Иван Аврамов - Алиби от Мари Саверни

— О том, что произошло с Тимофеем Севастьяновичем Медовниковым, вы знаете, — утвердительно сказал Лободко.

— Да, мне позвонила его дочь Илона. Это известие потрясло меня.

— У вас никаких нет предположений, из-за чего могли убить Медовникова? Понимаю, последний добрый десяток лет вас разделяло расстояние, но вы все-таки общались друг с другом — по телефону, переписка. Может, Тимофей Севастьянович дал вам понять, что над ним сгущаются тучи, что ему кто-то или что-то угрожает?

— Нет, — покачал головой Круликовский. — Ни о какой-либо реальной опасности он не говорил, никакие предчувствия его не тяготили. Он был полон своего обычного оптимизма. Олег Павлович, а почему вы именно мне адресуете эти вопросы?

— Ваши многолетние добрые отношения с Медовниковым дают мне право на это, — не очень-то убедительно ответил Олег.

— Ну, знаете ли… Это далеко не повод… Сдается мне, дело тут вовсе в другом…

— В чем же, Андрей Феликсович? — весьма натужно улыбнулся Олег.

— Думаю, что кто-то просто назвал вам мою фамилию.

— Если честно, то да, — не стал дальше таиться Олег.

— И кто же именно?

— Позвольте мне промолчать.

— Ладно… Я, в принципе, догадываюсь, кто меня изобразил эдаким всеведающим дедом…

— Очень прошу вас, Андрей Феликсович, помогите, если это в ваших силах, следствию. Наша цель — найти преступника и наказать его. Думаю, что и вам хочется того же, — искренне, взволнованно произнес майор.

— Хорошо, — хозяин, остановив взгляд на госте, задумался. В воздухе повисла тягостная пауза. Непонятно было — то ли он собирается с мыслями, то ли колеблется, рассказать о чем-то следователю или нет. Наконец Андрей Феликсович вздохнул и спросил:

— Вы когда-нибудь что-нибудь слышали о златниках, или, по-другому, золотниках?

— Нет, — честно признался Лободко. — Но, насколько могу судить, это что-то… золотое?

— Вы не ошиблись. Но продолжу — именно эти златники, по моему предположению, вполне могли стать причиной убийства Тимофея Севастьяновича. Если позволите, — Лободко тут же согласно кивнул, — я прочитаю вам короткую лекцию об этих архиценностях. Итак, златники — это золотые монеты времен князя Владимира, которые чеканились совсем недолго — ну, год, от силы два. Необходимость в них возникла по двум причинам: во-первых, в денежном обороте Киевской Руси резко уменьшилась доля серебряных дирхемов, их называли кунами, или ногатами, поскольку арабский Халифат заметно сократил их чеканку. А еще в ходу были византийские и западноевропейские монеты, но их дефицит тоже ощущался. Во-вторых, нельзя отбрасывать и такое предположение, что стремление иметь собственную, так сказать, валюту было продиктовано желанием поднять, укрепить престиж державы, княжеской власти. Ведь что такое страна, имеющая, — Андрей Феликсович улыбнулся, — не гривню, а какой-то несчастный купонокарбованец? Не очень-то настоящая страна, правда? Олег Павлович, вам интересно?

— О, да!

— Теперь о том, что представлял собой златник. Вес его колебался в пределах четырех или чуть больше четырех граммов золота. Диаметр монеты — от 19 до 24 миллиметров. Аверс ее снабжен портретом князя Владимира. На нем шапка с подвесками, которая увенчана крестом, крест властитель также держит в правой руке, левая же покоится на груди. На монете отчетливо виден трезубец — родовой герб Рюриковичей. По кругу идет надпись кириллицей: «Владимир на стол…». На некоторых златниках, впрочем, фигурируют другие слова: «Владимир, а се его злато». Реверс, то есть обратная сторона монеты, украшен ликом Пантократора, Иисуса Христа.

— Андрей Феликсович, а вы что, нумизмат? — осторожно полюбопытствовал Лободко.

— Увы, монеты и ассигнации я никогда не коллекционировал. Но нумизматикой интересовался — на теоретическом, так сказать, уровне.

— А Медовников?

— Нумизматом он тоже не был. Но понятие о ней, конечно, имел. Знаете, все эти вещи — краеведение, история, нумизматика, геральдика, генеалогия и прочее, прочее находятся на определенном стыке. Одно так или иначе соприкасается с другим. Но продолжу: златники конца десятого века-начала одиннадцатого появились на Руси вскоре после ее крещения и чеканили их древнерусские мастера, весьма искусно, замечу, чеканили. Надобно подчеркнуть, что в качестве основы, образца был взят византийский солид. Так вот, златники — вещь чрезвычайно редкая. Всего в мире было найдено одиннадцать монет, одна из них безнадежно утеряна. Из оставшихся десяти семь хранятся в Эрмитаже, одна — в Государственном историческом музее в Москве, еще по одной — в Национальном музее истории Украины и Одесском историческом музее. Любопытно, что первый златник попал в руки Григорию (Георгу-Фридриху) Бунге, с именем которого связана знаменитая первая партикулярная, другими словами, частная аптека на Подоле. Открыл ее вообще-то немец Иоганн Гейтер, или Эйстер, а дело его продолжил зять Григорий Бунге. Кстати, Олег Павлович, знаете, где располагается эта славная фармация?

— Если не ошибаюсь, где-то на улице Притисско-Никольской, — смущенно ответил майор. — Несколько раз проходил мимо, но вовнутрь не заглядывал.

— Верно! — оживился Круликовский. — Именно там! Притисско-Никольская, 7! Но мы несколько отошли от темы. Как раз Григорий Бунге и купил у некоего служивого украинца редкостную монету, которому та досталась от матери. И было это в 1796 году. Спустя годы златником заинтересовался известный в Киеве коллекционер Могилянский. Семья Бунге продала монету ему — к несчастью, замечу, потому что раритет вскоре исчез и, насколько знаю, до сих пор не найден. Ну, дорогой Олег Павлович, теперь о златниках вы знаете почти все. Схематично, разумеется. Нас с вами нумизматами назвать нельзя, но как здравомыслящие люди мы в состоянии представить, каких баснословных денег стоит одна такая монетка. А если их семнадцать? Это миллионы долларов! У вас ведь, извините, у нас в Украине цену чаще всего обозначают в долларах, верно?

— Абсолютно, — подтвердил Лободко. — А почему вы сказали — семнадцать? Их что, нашел Медовников?

— Лучше всего на этот вопрос ответит его письмо, — Андрей Феликсович поднялся из кресла, подошел к мебельной стенке и выудил с верхней антресоли обычную канцелярскую папку. Потом достал оттуда конверт и протянул майору Лободко:

— Первую страницу можете не читать, ничего интересного для себя не найдете, а вот на обороте, думаю, как раз то, что вам нужно…

«То, что нужно», состояло из одного, но весьма емкого, спрессованного абзаца. «Не поверишь, дорогой Андрей, — писал Медовников, — но на склоне лет мне улыбнулась дикая, неслыханная удача — ко мне в руки попал план месторасположения клада, спрятанного киевским дворянином Полторацким в стене одного из домов в центре Киева. И речь идет не о шейных гривнах, колтах, браслетах, чашах, перстнях или каких-нибудь арабских золотых или серебряных дирхемах. Если, читая эти строки, ты стоишь, то присядь, пожалуйста, а то упадешь и зашибешься. Андрюша, дорогой мой, речь — о златниках времен князя Владимира Красное Солнышко. О семнадцати златниках, которые схоронены в кирпичной нише. Не мне рассказывать тебе, сколько сохранилось этих бесценных монет — ты прекрасно помнишь сию цифру. План, Андрюша, весьма хитроумный, и, чую, мне придется попотеть, чтобы его расшифровать. Никто сейчас о моей находке не знает, с сенсацией я не спешу, это не в моих правилах. Скажу честно: греет мне душу, что если клад действительно существует и будет обнаружен, я принесу большую таки пользу стране и некоторым образом увековечу свое имя. Но поживем — посмотрим».

Уже ради этого фрагмента письма Медовникова, подумал майор, ему стоило приехать сюда, в Краков.

— Андрей Феликсович, искренне благодарен за то, что показали мне письмо, — взволнованно сказал Олег. — У нас появился реальный шанс распутать это весьма нелегкое дело. Вполне возможно, именно этот план искали в квартире Тимофея Севастьяновича.

Перед тем, как отдать конверт с письмом Круликовскому, майор взглянул на штемпель — из Киева письмо ушло пятого октября, в Краков прибыло тринадцатого.

— Должен сказать вам больше, — после некоторого молчания произнес Круликовский, испытующе посмотрев на гостя. — Совсем незадолго до смерти Тимофея его посетил мой сын Владислав. Передал ему привет от меня, небольшие презенты. Ну, бутылочку нашей хорошей польской водки, что-то там еще… Владек рассказал, что Тимофей выглядел хорошо, принял его гостеприимно, подавленным или встревоженным не был. Ни малейшего намека на это!

— А чем занимается ваш сын?

— Он по специальности искусствовед. Сфера интересов — новейшая живопись. Несколько лет назад открыл небольшую картинную галерею, которая, увы, влачит жалкое существование. Хороший, неглупый малый, но… шалопай. Среда, знаете ли, накладывает свой отпечаток.