Инна Тронина - Отторжение

План работы на день окончательно утверждали после доклада секретаря. Иногда я ошибался и автоматически называл Светлану Оксаной. Просто потому, что совсем недавно у меня в гостевом помещении проживало целое семейство из Москвы. Самая старшая сестра сидела в приёмной. Та, что помладше, была уборщицей. Именно её и заменила мадам Ульянова. Были ещё два маленьких брата, но они никем не работали.

Привёз я их из Москвы четверых, а уезжали уже пятеро. Моя бывшая секретарша родила дочь. Ребёнка нужно было регистрировать по месту прописки матери — в Москве. За это время Оксана обещала решить, стоит ли возвращаться в Питер. Может, надо устраивать свою судьбу в столице, если получится. Сказать честно, я скучаю. Мне не хватает «пяти олимпийских колец». Такое прозвище дали весёлой семейке в фирме, потому что имена всех пятерых начинались на букву «О».

Конечно, Оксана не была бы собой, если бы не попросила у меня какое-нибудь задание — на время вынужденного простоя. Она категорически отказалась от всякой помощи и пожелала получать деньги только за работу. Младших детей она держит строго, хоть и самой только исполнилось девятнадцать. И постоянно внушает им мысль о недопустимости халявы — в любом виде. И так получилось, что их семья сейчас работает на мою фирму — в полном составе.

Для этого дела требовались дети — как можно больше. Слежка за домом на Дружинниковской улице в Москве не должна была открыться раньше времени. А поскольку нужный дом находился недалеко от Звенигородки, где жило семейство Бабенко, можно было прогуливаться там с коляской сколько угодно. Что мои посланцы и делали — каждый день по два раза.

Одна из бандитских групп устроила явку в доме 11-а, где помешался магазин «Мишель». Сначала встречались непосредственно в торговом зале, а потом сняли над магазином квартиру. Теперь вот семейство Бабенко и болтается там подолгу — и с коляской, и без. Конечно, их подменяют и другие наблюдатели. Но всё равно ребята — молодцы. Кроме Оксанки, все малолетки. Но им пришлось рано повзрослеть. В октябре прошлого года они остались круглыми сиротами. Тогда же выяснилось, что Оксана ждёт ребёнка…

— Шеф, у вас в приёмной дама сидит. Уже час, наверное, — сообщил Бобков тоном дежурного первоклассника.

— Какая дама? — удивился я.

Неужели так равно явилась клиентка? Значит, дело важное. Возможно, что срочное. Тогда она должна хорошо заплатить. Если Бобков её не знает, она здесь никогда не бывала.

— Пиковая! Роковая женщина — сразу видно. Даже дрожь по позвоночнику…

Цели её визита охранник знать не мог. Первичный опрос осуществляла Светлана в приёмной. Там клиенты, как правило, и дожидались меня. Агенты теперь здесь не появлялись — в целях безопасности. Их принимали в деревянном лахтинском домишке. А там, где раньше обитало семейство Бабенко, теперь жила Светлана с дочерью Марьяной. Ребёнка не брали в детский сад до достижения трёх лет. В яслях малютка непрерывно болела, из-за чего Светлана лишилась прежнего места — в кассах «Аэрофлота». Оставалось дождаться конца октября и с лёгким сердцем отдать Марьяну в младшую группу.

Девчонка тихонько возилась в дальнем углу приёмной — одевала куклу «Барби» в бальное платье. Я привёз ей куклу со всем гардеробом. Моя дочка Лёлька уехала в интернат при элитарной дошкольной гимназии. В куклы она вообще не любила играть, но зато бегать с пистолетами и автоматами обожала. В интернате Лёльке так понравилось, что она не хотела уезжать и на выходные.

Дети в гимназии уже перезнакомились, и сейчас приступили к занятиям. Предметов было навалом, но Лёлька не жаловалась. И я был доволен — меньше времени останется на шалости. Пусть занимается аэробикой и учит языки — всегда пригодится. А внешностью её и так Господь не обидел.

— Пиковая дама? Старуха, что ли? — удивился я.

Как правило, пожилые люди мою фирму не жаловали, а меня называли рвачом.

— Да нет, лет тридцать пять.

— Что она сказала? — Я понятия не имел, кто это может быть.

— Говорит, что по личному делу. Не клиентка, а просто знакомая.

— Опиши её. — Мне стало совсем интересно.

— Рослая, яркая, эффектная. В китайском плаще нежно-изумрудного цвета. Внешность восточная. И фамилия на то же указывает…

— Она представилась? — Я уже узнал женщину. — Инесса Шейхтдинова?

— Да, именно! — обрадовался Бобков.

— На ней чёрные леггинсы и португальские туфли под крокодила?

— Точно!

— Она на машине? Ты показал, куда поставить?

— Да, на кремовой «восьмёрке». Загнали её на парковку, под навес.

— Ладно, иди, — разрешил я. — Тебе сейчас сменяться.

Бобков козырнул и быстро выбежал из коридора. А я отправился своей дорогой, прикидывая, что потребовалось Инессе Шейхтдиновой. Николаевой она так и не стала — несмотря на то, что вышла замуж за моего друга Сашка. Просто так, от скуки, она сюда не поедет. Значит, случай серьёзный.

В приёмной меня ещё не замечали, и потому разговаривали громко, свободно.

— Вот и загубили государство, потому что ещё двадцать лет назад плевали на безопасность!

Мадам Ульянова — в синем халате, галошах и резиновых перчатках — стояла посреди помещения. Около её ног, как живая, отдыхала «Ровента». Приёмная благоухала бактерицидным шампунем. Листья пальм покачивались от ветра — Светлана тоже открыла окно. Под одним из этих экзотических деревьев и сидела Инесса Шейхтдинова. Светлана Ружецкая несла свою вахту за секретарским столом.

— Вы думаете, за что меня в психушку засадили?

— И за что? — спросила Светлана.

Мадам Ульянова выставила редкие зубы, а густые брови свела на переносице. Она была женщина крепкая, ширококостная, кудлатая, крашеная хной. Двигалась всегда стремительно, рассекая воздух выставленным вперёд правым плечом. Кривоватыми ногами она впечатывалась в паркет, в паласы и в линолеум. Казалось, под напором её бешеной энергии рухнут перекрытия, лопнут стёкла и провалится крыша. Потом выяснилось, что ей, физику по образованию, с трудом удалось освоить моющий пылесос. Девчонка Липка с ним справлялась играючи.

— Со мной в коммунальной квартире жил недобитый власовец! Я это точно знаю, хоть он и еврей был. Я всё разузнала о его прошлом. Он служил у немцев карателем, стрелял коммунистам в затылки. А после войны притаился. Ему удалось скрыться, а я решила вывести негодяя на чистую воду. Света, что бы вы сделали на моём месте?

Инесса молча шевелила пальцами бусы. Светлана растерянно кусала губы.

— Ну, в органы сообщила бы… Наверное, в КГБ. Это ведь не милицейское дело.

— Вот именно — в КГБ! — Мадам Ульянова сдёрнула с рук резиновые перчатки. — И каков результат? Ноль!

— Неужели? — удивилась Инесса.

— Представьте себе! Я попала на приём к лицу, ответственному за розыск военных преступников. Принесла ему пули…

— Какие пули? — испугалась Света.

— Те, что сосед в туалет подкидывал!

— А когда это было? — поинтересовалась Инесса.

— В семидесятых годах. Потом в милиции порох из них высыпали, составили протокол. Мне велели немного в коридоре подождать…

— Может быть, он патроны подкидывал? В пулях пороха не бывает…

Я выглянул из-за дверного косяка и заметил, что на руке Инессы нет обручального кольца.

— Ну, патрон, какая разница! Не в том суть. Они все уже были связаны круговой порукой! И гитлеровцев покрывали на самом высшем уровне… — Мадам Ульянова сунула перчатки в карман.

— И чем дело кончилось? Вам не поверили?

Светлана разыскивала что-то в ящиках стола. Со времени гибели мужа она ещё больше похудела, несмотря на рождение ребёнка. Высокая, круто завитая блондинка в синем брючном костюме и в белом блузоне, с широким обручальным кольцом на левой руке, она выглядела больной, измождённой. Светка рассказывала, что за сутки до гибели мужа потеряла кольцо, и нашла его только на девятый день.

— Не только не поверили, а вызвали психиатрическую «скорую помощь»! — Уборщица расхохоталась и хлопнула себя по коленям. — Прямо из коридора в дурдом забрали. А у меня дома пятилетний Володька. Муж уже сбежал к тому времени. Ладно, подруга забрала сына к себе, помогла, а иначе… Вот где корни нынешнего беспредела — там, в застое! Не прислушивались к сигналам, верили липовым справкам. В психушки сажали, кого не следует. Теперь, пожалуйста, над всеми бывшими райкомами — власовские флаги! Они победили. Одна радость — Финкельштейн не дожил. Помер пять лет назад от инсульта.

— Вам сказали, что он не был власовцем? Проверили это дело, или просто так вас забрали?

Инесса то и дело смотрела на часы. Видимо, она ждала меня с большим нетерпением.

— Сказали, что он, наоборот, политработником был на фронте. Имеет кучу наград. В плен никогда не попадал. Но всё это ложь, понимаете? Наглая ложь! Я через стенку слышала, как они с женой шептались…