Джеймс Саллис - Гони!

Водитель приклеил к рулю один из купонов на пиццу, предварительно изобразив на нем улыбающуюся рожицу.

Он поднял глаза к внутривенным капельницам, висящим на штативах над кроватью: их было шесть. Под ними — ряд насосов. Почти каждый час их нужно перезаряжать. Один уже тревожно пищит.

— Что, очередной проклятый посетитель?

Водитель успел поговорить с дежурной медсестрой, которая сказала, что других посетителей не было. А еще она сообщила, что его друг умирает.

Док поднял трясущуюся руку и указал на капельницы:

— Видишь, я достиг магического числа.

— Что?

— Как говорили в мои институтские годы, если из тебя торчат шесть дренажей и шесть капельниц, ты уже не жилец, можешь даже не рыпаться.

— Ты скоро поправишься и будешь чувствовать себя отлично.

— Отлично — это страна, где я давным-давно не бывал.

— Надо кому-нибудь позвонить? — предложил Водитель.

Док начал чертить пальцем в воздухе. На столе лежал блокнот, Водитель подал его другу.

— Это лос-анджелесский номер?

Док кивнул:

— Моей дочери.

С платного телефона-автомата в фойе Водитель набрал номер.

«Спасибо, что позвонили. Ваш звонок очень важен для нас. Пожалуйста, оставьте свое сообщение».

Он сказал, что звонит из Феникса, что ее отец серьезно болен; сообщил название госпиталя и свой номер телефона.

Когда он вернулся, по телевизору шла какая-то мыльная опера на испанском. Смазливый, по пояс обнаженный молодой человек с трудом выбирался из болота, снимая пиявок с мускулистых ног.

— Никто не ответил, — пожал плечами Водитель. — Я оставил сообщение.

— Она не перезвонит.

— Может быть, перезвонит.

— С чего бы вдруг?

— Ну, потому что она твоя дочь.

Док покачал головой.

— Как ты меня нашел?

— Проходил мимо твоего дома. Мисс Дикинсон ждала снаружи, а когда я открыл дверь, стремглав ринулась внутрь. Если она дома, значит, и ты должен быть там. Я стал стучать в двери, спрашивать соседей. Какой-то мальчишка рассказал, что приезжали санитары и забрали тебя.

— Ты накормил Мисс Дикинсон?

— Да.

— Эта паразитка всех нас выдрессировала…

— Док, что я могу для тебя сделать?

Его взгляд переместился на окно. Он покачал головой.

— На случай, если понадобится… — Водитель протянул Доку флягу. — Я дозвонюсь твоей дочери.

— Не стоит.

— Не против, если я приду к тебе еще?

Док наклонил фляжку, чтобы сделать глоток.

— Да и это в общем-то ни к чему.

Водитель был уже почти у двери, когда Док крикнул ему вдогонку:

— А как твоя рука?

— С рукой все в порядке.

— И я когда-то был в порядке, — сказал Док. — Когда-то был.

Сукин сын начинал действовать ему на нервы.

Берни Роуз вышел из «Чайна белл», ковыряя зубочисткой в зубах, и вышвырнул в мусорный бак печенье с предсказанием. Даже если там сказана правда, кто, черт возьми, хочет знать, что с ним случится?

Сорвав приклеенный к рулю купон, он скатал его в шарик и отправил вслед за печеньем.

Пицца. Ну ладно.

Берни поехал домой, в Калвер-Сити, к старым студиям «Эм-джи-эм», ныне «Сони-Коламбия». Хесус, с гамбургером в одной руке, другой отсалютовал ему, подняв два пальца к виску, и нажал на кнопку, открывающую ворота. Берни в ответ поднял вверх большой палец, размышляя про себя, знает ли Хесус, что только что в точности воспроизвел салют бойскаутов.

Кто-то подсунул ему под дверь с дюжину рекламных листочков пиццы. «Пицца-Хат», «Мамина», «Папы Джонса», «По-чикагски у Джо», «Пицца-инн», «Роум-виллидж», «Ханки-Дори куик итал», «Пай-Плейс»… Похоже, этот сученыш обошел всю округу, собирая рекламки. На каждой он обвел в кружок слова «бесплатная доставка».

Берни налил себе шотландского виски и рухнул на диванчик с вогнутой спинкой. Рядом стояло кресло, за которое он отдал больше тысячи долларов. Оно якобы устраняло проблемы со спиной, но он терпеть не мог чертову штуку: такое ощущение, что ты зажат в бейсбольной перчатке. Купленное больше года назад, оно еще пахло, как новая машина. Хорошо хоть запах ему нравился.

Внезапно навалилась усталость.

А пара, что жила по соседству, опять принялась за свое. Берни некоторое время сидел, прислушиваясь, затем, выпив еще один стакан виски, пошел и постучал в дверь квартиры 2-D.

— Да?

Открыл Ленни — маленький, краснолицый, сохранивший младенческую пухлость человечек.

— Берни Роуз, ваш сосед.

— Да знаю, знаю. Что такое? Вообще-то я сейчас занят.

— Я слышал.

Выражение глаз Ленни изменилось. Он попытался захлопнуть дверь, но Берни выбросил руку и, упершись в косяк, не дал ей закрыться. Парень от натуги покраснел еще сильнее, продолжая тянуть дверь на себя.

Берни легко ее удерживал. На его руке обозначились тросы мышц.

Через мгновение дверь распахнулась.

— Какого…

— Ты в порядке, Шонда? — спросил Берни.

Пряча глаза, она кивнула. На сей раз по крайней мере обошлось без рукоприкладства. Пока.

— Ты не имеешь права…

Берни схватил соседа за горло:

— Я человек терпеливый, Ленни, и стараюсь не вмешиваться в дела других. Мне кажется, что у каждого из нас своя жизнь, верно? И право на то, чтобы его оставили в покое. Так вот, сижу я в своей квартире уже почти год, слушаю все, что здесь творится, и думаю: «Эй, ведь он же мировой мужик, он все уладит». Ведь ты же все уладишь, правда, Ленни?

Берни согнул руку в запястье, заставляя соседа кивнуть.

— Шонда — замечательная женщина. Тебе повезло с ней, повезло, что она до сих пор тебя терпит. Повезло, что тебя терплю я. У нее есть веская причина терпеть: она тебя любит. А у меня нет ни одной причины.

«Ну и глупо», — внутренне поморщился Берии, вернувшись к себе и налив еще один стакан виски.

В соседней квартире стало тихо. Диванчик с вогнутой спинкой, как всегда, манил прилечь.

Он что, забыл выключить телевизор? Берни совсем не помнил, чтобы вообще его включал, однако тот вовсю показывал одно из новомодных шоу-судов. Образы судей были сведены к карикатурам (резкий, саркастичный выходец из Нью-Йорка, техасец с неимоверным акцентом), а участники процессов либо отличались редкостным слабоумием, либо были столь невежественны, что сами не понимали, что творят.

И еще от одной вещи устал Берни.

То ли изменился окружающий мир, то ли он сам… Как будто его отправили куда-то на космическом корабле, а он, совершенно к этому не готовый, только делает вид, притворяется настоящим обитателем корабля. Все как бы подешевело, обратилось мишурой и пустотой. Нынче покупаешь стол — получаешь сосновую пластиночку толщиной в одну восьмую дюйма, наклеенную на фанеру. Выкладываешь штуку с лишним за кресло — и не можешь усидеть в нем ни минуты.

Берни знал довольно многих «сгоревших» — ребят, которые вдруг начинали недоумевать по поводу того, что и зачем они делают. По большей части они вскорости исчезали: либо теряли бдительность, и их убивали те, кого они ловили, либо же принимали смерть от своих собственных людей. Берни не считал себя «сгоревшим». И уж точно таковым не был этот водила.

Пицца. Он терпеть не мог гребаную пиццу.

Хотя, сказать по правде, довольно остроумный ход — подложить все эти рекламные проспекты ему под дверь.

В детстве Водителю на протяжении целого года, или ему так казалось, снился один и тот же сон. Сидит он на окошке дома, а первый этаж находится где-то в восьми футах от земли, поскольку дом построен на холме; внизу, прямо под ногами, медведь. Зверь старается дотянуться до мальчика, достать до оконной рамы, и через некоторое время, не преуспев и расстроившись, срывает тюльпан или ирис с клумбы перед домом и съедает его, и снова норовит добраться до Водителя. В конце концов медведь рвет очередной тюльпан и с задумчивым видом предлагает его мальчику. В тот самый миг, когда Водитель начинал тянуться за цветком, он всегда просыпался.

Все это было еще в Тусоне, когда он жил у Смитов. У него тогда был лучший друг — Герб Дэнзигер. Герб помешался на машинах, чинил их у себя на заднем дворе и делал неплохие деньги, причем более серьезные, чем получал отец — охранник и мать — помощница медсестры. У него вечно стоял какой-нибудь «форд» сорок восьмого или «шевроле» пятьдесят пятого года — капот поднят, рядом на дерюге разложена добрая половина внутренностей. У Герба был толстенный справочник по ремонту автомобилей, но Водитель не помнил ни одного случая, чтобы друг туда заглядывал.

В первый и последний раз Водитель подрался в школе, когда во дворе после уроков к нему подошел местный громила и сказал, что не стоит водить дружбу с евреями. Водитель едва ли когда-нибудь задумывался о том, еврей Герб или нет, но еще меньше он понимал, почему данный факт должен кого-то трогать. Громила обожал давать людям по ушам щелчки средним пальцем. Когда он попытался проделать то же самое с Водителем, тот на полпути жестко перехватил его руку своей; потом потянулся другой рукой и очень аккуратно сломал парню большой палец.