Ростислав Самбук - Миллион в сигаретной пачке

– Вам, а не нам, – не удержался Хаблак.

– А между тем, все не так уж и сложно, – продолжал Коренчук. – Вместо детской одежды реализуют дефицитные женские кофточки или костюмы. К тому же с импортными ярлычками.

– И эти кофточки производят на той же фабрике?

– Да.

– И продают по государственным ценам?

– Конечно.

Хаблак стукнул себя кулаком по лбу.

– Какая же выгода Чугаеву?

– Очень просто. Из десяти килограммов шерсти можно изготовить, допустим, десять детских костюмчиков. И десять женских кофточек. Костюмчик стоит недорого – двадцать тысяч – государство заботится о детях. Кофточка – сорок. По документам делают костюмчики, в действительности же изготовляют и реализуют кофточки. С каждой единицы продукции – двадцать тысяч чистой прибыли.

– Действительно, просто, – согласился Каштанов. – Но почему так сложно поймать воров за руку?

– Фабрика производит тысячи костюмчиков и тысячи кофточек. И отправляет их через базы сотням торговых точек. И лишь в нескольких прибегают к комбинациям: подменяют документы, а деньги кладут в свои карманы.

– Так… – понял Хаблак. – И неизвестно, в каком магазине вместо костюмчиков продают кофточки.

– В принципе да, – согласился Коренчук. – Но есть еще один нюанс. Не знаю, известно ли Чугаеву или нет, но допускаю, что делают это без его ведома. По крайней мере, Хмыз поступал так. К дефицитной кофточке из цеха Чугаева пришивался импортный ярлык – товар из-под прилавка еще дороже.

– Но ведь они, нахалы, осторожные, – сказал Хаблак, – у них две-три торговые точки, и попробуй их найти!

– Не забывайте про общественность, – возразил Коренчук. – С помощью нашего актива узнаем, в каких именно магазинах есть выпущенные трикотажной фабрикой кофточки, проследим, чем торгуют в магазине, и точно установим, что именно такими-то кофточками. А вечером проверим документацию, подсчитаем выручку. Выясним, что, согласно накладным, здесь продавали не кофты, а детские костюмчики, и выручка должна составить такую-то сумму. Значительно меньшую, чем в действительности. Разница такая-то – ловим воров с поличным.

– Гениально! – восхитился Хаблак. – А все гениальное всегда просто!

Операция «Кофточка», как в шутку назвали ее Хаблак с Коренчуком, началась через шесть суток. Около полудня Коренчук с помощью дружинников установил, что женские кофточки, похожие на те, что были у Высоцкой и продавщицы магазина Хмыза, нашли в торговых точках на Сырце и Оболони. Первой заведовал Федор Иванович Сидоренко, второй – Аркадий Семенович Зельцер. Магазин Сидоренко взяли на себя Хаблак с Коренчуком, Зельцером занялись выделенные им в помощь двое сотрудников ОБХСС.

Кофточки имели большой успех. Начали продавать их после обеденного перерыва – сразу возникла очередь, и за два часа все были распроданы. Коренчук успел приобрести одну. Вышел из магазина, осмотрели с Хаблаком – импортного ярлыка не было.

– Не зарывается, – сказал Коренчук. – Этот Сидоренко – не Хмыз: осторожнее и хитрее. В случае чего у него – ажур. Накладные именно на эти кофты, голыми руками его не возьмешь.

– А если он и правда ни в чем не виноват? – усомнился Хаблак. – Вечером сдаст всю выручку за кофточки – и будь здоров!

– Сомневаюсь. Установлено, что Чугаев выпускает этих кофточек, учитывая производственные мощности предприятия, совсем мало. Для того, чтобы были дефицитными и чтобы сразу же раскупали. Для них фактор времени – важнее всего. Моментальная комбинация с документами в трех-четырех магазинах, где надежные люди. Две точки мы прикрыли, оставили еще две – бьюсь об заклад, что мы сегодня этого Сидоренко вытащим за ушко да на солнышко. За час до закрытия магазина у них инкассация, тут ему и конец.

…Хаблак с Коренчуком прошли в магазин за инкассатором. Тот был предупрежден – незаметно кивнул и вошел в директорский кабинет. Выдержав небольшую паузу, Коренчук последовал за ним. Хаблак остановился возле кассы. Предъявив кассирше удостоверение, приказал запереть кассу и идти в подсобку.

Дальше все происходило очень просто. Быстро подсчитали сданные магазином деньги, сняли кассовые остатки и обнаружили в сейфе Сидоренко лишних четыре миллиона рублей. Директор не успел уничтожить накладные на кофточки – у него в столе лежали документы на несуществующие детские свитеры и костюмчики и на реализованные женские кофточки.

Все было настолько элементарно, что на первом же допросе в тот же вечер оба директора (а в магазине на Оболони все повторилось с фотографической точностью) полностью признали свою вину и назвали соучастников: начальника цеха Чугаева, бухгалтера фабрики, выписывавшего фальшивые накладные, и экспедитора, с помощью которого эти накладные вместе с товарами доставляли в магазины. Вечером и ночью нескольким оперативным группам пришлось хорошенько потрудиться, обыскивая квартиры этой пятерки, после чего всю компанию доставили в камеру предварительного заключения. На рассвете Хаблак с Коренчуком, производившие обыск на квартире и на даче Чугаева, встретились с Каштановым. Полковник координировал действия всех групп, не спал тоже ни минуты и, когда капитан с лейтенантом вошли в его кабинет, как раз наливал в стакан крепкий чай. Добавив немного кипятку, предложил:

– Угощайтесь. По-моему, только этого вам и не хватает.

Коренчук, не говоря ни слова, принялся наливать себе чаю, а Хаблак спросил:

– А не найдется ли у вас кофе?

– Может быть, еще и с пирожными? – прищурился Каштанов.

– Нет, – твердо ответил Хаблак. – Пирожных не надо. Но от печенья я бы не отказался.

Каштанов вытащил из ящика письменного стола большой кулек с печеньем, и не магазинным, а домашним. Измерил Хаблака взглядом с ног до головы и достал коробку растворимого кофе. Хотел что-то сказать, но зазуммерил селектор.

– Товарищ полковник, – прозвучал в кабинете хрипловатый голос дежурного по управлению, – к вам просится из камеры предварительного заключения задержанный Сидоренко. У него какое-то срочное сообщение.

– Прикажите доставить, – согласился Каштанов. Он медленно размешал сахар в стакане, со смаком отхлебнул и похвалил: – Смешаны три сорта: индийский, цейлонский и грузинский. Лучший в мире чай.

И все же Хаблак насыпал себе целых три ложечки кофе, растер его с сахаром, после этого залил кипятком и сказал:

– Не могу утверждать, что лучшее в мире кофе. Лучшее пил в Грузии. По-турецки.

Коренчук не терял даром времени: допил, обжигаясь, стакан и налил еще один. Несколько утолив жажду, спросил:

– Что нашли у тех?

– Много, – ответил полковник неопределенно. – Но меньше, чем у Хмыза.

Коренчук подул на чай и равнодушно, будто речь шла о карманном воришке, заметил:

– Хищение в особо крупных размерах. Статья…

– Знаем, – не очень вежливо перебил его Хаблак. – Ты лучше скажи вот что: почему этот Сидоренко попросился сюда?

– Элементарно. Догадывается, чем все это пахнет, и попытается хоть как-то спасти свою шкуру. Теперь они начнут рвать друг другу глотки.

Сидоренко – маленький невзрачный человечек с грушеобразной головой. У него было вялое, нездорового цвета лицо, лоб разрезали глубокие поперечные морщины, все лицо было удлиненное, нос нависал над верхней губой, щеки впали, а маленькие уши были словно приклеены к черепу. К тому же нос у Сидоренко был красный, не алкоголический – с синими прожилками, а будто хозяин его страдал неизлечимым насморком – мягкий и мокрый.

Сидоренко шмыгнул носом, вынул из кармана не очень свежий платок и заговорил удивительным для такого немощного тела твердым и громким голосом:

– Прошу запротоколировать мое заявление, отметив, что делаю его сам, по собственной инициативе, не зная даже, в чем меня обвиняют. То есть добровольное признание…

– После того, как были пойманы с поличным в магазине, и мы нашли у вас столько денег? – не сдержался Хаблак.

– Семь миллионов двести тысяч, – кивнул Сидоренко. – Но деньги в основном не мои. Половина – чугаевские.

– Считаете три миллиона шестьсот тысяч пустяком?

– Это как для кого… – Сидоренко, презрительно поморщившись, объяснил: – Я пришел, чтобы дать показания. Честные и откровенные. О том, как был вовлечен в преступную шайку, как сбывал левый товар, произведенный матерым преступником Чугаевым…

– А себя вы преступником не считаете? – как-то добродушно спросил Каштанов.

– Повторяю: я был вовлечен. Слаб человек, что поделаешь, обстоятельства бывают сильнее людей… Надеюсь, это мое заявление вы приобщите к делу и оно будет фигурировать на суде… Я раскрою весь механизм чугаевских операций… Учтите, Чугаев совратил меня, опутал своими сетями… Каштанов посмотрел на Коренчука.

– Прошу запротоколировать сообщение Сидоренко, – приказал. – А вы, капитан, пока можете пообедать.

Хаблак вернулся в кабинет полковника через час. Перед Каштановым лежала раскрытая папка, а в ней единственная бумажка. Хаблак сразу сообразил: новое дело.