Владимир Колычев - Блатные псы

– Тем не менее это боевое оружие, – с торжествующей улыбкой глянул на него Свиблов. – И у вас не может быть на него разрешения.

– На такое оружие разрешение не выдается, – подавленно кивнул Одинцов.

– Боюсь, что мне придется задержать вас, товарищ майор, – с трудом подавляя свое ликование, сказал Свиблов.

– Вы уже провели экспертизу?

– Баллистическая экспертиза – дело долгое, вы прекрасно это знаете.

– Я не о том. Я о том, что этот пистолет может быть пневматическим… Или вы знаете, что это именно тот пистолет?

Подполковник усмехнулся, взял оружие в руку, заглянул в ствол.

– Нет, не пневматическое. И не травматическое.

– Может, у него спилен боек?

Максим буквально давил на Свиблова, пытаясь вызвать сумятицу в его действиях. И он смог переполошить его. Подполковник вдруг стал оттягивать назад затвор, даже почти его снял, но спохватился, вернул все на место и вложил пистолет в специальный пластиковый пакет.

– Прошу обратить внимание, – глядя на понятых, сказал Одинцов. – Подполковник Свиблов держал пистолет в руках, производил с ним контактные действия. Возможно, он делал это, чтобы сбить с толку следствие, чтобы потом сказать, что нечаянно удалил с оружия жировые отпечатки моих пальцев…

– Одинцов! – одернул его Саньков.

Он призывал его не устраивать здесь балаган, Максим и сам понимал, что ведет себя не совсем достойно и даже нелогично. Но все-таки он должен был цепляться за любую возможность, чтобы остаться на плаву.

– Одинцов! – повторил Саньков, строго, но вместе с тем в замешательстве глянув на него, и кивком головы показал на здание управления: – Давай за мной!

– Товарищ полковник, мы не закончили! – Свиблов резко повел рукой, как будто собирался вцепиться Максиму в руку.

– Заканчивай! А нам надо поговорить!

– Товарищ полковник, так нельзя! – Подполковник растерянно глянул на своего помощника, который суетливо заполнял протокол изъятия.

Дело серьезное, ответственное, любая оплошность могла выйти потом боком. Процесс нужно было держать под контролем, а Одинцов уходил вслед за своим начальником. Его нельзя было отпускать – вдруг уйдет… Свиблов пошел за подозреваемым, но Саньков остановился, строго посмотрел на него и жестко произнес:

– Товарищ подполковник, вы должны мне доверять!

– Да, хорошо, – окончательно сник Свиблов.

Следуя за начальником, Одинцов прошел через «вертушку» перед витринным окном «дежурной части». Слух уже молнией разнесся по управлению. Максим спиной чувствовал взгляды сотрудников – люди еще не верили в его виновность, но уже сомневались в нем. Если надо будет, тот же оперативный дежурный даст команду, и Свиблова с его помощником задержат, отберут у них вещественное доказательство. И все это будет исполнено с энтузиазмом, но потом задор пройдет, его место займет страх перед собственной глупостью. Еще и проклянут Максима, если он предложит такой вариант… Да и не предложит он ничего такого, не пойдет против закона, так что пусть Свиблов не переживает.

Саньков провел его к себе в кабинет, смахнул со стола сигареты. Выразительно глянул на Одинцова и, протянув ему пачку, спросил:

– Что происходит, Макс?

– Происходит. Подставили меня.

– Кто?

Одинцов промолчал. Не тот человек Саньков, чтобы с ним откровенничать.

– Ты говорил про Никиткина.

– Лукомора он уже подставил, вы это знаете. – Максим отвел глаза в сторону, чтобы не выдать свое предубеждение к Санькову. Он всерьез подозревал его в покровительстве Никиткину и не мог ему доверять. А еще Саньков мог спланировать подставу вместе с Фраером…

– Ну, не знаю, но есть предположение. Твоими молитвами…

– Никиткин сделал очередной ход. Хорошо, если он остановится на мне. А если пойдет дальше?

Сегодня Саньков с Фраером вась-вась, а завтра ветер переменится, под удар попадет сам начальник управления. Возможно, и подставы никакой не будет, достаточно поднять и пустить в ход компромат на Санькова. Игорь Яковлевич мужик в принципе ничего, но есть слабость – хорошо жить любит, на этом Никиткин мог его и поймать.

– Ну, если ты на меня намекаешь, то это зря, – нахмурился Саньков. – Тебе сейчас не обо мне нужно думать… Значит, знаешь ты, кто такой Прошник?

– Да, была провокация.

– Провокация?

– Игорь Яковлевич, если вы мне не верите, зачем этот разговор? Мне и без вас будет перед кем объясняться.

– А как пистолет в машине оказался?

– Хотелось бы это выяснить.

– Как?

– Сам бы хотел над этим поработать.

– Исключено, – развел руками Саньков. – Свиблов тут всех на уши поставит, чтобы тебя задержать. Я уж не говорю о том, что тебе невозможно подключиться к этому делу. В область он позвонит, мне на голову сядут. А как работать, когда на голове сидят?.. Давай не будем дело до крайности доводить. Если Свиблов решит взять тебя под стражу, не сопротивляйся. Во второй камере у нас как в гостинице, там пока побудешь…

Одинцов опустил голову, сжав зубы. Свиблов еще не принял решение, а Саньков уже согласился с ним. Или за предстоящий разговор с вышестоящим начальством переживает, или он действительно в сговоре с Никиткиным. Возможно и то и другое.

В любом случае ситуация аховая. И прежде всего виноват в ней Никиткин. Он вонзил нож в спину, а Саньков, если он с ним заодно, всего лишь укладывает Максима на лопатки. Тем более что и без него есть много желающих это сделать. Например, полковник Свиблов, которому так хочется выслужиться…

Человеческая жизнь начинается с шока – с рождения, когда в мучениях и страданиях ломишься через тернии к свету. И утро – такой же бешеный стресс. Спать хочется невыносимо, организм рвется обратно под одеяло, как новорожденный – в теплые околоплодные воды. Свернуться бы в позе эмбриона, и спать, и спать. Но суровый мир зовет, и приходится вытягивать себя из сна, собственная воля, как руки акушера, вытягивает сознание в жестко-яркий свет бытия.

Кустарев с трудом поднялся с кровати, прошел в ванную, встал под холодный душ – это его взбодрило и вытолкнуло в гостиную. Квартира у него небольшая, двухкомнатная, места для тренажеров не было, но Гриша в них и не нуждался. Если есть желание размяться, можно обойтись даже без обычного эспандера. Упал – отжался, сел – поднялся. Отжимания, приседания, прыжки на месте. Главное, делать все в быстром темпе, с полной самоотдачей. За полчаса можно задать себе настрой на целый день…

Но Грише хватило и трех минут. Он вдруг вспомнил, что у Одинцова большие проблемы, значит, нужно спешить.

Первым делом он узнал у оперативного дежурного, где находится Одинцов. Увы, но со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Жестко насел на начальника подполковник Свиблов, потребовал изолировать его от общества, чтобы Одинцов не вставлял ему палки в колеса. Как будто у Максима Львовича не было его оперов.

– Сговорились вы там, что ли? – подавляя зевок, благодушно усмехнулся оперативный.

Оказалось, что совсем недавно к Одинцову в камеру пожаловал старший лейтенант Ожогин.

Дежурный по изолятору с пониманием отнесся к рвению старшего лейтенанта Кустарева. Одинцова в управлении, может, любили не все, но не было человека, который не уважал бы его. Кто-то просто уважал, а кто-то еще и боялся…

Дверь во вторую камеру была открыта. Еще один штрих, указывающий на особое расположение к арестанту. И сама камера наводила на такую же мысль. Помещение больше походило на гостиничный номер, чем на тюремную камеру. Возможно, полковник Саньков подозревал, что рано или поздно его возьмут под белы ручки, поэтому и позаботился о соломке под задницу.

Одинцов сидел за столом. Голова и щеки гладко выбриты, в глазах бодрость, синяя рубашка, темно-серый пиджак нараспашку. Только кобуры с оружием точно нет. И Юра Ожогин здесь. Худощавый, поджарый, мощный, как племенная гончая. Взгляд спокойный, серьезный, умный, но не пытливый. Он не задавал вопросов, он просто слушал собеседника, полагаясь на его знания и опыт. Но это Юра сейчас такой спокойный. Стоит ему почуять запах добычи, как он сразу встанет в стойку – и вопросы с хищным прищуром задавать будет, и за зверем гнаться, чтобы сбить его с ног и вцепиться зубами в горло… А ради Одинцова он любого порвет…

Они как будто совещались, но между ними не бумаги шелестели, а кипяток дымился.

– Разрешите, товарищ майор!

– Как настроение, Гриша? – кивнув, спросил Одинцов, внимательно глянув на Кустарева.

– Боевое.

– Что по Караваеву?

– Да есть подвижки…

Гриша занимался ограблением на улице Горького. Человек пешком возвращался с работы, на неосвещенном участке улицы его подкараулили, ударили по голове, забрали часы, деньги. Гриша наладил контакт с местным участковым, опросил множество людей в районе. И подозрения у него появились, причем вполне реальные. Но разве Одинцова это сейчас интересует? Ясно же, что про Караваева он для проформы спросил. Он хоть и под арестом, но руку с пульса снимать не собирается.