Владимир Константинов - Страх

— Как смешно! — презрительно фыркнула она.

Я взял в руку чемодан, перекинул через плечо дорожную сумку и направился к двери. У порога остановился, оглянулся. Марина стояла, скрестив на груди руки с видом оскорбленной добродетели. «Что ей от меня было нужно?» — спросил я себя, но не смог ответить на этот вопрос.

— Прощай, дорогая, но финэм рэспице (не забывай о конце), — сказал и покинул квартиру.

— Скатертью дорога, паяц! — донеслось до меня последнее «напутствие» Марины.

Может быть кого-то интересует, что послужило причиной нашего разрыва? Причины, как таковой, не было вообще. Просто в последнее время мы с Мариной совсем перестали понимать друг друга. Впрочем, оглянувшись назад, я не могу с полной уверенностью сказать, что такое понимание у нас когда-нибудь было вообще. Увы, увы! Просто прежде я был хомо беспечным, шлепал по жизни веселыми ногами, а в голове вспыхивали сплошные фейерверки. Такой я больше устраивал Марину. Она могла снисходительно ко мне относиться и унижать (причем, заслуженно) при каждом удобном случае, демонстрируя отменные моральные качества и высокие принципы. Есть люди, для которых это становится панацеей, смыслом жизни. Марина — из таких. В первый раз она ушла от меня налегке именно поэтому — знай мол наших! Во второй нашей попытке — склеить то, не зная что, мы с ней как бы поменялись ролями. Меня дернуло за язык поделиться с ней своими мыслями о сути бытия и прочем, что как-то объясняет наш приход в этот мир, как и уход из него, опосредует опыт наших предшественников. В эти два года я много над этим думал и, смею заверить, пришел в довольно оригинальным выводам. Однако, после того, как я поделился всем этим с Мариной, наша жизнь превратилась в пытку средневековой инквизиции. Любое мое слово вызывало в ней глухой протест, а замечание — взрыв эмоций с непредсказуемыми последствиями.

А сегодня… Сегодня я просто задержался на работе. Только и всего. Но Марину, естественно, такое объяснение никак не могло устроить. Ей нужна была эмоциональная разрядка, и она её нашла, обвинив меня во всех смертных грехах, начиная от «вопиющей невнимательности» к собственной жене, попрании её прав и свобод, и кончая — очередной «изменой» с очередной пассией, длинноногой и востроглазой. По её твердому убеждению, я едва ли не содержал подпольный гарем юных жриц любви со спелыми грудями и всем прочем. Марина хотела оправданий. Я же терпеть не могу оправдываться, особенно тогда, когда оправдываться не в чем. В конце-концов она указала мне на дверь. Все остальное читатели уже знают. Короче, «все это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Однако, печальный опыт — тоже опыт, и не следует им пренебрегать. Вот именно. Теперь в объятия Гименея я просто так не дамся. Для этого нужны очень веские побудительные мотивы. Диэс диэм доцент (следующий день является учеником предыдущего). Или. по-русски говоря — «на ошибках учимся». Может быть, там, в будущем, мне больше повезет в брачно-семейных отношениях. Кто знает, кто знает.

В расстроенных чувствах, но с легким сердцем, я покинул квартиру, с некоторых пор превратившуюся для меня в камеру пыток, и направился к своему другу Роману Шилову. Хорошо, что ещё существуют друзья, к которым можно постучаться в любое время суток. С Ромой мы вместе заканчивали юрфак Томского университета, даже какое-то время работали в одной желтой газетенке. Правда, он — по заданию органов, а я — по собственной глупости. Этот стокилограммовый дитя природы сейчас трудится старшим оперуполномоченным в Управлении уголовного розыска, но, несмотря на серьезную должность, продолжает оставаться наивным и добродушным представителем сибирской флоры и фауны.

У Романа было помятое лицо, а в глазах — детское удивление. Такое впечатление, что он напрочь заспал мой образ, и теперь лихорадочно вспоминает, что за злодей заявился к нему, разбудив среди ночи. Я решил ему помочь.

— Рома, это я — твой друг Андрюша Говоров. Неужто не вспомнил?

— А ты это… Ты откуда?

— Из дома вестимо. Вернее сказать — из бывшего дома.

— Как это? — Глаза Романа сделались ещё более наивными. С такими, вероятно, появляются не белый свет.

— А так это. Марина предъявила мне ультиматум: или я оставляю ересь и вольнодумство, становлюсь законопослушным мужем и тогда получаю возможность безвозмездно пользоваться её имуществом, или получаю свободу, но расстаюсь со всем остальным. Я выбрал последнее. И вот я здесь, молодой и красивый, не обремененный никакими долгами и обязательствами. Есть ещё вопросы, гражданин начальинк?

— Шутишь?! — недоверчиво проговорил Шилов, отчего-то оглядываясь себе за спину, будто опасался, что на той стороне могут неправильно понять мою «шутку».

— Что случилось? — раздался ровный и бесстрастный, как глас Всевышнего, Тамарин голос.

— Да вот тут… Андрюша говорит, что разошелся с Мариной, — униженно, как бы оправдываясь, ответил мой друг. — Шутит должно быть.

— А почему ты его держишь на пороге?

— Ой, действительно! Я как-то не того… Прости, Андрюша! — смутился Роман, отступая вглубь коридора.

— Здравствуй, Андрей! — Тамара подошла ко мне и по-мужски крепко пожала руку. — Ты действительно с Мариной?

В шелковом халате, похожим на амазонку, туго перетянутом в талии поясом, с гладко зачесанными волосами и розовым лицом, Тамара походила сейчас на богиню Диану, только-что принявшую омовение после соколиной охоты. Тамара принадлежала к тому типу женщин, кто выглядит одинаково великолепно в любое время суток.

— Увы! — развел я руками. — К сожалению или к счастью, но это так. Вот ты ответь, Тома, что будет если из точки «А» и точки «Б» по одному и тому же пути выйдут два локомотива навстречу друг другу?

— Да ну тебя к лешему, — рассмеялась Тамара. — Вечно ты со своими аллегориями. Я не знаю, что там случилось с локомотивами, а то, что ты правильно сделал — это знаю наверняка. Все шло к этому.

Я уже давно отметил, что в отношениях Тамары и Марины засквозил легкий норд. В последнее время они лишь терпели друг друга, притворяясь подругами.

— Спасибо за поддержку. Приятно осознавать, что у моего лучшего друга такая умная жена. Завидую я тебе, Рома, белой завистью. Вы с Тамарой в спарке тянете состав семейной жизни в одном направлении. Мне с этим здорово не повезло.

— Ничего, у тебя ещё есть время, — успокоила меня Тамара.

Роман лишь кивнул, влюбленно глядя на жену. Когда говорила она, он превращался в благодарного слушателя, принимая все её слова как истину в последней инстаниции.

— Ты думаешь? — с надеждой спросил я.

— Уверена. Найдем мы тебе «локомотив» для спарки. — Она весело подмигнула мужу.

— Гы-гы-гы! — глупо засмеялся тот.

— Спасибо вам, ребята, за поддержку. Она в наше суровое время многого стоит. Дум спиро, спэро (пока дышу, надеюсь).

— Вот, вот, дыши, — усмехнулась Тамара. И, немного подумав, добавила: — Пока.

— Гы-гы-гы! — вновь поддержал её Шилов.

— А тебе, Тома, не кажется, что он у тебя начинает потихоньку диградировать? — кивнул я на друга.

— Нет, у него внешность обманчива, а так он очень сообразительный.

— Ты его почаще выводи к людям.

— Спасибо за совет. Я обязательно им воспользуюсь.

— Намылю шею, — предупредил меня Роман и продемонстрировал свои внушительные кулаки, один вид которых вызывал уважение к их обладателю.

— Ты голоден? — спросила меня Тамара.

— Не то слово.

— Тогда пойдем на кухню.

Плотно накормив, Тамара уложила меня спать на диване в большой комнате, где я тут же благополучно уснул, едва добравшись головой до подушки. Проснулся от чьего-то прикосновения. Открыл глаза. В окне маячил рассвет, а надо мной огромной черной тенью статуи командора нависал мой друг, тормоша за плечо.

— Тут это… Тут мой шеф. Тебя. — Он протянул мне телефонную трубку.

У меня неприятно засосало под ложеской. Странно, зачем это я такую рань понадобился Рокотову. Уж не случилось ли что с Мариной. Взял трубку.

— Здравствуйте, Владимир Дмитриевич!

— Привет, герой! А Иванов телефон разбил, тебя разыскивая.

— А что случилось?

— Убийство воровского авторитета Степаненко по кличке Бублик. Убийство не совсем обычное. Собирайтесь. Через полчаса мы с Сергеем Ивановичем за вами заедем.

— Хомо пропонит, сэд дэус диспонит, — тяжко вздохнул я.

— Чего это ты опять?

— Человек предполагает, а бог, в смысле, начальство, располагает.

— Вот именно. Ты правильно понимаешь жизнь, и это обнадеживает, — сказал Рокотов и положил трубку.

Мы с Романом стали собираться.

Ночью случилась гроза, шумная, неистовая, какая бывает в Сибири в зените лета. Мощные раскаты грома разбудили Эдуарда Васильевича. Спросонья он первое время ничего не мог понять. Подумал, что где-то идут военные учения или что-то в этом роде. Но вот комнату озарила новая вспышка молнии, а через несколько секунд загромыхало.