Шамиль Идиятуллин - Эра водолея

Насыров в самом деле производил впечатление человека, который последние дни не томился в больничной палате, а занимался экстремальными видами спорта на свежем воздухе, а перед текущей встречей еще коротко сбегал в финскую баньку. Был он мужествен, загорел и вообще походил на актера из рекламы дорогого мужского парфюма. Только глаза подкачали - тускло прятались под толстыми темными веками. Но все равно перла от главы мощь, ощутимая, физическая и психическая, которую Денис встречал только у пары знакомых бойцов - людей, полностью уверенных в своих силах и своем будущем. Ни сам Денис, ни люди из его бизнеса - тот же ГФИ, например, да и Мухутдинов - такой уверенностью похвастаться не могли. А их младший коллега мог и откровенно этой способностью кичился. Возмутительно.

– Денис Маратович, я очень виноват. Прошу прощения за то, что так долго ждать вам пришлось. Надеюсь, вы не зря потратили время и немножко познакомились с тем, что у нас получается.

Тут Денис слегка успокоился. Сага о недуге, затянутая полгода назад, была, похоже, не совсем фольклором. У Насырова был голос очень больного человека. В отличие от большинства руководителей сельских районов говорил он без акцента, но так, будто сдерживал сильную боль, и очень этого стеснялся.

– О, это да, - ответил Денис. - Просто наизусть кое-что выучил. Только я ведь хотел с вами лично как бы знакомство свести, а антураж - вторым порядком…

– Человека видно по делам. И не только человека.

– Но и чиновника. Безусловно. Я впечатлен, кроме шуток. Вы же в район когда приходили, он не таким был?

– Что вы. Совсем другим. Дыра дырой. В дыре нефть, правда, но толку с нее. Нефть - не вода, ею не напьешься, и наешься не всегда. Мы постарались все изменить. В промышленности, в аграрном, в социальном секторе. Главное - люди изменились. Мы и сами…

– Да, просто перестройка на марше, - сказал Денис с усмешкой и поспешил загладить возможную обиду собеседника: - Честное слово, такого разительного прогресса в жизни я не видел. Просто революция в отдельно взятом районе.

– Мы сторонники эволюционной теории. Особенно в последнее время, - размеренно сказал Насыров. Речь ему явно давалась с трудом, голос малозаметно пополз вверх по октаве.

Что ж ты крючок никак не подхватываешь, с досадой подумал Денис. Приходилось тащить нить беседы самому:

– Я, Альберт Гимаевич, почему про революцию говорю. Потому что есть у нее начало, а, простите, конца нет. Ей, революции - да и эволюции тоже, так что противоречия нет, - становятся тесны рамки и границы. Вот я и приехал спросить вас - не столько как чиновник, сколько просто как политолог. Ну, и посмотреть на все, конечно. Но и спросить - вам здесь не тесно?

Насыров тяжело повел головой. Похоже, ему было тесно - или просто воротник был слишком тугим. Денис испугался, что дурацкая искренность Насырова собьет его с мысли, и опять начинай сначала. Но сказать ничего, чтобы толкнуть разговор в продуктивном направлении, не успел. Насыров принялся с тяжелым подсвистом ронять:

– Мы догадываемся, для чего вы приехали, Денис Маратович. Это, так сказать, вопрос эволюции. Все в нее упирается, в конце-то концов.

Так, подумал Денис. А дяденька не сайентолог часом? Или мунист какой? И чего ради он себя во множественном числе величает, как самодержец Николай Кровавый?

– Мы ждали визита - вашего, или еще чьего-либо, - продолжил Насыров. Голос стал совсем срывающимся - и только, видимо, навык главы администрации делал его понятным. Говорил Насыров все медленнее и размереннее, чтобы можно было разбирать смысл в замысловатых фистулах. - Вы не обижайтесь, но вы могли быть и не первым. А сначала мы с ужасом ждали. Мы ведь здесь построили маленький такой анклав, который не мешает чужим и позволяет выживать своим. Но этот анклав - он как шарик надувной. Любое вторжение - и лопнет. И хана всем, кто внутри. Поэтому мы береглись. Но потом дошло до нас: страусиная политика не спасала никого. Надо принимать угрозу реально, и превращать ее в содействие. Другого пути нет. Поэтому мы рады, что именно вы здесь. И что мы разговариваем с вами именно сейчас. Когда вы стали ближе к нам. Когда вы…

Насыров резко замолчал, набычился и схватился за нижнюю челюсть. Денис, слушавший его с растущим недоумением и беспокойством, напряг ноги, чтобы вскочить, спросить про плохо ли и не надо ли врача, и независимо от ответа броситься из комнаты - хотя бы за Санией. И опять его подкосила лютая слабость, не только выкусившая ноги в районе колен, но и будто воткнувшая в нижнюю половину головы здоровенный ком горькой ваты. Денис обмер. Сил осталось лишь на то, чтобы догадаться - у Насырова болезнь заразная, и залетный казанец сейчас станет ее жертвой. И тут полегчало.

Денис обвис в кресле. Рубашка на спине и под мышками стала как заплесневевший на теле горчичник. Рот скребла полынь. Денис откашлялся и показал рукой на бутыль. Насыров, не отрывая ладони ото рта, вытащил левой рукой откуда-то сбоку широкий стакан для виски, поставил под краник и набурлил почти под самый срез. Денис дотянулся, похватил и припал. Вода была сладкой и пьяной, как глоток воздуха после нырка к шарм-эш-шейхским кораллам на двадцатиметровой глубине. Она оживляла и позволяла не думать, что с ним такое происходит и не показалось ли ему, что у Насырова в момент, когда он ставил стакан, глаза сверкнули как у кошки - изумрудным многоугольником. Денис поставил стакан другим человеком - бодрым, сильным и готовым к любым передрягам. Голова была прозрачной и ясной, а кожа звенела как струна. Даже рубашка, кажется, подсохла. А гормоны или протеин какой они туда, часом, не добавляют, подумал он рассеянно и ласково посмотрел на Насырова. Насыров наконец оторвал руку от лица, но сильно далеко решил не убирать - держал на уровне груди. Он состроил мгновенную гримасу, отчего лицо на секунду съехало куда-то вверх, как маска, но тут же вернулось обратно. А может, не протеин, а кокаин, подумал Денис, теряя значительную долю энтузиазма. И решил перехватить инициативу:

– Мне льстит такая оценка, хотя "ваш-не ваш" - не тот критерий, к которому я привык. Но в данном случае…

– Все, Денис Маратович, не могу больше, - виновато сказал Насыров. - Эта официальная оболочка… Вы позволите?

“Все-таки в баню, и с девками,” - подумал Денис и кивнул.

Насыров ответил тоже кивком, благодарным. Вытер рот рукой, сунул ладонь под подбородок и аккуратно снял лицо. Денис почувствовал, как по спине снизу вверх стремительно скользнул широкий ледяной клинок. Он вжался в кресло, пытаясь избавиться от жуткого ощущения. Пытаясь отвлечься от кошмара. Пытаясь проснуться.

Существо в кресле Насырова аккуратно положило лицо главы администрации со скальпом в ящик стола и страшно зашевелило тем, с чего это лицо сняли. Сперва был фас человеческого черепа - плосковатый, довольно точно воспроизведенный, только синий, с носом и крупными холодными глазами. Потом челюсти поехали вперед, нос - им навстречу, а лобная кость стала покатой. Существо придвинуло к себе бутыль, страшно вывернуло светло-лиловую голову на длинной чешуйчатой шее и пустило струю минералки в вытянутую зубастую пасть.

Мне в тот день впервые стыдно стало - наверное, после школы, когда меня у окошка соседской бани застукали, где Лейсан мылась. Но там все понятно, пацан, дурак. А тут здоровый лоб, столичная штучка, с академическим образованием - а сказать нечего.

Это я уже в себя пришел после переезда, начал владения изучать. Естественно, с упором на нефтянку. С НГДУ начал, потом до геологоразведки и сервисных центров добрался. По сужающей. А у "Татнефтегазсервиса" офис почти в черте города. Ну, ты был, знаешь? Нет? Все, не трогаю. Просто слушай. Ну, не слушай - да какая разница. Понимаешь, воспринимаешь - и хорошо. А как назвать, потом сам придумай, если пожелаешь. Вот. Я там до конца смены проторчал, с руководством общался. А на пролетариев времени не хватило. Ну, шофера отпустил, решил с народом вместе пройти. Вахтовый автобус тех, что подальше живет, увез. Я с остальными пешком отправился. Ну, идем, говорим за жизнь. Я с людьми говорить умею и всегда умел, честно. Сначала, значит, про как жизнь да как работа. Мне-то интересно в свою сторону народ повернуть, чтобы люди не возражали против того, чтобы под район уйти. Понятно, что это не от них зависит, но все равно поддержка трудового коллектива - великая сила. Не всегда решающая. Но когда как контрольный выстрел срабатывает, когда - ситуацию ломает.

И только я решил в эту тему выйти, мне один спец - как сейчас помню, инженер из цеха капремонта скважин и насосных установок, крепкий такой и молодой парень, можно сказать, Ильдар, если не ошибаюсь - говорит: Альберт Гимаевич, все нормально, и зарплата хорошая, и жилье есть, а живем как коровы на ферме.

Почему, спрашиваю. Потому, говорит, что вода в Аждахаеве - вы, наверно, и не знаете, весь день на работе, - течет три часа в день. Рано утром и рано вечером. И вот если мы в утреннюю смену, то все, в принципе, нормально - и сами успеваем умыться, и детей утром умыть перед школой, а вечером ополоснуть пред сном. А если вторая - то привет. Что жена в ведерки наберет, тем морду и моем. А в те же ведерки надо ведь и на готовку набрать, и на питье, да и в туалет, чтобы смывать - квартиры-то городского типа, с канализацией. Хоть нужник во дворе сколачивай. А нефть и мазут - это ведь не просто грязь. Ее смывать надо. Иначе кожа вот такая становится. И руки мне показывает. А руки - это сейчас я скажу, что это были цветы-василечки и детская опрелость. Тогда я такое только в каком-нибудь дерматологическом центре для особо запущенных мог увидеть.