Евгений Сухов - Токсичная кровь

— Это сакситоксин? — с трудом разлепил я губы.

— Да, — ответила Лариса. — Вы совершенно правы. — Она снова с интересом посмотрела на меня: — А вы очень смышленый молодой человек. В смысле, были смышленым…

Она взяла ложечку варенья и, отправив его в рот, отхлебнула чаю. На ее лице было написано полное довольство собой. От выражения этого лица у меня и правда табунами побежали по телу мурашки. Вот так, спокойно и благостно чувствовать себя, убивая человека и следя за тем, как он мучается? Почему же она не отравила до смерти свою тетушку Аделаиду Матвеевну Гаранину, черт побери!

— Откуда у вас этот яд? — кривя рот и губы, спросил я.

— Места надо знать, — усмехнулась Лариса. — Но вам я отвечу: я купила его в одном из московских институтов микробиологии.

— А деньги дал Депрейс? — догадался я.

— Ага, — кивнула Лариса. — Но план отравить тетушку, спрятав ее среди других нескольких десятков отравившихся молочными продуктами, — мой. Я его от начала и до конца придумала. Красивый план, вы ведь не станете спорить, правда?

— Правда, — выдавил я из себя.

— Я ведь хотела, чтобы никто даже и предположить не мог, что все эти люди, что попали в измайловские больницы, отравились просто за компанию с моей теткой. Ну а что: острое пищевое отравление молочными продуктами. По жаре такое случается, и нередко. Или это все можно будет списать на происки конкурентов, которым магазин «Изобилие» встал как кость в горле. Это на случай, если на упаковках дырочки от иглы шприца будут обнаружены. Но вы — догадались. Скажите, где я прокололась?

— В принципе нигде, — сказал я и попытался встать, но лишь дернулся всем телом.

— Что, уже руки-ноги не слушаются? — с интересом посмотрела на меня Лариса. Но я промолчал. — Говорите, вы еще это можете. Как вы вышли на меня?

— Записи с видеокамер магазина, — прошептал я.

— А что записи с видеокамер? Лица-то вы не видели и не могли видеть. Я изучила расположение этих камер досконально. И как я вкачивала сакситоксин в продукты — тоже не должно быть видно. Ведь не видно, так?

— Так, — выдохнул я. — Но у всех трех девушек, которых зафиксировали камеры… была одинаковая… моторика движений. И я предположил, что это вовсе… не три разных девушки, а одна… Которая… просто меняет парики и… переодевается в другую одежду. — Я дышал так тяжело, словно только что взобрался на высоченную гору.

— Ну, это было только ваше предположение, не более того, — констатировала Лариса. — А дальше?

— Я разговаривал с девушкой Депрейса… — Меня стало клонить набок, но я все же нашел в себе силы, чтобы держаться прямо.

— Какой девушкой? — встрепенулась Лариса.

— Это совсем неважно, — поднял я на нее помутневшие (как мне казалось) глаза.

— Да какая для вас сейчас разница, что важно, а что нет?! — в гневе воскликнула Лариса. — Говорите, что за девушка?

— Ее зовут Светлана, — не сразу ответил я. — Она рассказала мне, что ее мужчина, некто Виктор Андреевич Депрейс, пытался купить у Аделаиды Матвеевны две гравюры первой половины семнадцатого века… известного голландского живописца Геркулеса Сегерса. А потом я увидел вас вместе с Депрейсом возле клиники на Верхней Первомайской. Он привез вас на своем «Мерседесе». Вот картинка и составилась…

— Понятно, — процедила Лариса. — А зачем вы пришли ко мне?

— Чтобы убедиться, что вы виновны.

— Убедились?

— Да, — прошептал я, судорожно глотая воздух. — Скажите, а почему… не умерла Гаранина?

Лариса недоуменно уставилась на меня:

— Сама голову ломаю, — после недолгого молчания ответила она. — Я ей влила в молоко такую же дозу, как сейчас вам. Вы через несколько минут… откинете копыта, а она, блин, совсем здоровехонька. Ну, пронесло ее, стошнило несколько раз, и все. — Лариса покачала головой и добавила возмущенно: — Чудо прям какое-то…

Я захрипел и стал судорожно хватать ртом воздух. Потом уронил голову и затих.

Лариса встала из-за стола, выключила диктофон и вытащила из него кассету. Потом я услышал хруст, который означал, что она сломала кассету и достала пленку. А потом, очевидно, сожгла эту пленку в раковине, поскольку несколько раз чиркала спичками.

— Вот и все, умник, — сказала Лариса, подходя ко мне и щупая мой пульс. — Надо же, жив еще, — хмыкнула она и стала меня обшаривать. Когда сунула руку в мой карман, где лежал другой включенный диктофон, отнюдь не доисторический, как кассетный «Панасоник», я резко схватил ее за запястье и поднял голову.

— Ч-черт! — в испуге отпрянула от меня Лариса.

— Да не пугайтесь уж вы так-то, Лариса Маликовна, — четко произнес я, поднимаясь из-за стола. — А вот за варенье и, главное, за признание — огромное вам спасибо.

Я достал диктофон и, перемотав на начало, включил. После паузы в несколько секунд из динамика диктофона послышался ее голос:

— Это вы?

Затем мой:

— Я. Разрешите войти?

Раздался звук открываемой входной двери. Есть, однако, в Главном следственном управлении спецы, умеющие открывать дверные замки квартир без помощи ключа.

Лариса повернулась на этот звук и увидела Володьку Коробова.

— Всегда на связи! — сказал я ему, поднимая в приветствии сжатый кулак. — Но пасаран!

— С-сволочь! — обернулась ко мне Лариса и занесла руку, чтобы ударить меня или, не дай бог, выцарапать мне глаза, которые, по ее плану, должны были уже подернуться дымчатой пустотой. Я перехватил ее руку и с силой сжал ее.

— Гражданка Темирзяева, — подошел к нам Володька. — Вы арестованы и обвиняетесь в убийстве двух человек и в покушении на убийство еще двадцати шести. — Коробов посмотрел на меня и поправился: — Двадцати семи человек. Попрошу пройти с нами.

Оперативник надел на запястья Ларисы наручники и повел ее к выходу.

— Поздравляю с раскрытием дела и с изобличением преступника, — сказал мне Володька, принимая от меня диктофон.

— А я поздравляю тебя, — ответил я и вздохнул. Вздох получился судорожным, словно мне не хватало воздуха…

Весь этот день я мучился вопросом: почему же Аделаида Матвеевна не отошла в мир иной, получив смертельную дозу яда сакситоксина? Конечно, человеческий организм по-разному реагирует на попадание в него токсинов. Кто-то получает отравление, а кто-то и не почувствует ничего. Но не до такой же степени! Гаранина вовсе не похожа на Илью Муромца, которого не так-то просто сбить с ног даже тяжеленной металлической булавой. Не похожа она и на старца Григория Отрепьева, которого не брал цианид. Почему же она отделалась только пищевым отравлением, когда должно было наступить мощное паралитическое отравление, которое вызвало бы неминуемую смерть?

С этим вопросом я обратился к Володьке. У них в Главном следственном управлении есть специалисты, которые знают все. Ну, или почти все.

Коробов выслушал мой вопрос и обещал перезвонить. Сделал он это уже в восьмом часу вечера…

— Как ты? — поинтересовался он, как мне показалось, дежурно.

— Благополучно, — ответил я.

— Ну что, мы тут изучили историю болезни твоей Гараниной, — загадочно начал Коробов.

— И что? — быстро спросил я.

— А то, что эта твоя Аделаида Матвеевна страдала какой-то особой и редкой формой гипертонии, при которой, в частности, применяется сакситоксин. Как лекарственное гипотензивное средство.

— Какое-какое средство? — переспросил я.

— Ги-по-тен-зив-ное, — по слогам повторил Володька. — То есть средство, понижающее давление. Например, возьмем клофелин. Кого-то он может вырубить, а кому-то расширить сосуды и понизить артериальное давление. Понимаешь меня?

— Выходит, старушка осталась жива только потому, что страдала особой формой гипертонии? И яд сработал для нее как лекарство? — поразился я такому неожиданному выводу.

— Подействовало, как слишком много выпитого лекарства, что и вызвало отравление, — добавил Володька.

— Ну, дела! То есть не было бы счастья, да несчастье помогло, — хмыкнул я.

— Получается, что так, — сказал Коробов.

— Везучей оказалась старушка-то.

— Ну, может, ей еще и не пора туда, гдехорошо и спокойно, — заметил Володька.

— Может, — согласился я. — Она ведь еще не исполнила миссию, возложенную на нее покойным супругом.

— Ты насчет гравюр этого Геркулеса? — догадался Коробов.

— Ага. Похоже, пока она не завещает эти гравюры в дар музею Пушкина, смерть ей не грозит.

— Так, может, ей потянуть с этим даром? — предположил Володька. — Глядишь, и проживет дольше…

— А как там девица-отравительница поживает? — поинтересовался я после недолгой паузы.

— Дает признательные показания, — ответил Володька, — и пытается все свалить на этого Депрейса. Будто бы это он уговорил ее отравить тетушку. Даже угрожал ей. Дескать, если бы она не послушала его и не исполнила, что он ей приказывал, он бы ее убил…