Кирилл Казанцев - Волчата голодны всегда

– Смотри-ка, уже и штаны снял, – заржал Хлыст. – Если бы не я, он бы вас тут перетрахал всех.

– Ребятки, вам деньги нужны? Там у меня в серванте десять тысяч, возьмите и уходите, – обрел наконец голос Канцибер. – Я в полицию заявлять не буду. Давайте уладим все полюбовно.

– Что, на молоденьких, дядя, тянет? – приблизился к мужчине Хлыст. – А мне думается, тебе пора с этим завязывать, в твоем возрасте это для сердца очень вредно. Что говоришь? Рад бы бросить проказничать, да силы воли не хватает? Ничего, мы тебе поможем, отвадим тебя от «сладенького»…

Мужчина понял, что их появление напрямую связано с его падчерицей. Он попытался оправдаться, призывая Бога в свидетели и клянясь самым дорогим, но его никто не слушал. Хлыст дал команду, и бейсбольные биты обрушились на него, нанося ему удары в зону, свободную от брюк…

К вечеру весь город пришел в движение. Создавалось впечатление праздника, за одним только добавлением – молодежного. Именно молодежь составляла ту гуляющую массу, которая стеклась из разных уголков города к городскому Дому культуры. Атмосфера всеобщего веселья, пивной аромат и льющаяся из автомагнитол музыка хип-хопа и рэпа как-то не очень соответствовали рекламным плакатам и многочисленным растяжкам на улицах города о проведении в Доме культуры съезда свободной молодежи. Да и сам Дом культуры в красивой подсветке и иллюминации был больше похож на ночной клуб, арендованный для корпоративной вечеринки.

Георгий пришел сюда не потому, что его пригласил Николай, и не потому, что это было важное событие в городе. Он надеялся увидеть здесь Анжелу. При входе в Дом культуры Георгия попросили зарегистрироваться, а после сунули в руку бесплатную бутылку пива и программку съезда. В фойе было не протолкнуться, поскольку прибывшая молодежь разогревалась под музыку столичной рок-группы. Сладковатый запах марихуаны и тяжелый пивной дух ощущались повсеместно. Барабанные перепонки юноши грозились лопнуть, и он, спасаясь от оглушающего звука тяжелого рока, забежал в мужской туалет, который располагался в нижнем уровне здания.

К удивлению Георгия, все пространство туалета было забито молодежью обоего пола, словно съезд должен был проходить не в концертном зале, а здесь. Не успел он вступить на кафельной пол, как под его ногами заскрипела пластмасса медицинских шприцев. Приглядевшись к своим ровесникам, он понял, что туалет предназначен для употребления тяжелых наркотиков. Все было поставлено на конвейер. Стоящие в очереди в кабинки туалета, не теряя времени, засучивали рукава и отбивали себе вены. У умывальников стоял накачанный парень в окружении двух оголенных девиц, к которому подростки подходили за дозами. Парню на вид было около тридцати, и по его американскому имиджу гарлемских наркосбытчиков было видно, что он занимается этим с огромным удовольствием.

Георгий почувствовал тошноту и подошел к кабинке, в которую никто не стоял. Он рванул на себя дверку в кабинку и увидел там голую, находящуюся в наркотическом ступоре девушку. Ее левая рука была перетянута жгутом, а из вены торчал шприц, вытащить который у нее уже, видимо, не хватило сил.

Не выдержав всего увиденного, Георгий, словно идущий на нерест лосось, выскочил из туалета и стал прорываться сквозь идущую навстречу толпу молодежи. Наконец он выбежал на улицу. Забежав за угол здания, отдышался и трижды перекрестился, прося у Господа помощи, словно вырвался из самого ада.

В этот момент к центральному входу подъехал лимузин Николая, и из него в сопровождении Малахитова вышла Анжела. Георгий впился в нее взглядом. На Анжеле было очаровательное платье, туфли на высоких каблуках; волосы собраны наверху в замысловатую прическу. Словно намагниченный ее красотой, заставляя себя забыть про недавние переживания, Георгий отправился вслед за парой обратно в здание.

Выступления в фойе музыкантов уже не было, и толпа перетекла в концертный зал. О концерте напоминали лишь осколки пивных бутылок, окурки и шприцы. Георгий следовал за спинами Николая и Анжелы, пытаясь сообразить, что делать дальше.

В зале раздавался нетерпеливый крик толпы – накачанная алкоголем и наркотиками молодежь требовала начала собрания. На сцене стояли длинный стол и трибуна. За ним уже сидели представители неформальных молодежных движений – рокеры, панки, хиппи, готы и другие. К Николаю с Анжелой подбежали ответственные за организацию и проведение съезда.

– Пошли, – потянул Николай Анжелу в президиум. – Хоть один красивый человек рядом со мной за столом будет.

Анжела стушевалась, оглядывая группу приглашенных гостей. Среди них был управляющий Ника Обносов, его незаменимый адвокат Борисенков, главный ювенальный инспектор города, глава управления опеки и попечительства и еще несколько человек из администрации города. С приходом Николая вся процессия поднялась на сцену к центру стола президиума, потеснив неформальную молодежь на его края. Председательствующий на съезде адвокат Борисенков предложил регламент, согласно которому первым предстояло выступить делегатам съезда, приехавшим из других регионов страны. Один за другим выступали посланцы других городов. Они жаловались на плохую работу органов ювенальной юстиции в своих городах, которые плохо отстаивают права несовершеннолетних. Приводились примеры, когда несвоевременное вмешательство ювенальных инспекторов приводило к семейным трагедиям. Некоторые восхищались тем, как обстоят дела в Хромовске, у которого необходимо перенимать опыт.

– Как раньше на комсомольских собраниях, – донесся до слуха Георгия чей-то голос. Он оглянулся и увидел взрослого мужчину, сидящего неподалеку. – Осталось взять на себя обязательство: догнать и перегнать по количеству измордованных родителей.

– Слышь, ты, мужик, – отреагировал сидящий рядом с возмущающимся подросток, – ты чего возникаешь? Хочешь, чтобы тебя тут на куски порвали?

– Сбавь обороты, пацан, – нахмурился мужчина, доставая из кармана пиджака удостоверение полицейского. – Капитан Фролов, охрана съезда.

Возмущенный подросток недовольно замолчал. Тем временем на трибуну поднялся молодой парень с конопатым лицом. Георгий вспомнил его. Это был один из парней, с которыми он подрался, выручая того старика.

– Насилие – вот что пытаются применить вместо положенного воспитания родители, – начал обличительную речь конопатый. – Меня мой отец бил за любую провинность. Всю злобу, что накапливалась у него в течение дня, он, приходя домой, изливал на меня. Его уволят с работы – он придет домой и начинает меня бить. Устроился на новое место, а там задержали зарплату – мне опять достаются побои. Проиграет любимая команда – снова бьет. Разве так можно жить?!

– Нет! – хором понеслось из зала.

– Вот и я не смог и однажды проломил ему череп домкратом! – Он произнес это с гордостью, словно речь шла о его спортивной победе на крупном соревновании.

Зал ответил неистовым ликованием.

– Знаю я этого урода, – раздался опять голос Фролова. – Отца своего прибил, ублюдок, а теперь в омсовской банде разбойничает.

Из-за рева толпы его, кроме Георгия, никто не услышал, и это наверняка сохранило капитану немало здоровья. Между тем конопатый попросил тишины и повернулся к столу президиума, к Николаю Малахитову.

– Я должен поблагодарить председателя молодежного фонда, Николая Малахитова, за то, что он лично принял участие в моей ситуации и не допустил, чтобы меня привлекли к уголовной ответственности. В результате я был оправдан. – Он опять повернулся к залу: – А теперь я свободен, независим. У меня есть деньги, и я живу в свое удовольствие.

Зал одобрительно взревел, пустив к трибуне алкогольную волну запахов. Конопатого на трибуне сменила девушка лет пятнадцати. По ее блестящим глазам и замедленной пластике было видно, что она уже изрядно напилась.

– Мама, говорят, самое ценное, что есть в жизни, – без каких-либо вступлений начала малолетка, – только не для меня. Меня моя родная мать положила в постель к своему собутыльнику, когда мне было десять лет!

Анжела вздрогнула, услышав такое откровение девушки, невольно вспомнив своего отчима, который не давал ей прохода, и свою мать, которая встала на его сторону.

– Больше четырех лет моя мать продавала меня взрослым мужикам за деньги или за спиртное. И стала для меня не матерью, а мамкой-сутенершей. Я уже хотела вены вскрыть, но узнала про отряд молодежной самообороны, пришла в его штаб, и все в один миг изменилось. Сейчас я избавилась от ее кабалы и от нее самой раз и навсегда. Но я бы ничего не смогла сделать, если бы мне не помог Николай Малахитов, наш Ники.

Последние слова она произнесла с ласковой и игривой интонацией. Затем, подхваченная эмоциональной волной, девушка подбежала к председательствующему Малахитову и, преодолев его невольное сопротивление, поцеловала прямо в губы.