Андрей Федоров - Двенадцать обреченных

— Итак? Ты ломал замки у Смуровых в квартире?

— Я.

— Почему ты собрался брать квартиру? Слышал, что дочери говорили, что туда не поедут? Вчера вечером?

— Да. Я слышал.

— Как погиб Скоков? Тот, что пришел вслед за тобой?

— Он… хотел сломать сейф…

— Врешь! Ты сломал замок у сейфа.

— Да. Он меня застал.

— Ты был вооружен?

— Детский пистолет… У него была такая коробка… он сказал, что там деньги, что мы разделим.

— И что случилось?

— Он открыл коробку и кинул ее в меня, а я тут же кинул ее в сейф и выскочил. Мне только ногу зацепило.

— И никто не пришел на шум?

— Никто.

— А почему ты влез сюда? Ты слышал, что они не приедут сегодня вечером?

— Да.

— И что же ты за слухач такой?! А? Это не у тебя я случайно видел, по-моему, звуковой такой телескоп? Направленный микрофон? Не подтвердишь?

— Подтвержу.

— Он где?

— Здесь. На моей даче.

— Ты мог, значит, слышать с двухсот метров, о чем Смуровы говорят в гостиной здесь, вон в прихожей, да почти везде? Так?

— Да. Мне один офицер… капитан загнал его. Он два лимона взял.

— Любопытный ты мужик. Ты же мог слышать и видеть, кто убил бабку вот из того дома. Видел?

— Да. Борис Смуров.

— Конечно. А чего ментам не сказал? Хотел небось Борьку шантажировать, пока не узнал, что его убили. А теперь смотри-ка сюда. Роялю видишь вот эту разбитую? Не вспомнишь, что ты перед самым взрывом слышал?

Привидение задумалось. Вопросы задавать оно опасалось, поэтому думало долго. Потом сказало:

— Играли на рояле. Потом взрыв.

— Вот! А теперь имей в виду, что все, о чем мы говорили, пошло на магнитную ленту вот в эту коробочку. На всякий случай. Саша, свяжи его крепко. Нам пора сматываться. Я сейчас только схожу на второй этаж…

На втором этаже я приник к тому заветному ящичку, куда Борис сунул вчера нечто поспешно написанное. Ключа у меня не было, поэтому я сначала снял со стены кривой ятаган (к счастью, настоящий) и взломал ящик. Достал конверт. В ящичке еще были деньги, их я не стал брать…

Внизу, в гостиной, Сашка довольно профессионально связал привидение. Даня со знанием дела, правда, в основном собственным подолом (задирая юбку до пупка), а главное, совершенно напрасно, стирала отпечатки наших пальцев (предполагаемые) с дверных ручек, подоконника, выключателя…

— Дуем, банда! Уходим огородами! Может, на самое последнее место действия, может, спать… к Яблоковой.

— Опять бежать?

— Немножко, Даня! Это финиш!

Мы отправились вверх по склону, по проселку, по последнему пути Бориса вчера утром. Мы оставили дачу с привидением темной, потому что это могло на какое-то время затруднить действия милиции и мы выигрывали, может быть, пять-шесть минут.

— Объясняй, — повелел Сашка, подпрыгивая вместе с побрякивающей на ухабах машиной, — как ты узнал насчет царапины, рояля и прочего. Ты не хуже Пуаро!

— Не успею, уже подъехали. Смотрите сюда. Вон канава, а подальше гребень из коробок и канистр.

Наши фары открывали перед нами целый серебряный остров: сотни отражений в пластиковой таре рассыпались вокруг, и могильными памятниками среди звезд смотрелись футляры от супертехники.

— Помойка новых русских?

— Верно, Саша, а коттеджный их поселок вон там, за лесным мысом. Туда и поедем.

— А здесь?

— А здесь вчера нашли убитого Бориса Смурова. Убит из «ТТ» в правую затылочную область, пистолет лежал тут же. Тело — в канаве, почти целиком засыпанное бутылками и коробками. И многим известно было, что каждый день в это время, то есть через полчаса после смерти Бориса, подъезжает из поселка техника и очередную канаву заваливают мусором. То есть труп мог черт-те сколько пролежать под этими коробками…

— Они ежедневно меняют телевизоры и видаки? — спросила Даня.

— Да нет, наверное. Но строятся и въезжают новые, самые новые русские. О том, что Борис выехал именно сюда, знал вот тот «шкелет» с царапиной на спине. Он вообще много чего слышал и видел. Он сообщил, что Борис поехал по проселку, и менты двинулись следом. Нашли труп до появления новой партии тары.

— Все! До меня дошло! — заявил Сашка. — Борька застрелился сам. Только вот отпечатки на пистолете…

— Предположим, если он хотел создать впечатление, что его убили, то убийца мог стереть свои отпечатки и приложить его, Борисовы, мертвые пальцы. Частый прием. И он стрелялся прямо в канаве, под грудой коробок, уже почти ими засыпанный. Он не мог знать, что менты приедут почти тут же.

— Почему он застрелился? — спросила Даня. — Потому что он сумасшедший?

— И поэтому тоже, но не только… Саш, езжай теперь к поселку богачей, там, я слышал, асфальтовое шоссе к Москве, а перед ментами у нас фора не больше получаса. За полчаса мы успеем добраться и раствориться в толпе.

— Тот хмырь с царапиной мог по звуку определить, куда мы поехали.

— Все равно, пока раскачаются, да еще темную дачу будут обкладывать и брать.

— А мы к Яблоковой?

— Да. Домой я звонить боюсь.

— Значит, вчетвером? Таня с Даней и Саша с Андрюшей?

Мне еще надо было прочитать, что там понаписал Борис. А мы огибали ряды коттеджей, сиявших уютными «долларовыми» огнями. Шоссе действительно оказалось тут же, под колесами…

— Рассказывай, рассказывай!

— Про «шкелета»! — поддержала Сашку Даня.

— Тут несложно. Я случайно видел, когда осматривал дачу, вчера, еще при Борисе, что сосед, он там за двумя палисадниками, вроде бы далеко, в слуховом окне стоял, держа в руках очень характерную трубочку. Я это взял машинально на заметку. Потом, когда Бориса уже не стало, я вспомнил, что сосед этот как раз как-то сразу сказал, куда Смуров поехал, словно всю дорогу следил за ним… А в квартире у Смуровых я во второй спальне, когда все осматривал, видел на пыли следы от локтей и коленей. И от брюха. И понял, что прятался, лежал под кроватью, во-первых, длинный, под два метра, во-вторых, очень трусливый гражданин. Да еще он там за острый завиток пружины спиной задел, на витке кровь и клок зеленой рубашки или куртки. И я тогда же решил, что полезет в квартиру такой трус, только если знает точно, что там нет никого. А потом Даня подтвердила, что он был, да убежал перед моим приходом. А отсюда опять же вывод, что некто слышит (звуковой телескоп!) все, о чем дочки и зятья Смуровых говорят, знает, что их не будет ночью в квартире, и знает, что их не будет сегодня на даче.

— И у него — царапина! Все совпало. А как же с роялем?

— С роялем сложно. Я до конца не уверен, но, по-моему, Борис придумал своими долгими одинокими ночами, как убить всех, кто соберется у Худур одиннадцатого на день рождения. У него, если хорошо поискать, на даче можно целую оружейную мастерскую найти, что-то и он умел. Да, я понял. Он изготовил такую же мину из гранаты (ну и запас у него «Ф-I» и «РГД»), но рычаг мог выпасть из корпуса, только если молоточки били по клавишам в определенной последовательности. У Худур же была специальная мелодия для дня рождения. Спеть?

— Нет, — сказал Сашка, — въезжаем в город. Пока, видишь, все нормально.

— Конечно, проще дистанционный взрыватель, но на то он и вычурный шизон. Мол, под «личную» мелодию вознесемся в небеса. Вот скелет с царапиной (кстати, мы так и не узнали, как его зовут) и услышал сперва мелодию, а потом взрыв. Сообщить ментам он ничего не мог, у него этот направленный микрофон военного происхождения отобрали бы. А Худур своему другу алкашу хотела похвалиться песенкой, посвященной лично ей. И преждевременно вознеслась.

— Борис знал, что ты это понял?

— Вероятно. И Борис знал, что я понял, где был взрыв, что я догадался — он лжет. Борис знал, что соседка, которую плохо расспросили следователи, видела — никто гранату в окно не кидал. И грозилась разоблачить. Во всем тут кривая, но логика. Вы же не знаете, что я сегодня прочитал о Смурове в карте в диспансере. Он спятил очень давно. Он считал, что все мы распространяем о нем слухи, сплетни, дразним его, издеваемся, а временами он желал смерти себе и своим близким, как существам проклятым и ущербным.

Сашка затормозил:

— Последнее дикое место. Лопата у меня в багажнике.

Мы, копая по очереди, очень быстро вырыли яму, бросили туда (кроме револьвера) все оружие и патроны. Закопали.

— Что с нами сделают? — спросила Даня.

— Револьвер Чацкой я верну. А больше ничего не было. Я защищался от Чацкой, потом от скелета. Он же ножом грозил. Тебе, Даня! Или забыла? У Сашки никакого обреза не было. Это скелет все врет. Мы разве кого-нибудь убили?

— Нас на даче Смуровых могли в окна увидеть.

— Подоконники высокие. А на дерево едва ли кто рискнул. Весь допрос со стрельбой шел минут десять. А остальное — как есть. Всех троих нас пытались взорвать. Мы должны были защищаться. Не жалобы же участковому писать?