешь жалеть, что не дал пять миллионов за мое молчание…

В разговор осторожно, робко встрял Мишка:

— Скажи хоть одним словом — много или мало нам осталось…

Илья решительно поднялся.

— Давай, Стив, деньги. Мне надо идти.

Но Стив властным взглядом усадил его, сказал по-доброму:

— Остынь. Предлагаю компромисс. Не надо никаких дат… Согласен, такие знания обрекают на медленную смерть… Ну, а как это произойдет — мучительно, легко, во время болезни или… Можешь сказать?

— Опять принуждаешь?

— Прошу. В последний раз, как смертный смертного… Впрочем, можешь не говорить… Вот твои деньги…

Он протянул Илье десять пятидесятитысячных банкнот. Тот не спеша сложил их, спрятал во внутренний карман пиджака.

— Это произойдет часа в два ночи. Тебя ударят металлической статуэткой по голове.

— Кто?

— Не знаю…

— Когда?

— Мы ж договорились…

— Ладно. Спасибо и за это…

— А я? — испуганно, точно боясь звука собственного голоса, спросил Мишка.

— Тоже не обрадую… Задушит очень уважающий, а может, даже любящий человек… Вечером, перед сном, часов в одиннадцать…

— Мужчина? Женщина? — Мишкины губы уже дрожали.