Владимир Колычев - Шумный балаган

– А мы увезем тебя сегодня, если ты не против.

– А куда?

– Да есть одно место. Там нас никто не достанет. Переждать надо, когда все успокоится.

– Переждем. Если обижать меня не будете, – улыбнулась Катя.

– Мы?! Обижать?! – возмутился Антон. – Да за кого ты нас держишь?

– За классных ребят держу. Я вам доверяю.

Сначала они заехали к ней домой. За вещами. Она хотела собрать небольшую сумку, но набился полный чемодан. И только затем вместе с Костиными друзьями отправилась за город. Машина остановилась на въезде в небольшой рыбацкий поселок на берегу моря.

– Спасибо, братан! – Антон сунул таксисту четвертную купюру.

– Богато живете! – сказала Катя, когда машина уехала.

– Это все рыба.

– Вы тоже на траулерах ходите?

– Какие траулеры? На шаландах мы ходим, – усмехнулся Антон. – Сами по себе.

– Браконьерничаете?

– Ну да. Сезон удачный был, наварились хорошо. Дальше пешком пойдем.

– Понятно, чтобы таксист не узнал, где ваш приют, – догадалась Катя.

– И это тоже.

Она думала, что тайное пристанище находится в поселке. Но Антон и Ленька даже заходить в него не стали. Сначала по проселочной дороге, затем какими-то неведомыми тропами вывели ее на обрывистый берег моря среди лесов и гор. Отличный вид на море, уютная полянка, окруженная колючим кустарником, чуть поодаль, в буковых зарослях – небольшое дощатое строение, покрытое охапками сухой скошенной травы.

– Наша халабуда, – без особой гордости показал на него Антон. – Сами строили. Там у нас и коптильня, ну и жить можно.

Коптильня Катю не заинтересовала. Так устала, пока дошла, что не до нее. Ноги гудят, слабость во всем теле. Прилечь бы. Но крохотная дощатая комнатка не очень-то располагала к этому. Обстановки никакой – нары дощатые на несколько мест, печка-буржуйка в углу, земляной пол застлан сухой травой. Об удобствах и говорить нечего. Куда же она попала?

– Зато тебя здесь никто не найдет, – словно в оправдание сказал Антон.

– Не сомневаюсь.

Кому взбредет в голову искать ее в этой глухомани.

– Тут к морю тропинка ведет, место хорошее – накупаешься, – без всякого восторга сказал Ленька. – Ну, еще речка есть, недалеко отсюда, вода там хорошая.

Он тоже понимал, что Кате здесь не нравится. Ей бы понравилось, если бы с ней Костя был. С ним и в шалаше рай. Зато с Антоном и Ленькой спокойно. Хоть и паршивая у них лачуга, зато сами они надежные. А с Костей еще было бы надежней.

– Костю скоро выпустят.

Катя глянула на Антона так, как будто уличила его в том, что он прочел ее мысли.

– Ну ты же о нем сейчас подумала?

– О нем, – не стала отрицать она.

– Выйдет он скоро. Не станут менты его долго держать.

– Откуда такая уверенность?

– А у ментов ствола нет, из которого Костя стрелял.

– Нет. У меня искали, не нашли.

– Идиоты! Как он мог быть у тебя, если он у нас!

– У вас?

– Ну да. Я назад смотрел, когда убегал. Видел, что Костя «люггер» свой выбросил. Куда упал, не заметил. Слышал, как лязгнуло. Мы его потом под решеткой нашли.

– Ага, – кивнул Ленька. – Сначала менты искали, не нашли. Потом мы. Нам повезло.

– И где пистолет?

– В море. Новый ствол достать не проблема – мы людей знаем, деньги есть. А если что, у нас «наган» есть и обрез.

– Что вы за люди такие?

– Нормальные люди. Только жизнь у нас ненормальная, – умхыльнулся Антон. – Но мы стараемся, чтобы у нас не хуже было, чем у всех. Рыбу вот тягаем, чтобы деньги были. Зарабатываем неплохо.

– А не опасно?

– Опасно. Потому и стволы у нас. Такая вот петрушка.

– Видела я вашу петрушку. Не думала, что Костя так просто человека убить может.

– А ты не думай, Костя – не зверь. Он вообще-то добрый. Если вдруг что, по-хорошему вопрос решить пытается, да. А если не выходит по-хорошему, тогда он зубы показывает. Натура у него такая: если он взялся за что-то, то до конца идет. За тебя вот взялся. А это значит, что из-за тебя он любому козлу рога скрутит.

– В этом я уже убедилась.

– Ты не думай, Костя не убийца. Цепень сам нарвался. На Костю нельзя наезжать, он сам кого угодно раздавит. И Козыря бы завалил, из-за тебя. Не веришь?

Скажи ей Антон такое чуть раньше, она бы посмеялась над ним. Но сейчас она не могла ему не поверить. Для Кости действительно не существовало никаких преград. И ей нравились такие смелые и напористые мужчины. Костю же она обожала. Ведь он еще и красавчик. Впрочем, и Антон тоже ничего. Да и смелости ему не занимать. Катя одернула себя. Что-то не в ту сторону ее понесло.

– Верю… Костя меня в обиду не даст.

– И мы за тебя горой, отвечаю.

– И вам верю.

– А Костя скоро выйдет.

– Хотелось бы верить, но…

– Да нормально все будет, ствол же у нас.

– Свидетель есть…

– Кто? Тот козел, который с Цепнем был? Мы его к ногтю, падлу!

– Если его выпустят.

– И на тюрьме достанем.

– Есть возможности? – Катя с удивлением и любопытством посмотрела на Антона.

– Да было бы желание. А желание у нас есть. И возможности появятся.

Антону не хватало уверенности. Он понимал, что не такое это простое дело – свести счеты с заключенным. Теоретически возможно, а практически вряд ли. Зато он был уверен в том, что сделает все от него зависящее, чтобы выручить Костю из беды. И Катя была в этом уверена.

– Это здорово, когда есть такие друзья.

– Костя нам не просто друг, он – наш брат. Даже роднее. Мы за него любого уроем.

– Тогда начните с Ныркова.

– Это еще кто такой?

– Сосед мой. Еще то чмо. Я видела, он к оперу подходил. Что-то на ухо ему шептал, на меня показывал…

Следователь Семенчук не скрывал своего разочарования.

– Ну почему ты такой упрямый, Любимов? Ведь ясно же, что это ты стрелял в Кошелева.

Костя лишь пожал плечами. Если ясно, чего тогда мозги компостировать? А не ясно ему ничего. Нет у ментов «люггера», из которого он уложил Цепня. Но есть свидетели. Катя и дружок Цепня. Но те вроде бы молчат. Зато объявился один сознательный гражданин, который видел, как Костя стрелял в Цепня. И видел, и показания дал. И Костю опознал под протокол. Но не надо отчаиваться. Даже если есть для этого повод, все равно нужно держать себя в руках. Так жить легче.

– Не хочешь сознаваться, не надо. Вину твою докажем, будет суд, получишь срок – пятнадцать лет я тебе гарантирую.

– Пятнадцать так пятнадцать, – невозмутимо пожал плечами Костя.

В тюрьме тоже есть жизнь. Не такая приятная, как на свободе, но все же. Главное, человеком быть.

– Ты пойми, пятнадцать лет – это почти целая жизнь. Молодая жизнь! Сколько тебе будет, когда ты выйдешь? За тридцать! А выглядеть ты будешь на все сорок. Кому ты такой будешь нужен?

– А самому себе.

– Это ты жизни не знаешь, Любимов, потому так говоришь.

– Ну не знаю, так не знаю. Не томи, гражданин начальник. Предъявил обвинения и хватит, в камеру давай отправляй.

– Я поражаюсь твоему упрямству, Любимов! Есть состав преступления, есть свидетели. Все против тебя, а ты артачишься. Признаешь ты свою вину или нет, все равно сядешь. А так хоть пять-шесть годков скостят.

– Спасибо за совет, гражданин начальник. Только не в чем мне признаваться. Не стрелял я в Цепня.

– Значит, не будешь говорить. Что ж, тем хуже для тебя.

Следователь вызвал конвоира и распорядился отправить арестованного в камеру. Костя облегченно вздохнул. Семенчук обладал удивительной способностью действовать на нервы одним своим видом. А когда он говорил, так на тошнотики пробивало. Опер Миронов такой антипатии не вызывал. Нормальный мужик, хоть и мент. Не давил, не гнобил, короче, все в рамках. Но Миронов им уже не занимается, все дела следователю передал. Теперь Семенчук будет душу мотать.

Костю запихнули в «воронок», и через час он уже был в городской тюрьме. Нудная и тоскливая процедура оформления, ночь на «сборке», холодный душ с горячим названием «баня», после чего – общая камера.

Обычная «хата» обычного изолятора. Квадратное помещение с шершавыми стенами, шконки в два яруса, мокрое белье на веревках, сортир за фанерной перегородкой. И люди. Много людей. Человек двадцать сидельцев. Но не все шконки заняты – были свободные места.

В камеру Костя зашел уверенной, но не вызывающей походкой. Поздоровался, назвался, бросил «скатку» на свободную койку, но размещаться не стал. Дождался, когда к нему подойдет человек от смотрящего. Это был сухой и плоский как доска парень с длинным заостренным носом. Колючий, выпущенный исподлобья взгляд, пренебрежительная насмешка на тонких, изогнутых книзу губах. На груди татуировка – распятая на кресте обнаженная женщина.

Он долго и внимательно рассматривал Костю. Как будто ждал, когда он дрогнет под его угнетающим взглядом. Но Косте нечего было бояться. Он знал, что без серьезных на то причин никто ему ничего плохого не сделает. А одна из таких причин могла появиться уже сейчас – это страх перед тюрьмой, перед неизвестностью. Пугливых и неуверенных здесь не жалуют. Таких здесь обижают.