Наталья Берзина - Полоса препятствий

Сердце почти не беспокоило, и после обеда Никита отправился гулять по лесу. Казалось бы, пение птиц, прыгающие с ветки на ветку белки, сам бор, пронизанный солнечным светом, – все это должно было успокаивать, настраивать его на благодушный лад, но он вспомнил, как гулял по этим тропинкам с Юлией, как любовался ее чудесными глазами, как прикасался к ее руке, и в груди сладко щемило. Почему она убежала? Теперь не хочет его видеть! Что же пошло не так? Никогда раньше Никита так не тосковал по женщине, с которой провел всего лишь одну ночь. Он долго бродил по лесу и никак не мог дождаться вечера, чтобы позвонить Юлии.

Как ни странно, Юлия подняла трубку почти сразу.

– Да? – услышал он чуть задыхающийся от волнения, такой родной голос.

– Добрый день, Юлия! Я вас от чего-то отвлек?

– Нет, просто мы с Андрюшкой только что вошли. Я как раз отпирала дверь, когда зазвонил телефон. Я так рада, что вы позвонили!

– Взаимно! Ну, как там ваш сын? Хорошо отдохнул?

– Нет слов! Он в таком восторге! Просится еще! Андрюшка так загорел! Вырос! Такой парень – не узнать! Вы подождите минуту, я дверь запру.

Никита поймал себя на том, что глупо улыбается во весь рот. Он слышал в трубке какие-то звуки, приглушенный голос Юлии, звонкий детский голосок ее сына и безумно хотел оказаться сейчас рядом с ними. Подхватить их обоих на руки, закружить, подбросить до потолка худенькое тельце ребенка, услышать его счастливый смех.

– А вот и я! Все! Отправила Андрюху мыться с дороги и могу спокойно с вами разговаривать, – весело отрапортовала Юлия. – Как вы? Уже отошли от перегрева?

– Что? Да, вполне. Сейчас бродил по лесу, там, где мы с вами ходили, и вспоминал наши прогулки.

– Из-за этого у вас такой печальный голос? Разве вы так и не нашли себе других развлечений?

– Даже не пытался, Юля. Я все время думаю о вас. Безумно хочу вас снова увидеть.

– Никита, дорогой, зачем вам это? У меня ребенок, и я далеко не красавица. Подумайте хорошенько. Мы вам не подходим.

– Юля, это не та тема, чтобы обсуждать ее по телефону.

– А может, ее вообще не обсуждать? Давайте лучше оставим все как есть. Хотя такого друга, как вы, мне, конечно, терять не хочется.

– Вы думаете, что я подхожу только на роль друга?

– Вы считаете, что этого недостаточно?

– Я хотел бы уточнить, в каком смысле вы использовали слово «друг»? В нынешнем или же в классическом?

– Разумеется, в классическом! Поймите, Никита, мне не нужен любовник!

– А муж?

– Что вы хотите сказать? Вы предлагаете себя в качестве мужа?

– Да, именно это я вам и хочу предложить.

– Я не знаю, что вам ответить. Мне нужно подумать. Вы же меня совершенно не знаете!

– Ошибаетесь, Юлия, я знаю о вас вполне достаточно, чтобы предложить вам руку и сердце. Все зависит от вас!

– Никита, давайте отложим этот разговор. Я совершенно не готова вам что-либо ответить. Ваше предложение попросту ошеломило меня. Извините. Нам обоим необходимо серьезно подумать. Мне кажется, когда вы узнаете меня поближе, вы не станете столь опрометчиво делать такое предложение.

– Через неделю я возвращаюсь в город. Мы с вами встретимся и все обсудим.

– Прошу вас, Никита, еще раз все взвесьте, прежде чем начинать этот разговор. Кстати, я вместе с сыном уезжаю на выходные за город, вернусь только в воскресенье вечером. До свидания.

– Хорошо, я это учту! – чуть напряженно сказал Никита.

Юлия положила трубку, а Никита, покопавшись в карманах, достал сигареты и, позабыв о запрете врача, закурил.

Прошел почти месяц с того дня, когда вместе с участковым он приехал для серьезного разговора с бывшим другом.

Табличка на двери гласила: «Заместитель главного санитарного врача Морозов Вячеслав Сергеевич». Никита вошел решительно, без стука. Просторный кабинет, залитый солнечным светом, современная офисная мебель. Огромный плоский монитор компьютера на столе. Уютные кожаные кресла. Сам хозяин, вальяжный, сыто выглядящий, в отлично сидящем на нем, до хруста накрахмаленном белом халате.

– Здравствуй, Славик! Не ждал меня? А я вот решил к тебе с другом заглянуть! Знакомься, старший лейтенант Борисевич, следователь. Ты не против, Славик, если мы зададим тебе несколько вопросов, пока в неофициальной обстановке?

По мере того как Никита говорил, хозяин кабинета, прямо на глазах, терял лоск и уверенность в себе. Словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух, он сник и, казалось, даже уменьшился в размерах. Участковый тем временем, подыгрывая Никите, прошелся по кабинету, провел кончиком пальца по корешкам папок с документами, аккуратными рядами выстроившихся на стеллаже, и независимо развалился в одном из кресел.

Никита, выдерживая паузу, уверенно подошел к столу, развернул стул спинкой вперед и взгромоздился на него верхом, будто собрался скакать в сабельную атаку на уже морально подавленного, сломленного противника. Вячеслав Сергеевич, сжавшись в кресле, вдруг закричал:

– Ты ничего не докажешь! Это только твоя вина! У тебя нет ни свидетелей, ни улик!

– Что ты говоришь? А мужики, которых ты споил, спровоцировав несчастный случай? Ты знаешь, что на твоей совести жизнь человека? – очень тихо, но зловеще прошептал Никита, приподнимаясь со стула. – Именно тебе и придется за это отвечать! А Володенька ответит за все остальное!

– Нет! До него ты никогда не доберешься! Ты все равно разорен! Уже ничего нельзя изменить! Завтра к тебе явится проверка от нас, а уж мои дамы найдут у тебя столько огрехов, что закроют твою контору на счет раз! – все громче кричал Морозов.

– Послушай, Славик, за что ты меня так ненавидишь? Я что, тебе где-то дорогу перешел? – спокойно спросил Никита.

– А разве нет? На тебя еще в школе все девчонки обращали внимание! Ты знаешь, почему мне Галка на выпускном отказала? Из-за тебя!

– Славик, опомнись! У меня не было ничего ни с Галкой, ни с другими! И, кроме того, это же было сто лет назад. Нам было по семнадцать! После этого уже прошла вся жизнь!

– Ну и что?! Даже теперь ты успешен и независим! А я?! Я прозябаю в этом кабинете. Не могу ничего себе позволить, потому что нахожусь на государственной службе! Скажи, почему ты можешь ездить на «мерседесе», а я не могу показать даже краешек того, чем обладаю? Где справедливость? Скажи?

– Славик, разве не каждый сам выбирает свой путь? Ты сделал выбор, чего на других пенять?

– Нет, Никита, я раздавлю тебя! Не оставлю от тебя мокрого места! Неужели ты до сих пор не понял, что ты жалкий выскочка! Ноль без палочки! То, что тебе повезло и ты нахапал деньжищ, – это просто случайность, нелепая несправедливость! Я всегда был лучше тебя, умнее, хитрее, изворотливее. Ведь по сути своей ты как был, так и остался тупым солдафоном. У тебя же только одна извилина, да и та от фуражки! – уже не сдерживаясь, кричал Славик.

– Ты все сказал? – тихо спросил Никита. – Да!

– Жаль, что так получилось. Я считал тебя своим другом. Теперь ты, Славик, – мой личный враг! Это не ты меня разорил, это я тебя раздавлю, как слизняка. Запомни! – спокойно и твердо сказал Никита. – Пошли, лейтенант. Нам здесь больше делать нечего.

Только в машине участковый поинтересовался, что собирается предпринять Никита.

– Он очень непрост, мой бывший школьный друг. Но я найду на него управу. Уверен, при таких амбициях у него рыльце в пушку. Думаю, что накопать на него компромат не составит большого труда. Запущу сыскарей, сколько бы это ни стоило.

Славик тогда испугался. Причем по-настоящему. В том, что Никита не бросает слов на ветер, он знал не понаслышке, еще бы, даже в школьные годы именно Никита всегда вставал на защиту довольно робкого Славика. Жили они в одном дворе, вместе ходили в школу, учились в одном классе. Дружили? Трудно сказать. Славику в то время было выгодно иметь надежную защиту. Потому и лебезил перед более сильным и решительным Никитой. Старался быть ему полезным и в то же время люто ненавидел. Хотел стать таким же, как он, и не мог. После школы их дороги разошлись. Никита поступил в Рязанское военное училище, а Славик в медицинский институт. Он уже тогда твердо знал, чего хочет в жизни. Вот только так случилось, что особыми талантами он не обладал, потому и вышел из института рядовым терапевтом. Наверное, так бы и прозябал он в районной поликлинике, если бы не встреча с тогдашним негласным хозяином города.

Он-то и посоветовал молодому врачу переквалифицироваться. Прислушавшись к совету, Славик перешел работать в санэпидемстанцию. Денег это поначалу не принесло, но то, что произошло дальше, для многих стало шоком.

Госторговля стала быстро разрушаться, а на ее обломках восторжествовал частный капитал. Государство тут же ответило целым рядом запретов и ограничений. И настало время Вячеслава Морозова, в ту пору уже заместителя главного санитарного врача. Именно он осуществлял контроль над исполнением указов и приказов. Взятки Славик брал осторожно, все больше подставляя главного врача. Неудивительно, что посадили в тюрьму именно главу санэпидемстанции. С приходом нового главного Славик ненадолго поумерил аппетит. Но вскоре, после нескольких посещений знаменитой морозовской баньки, главный начал брать, да притом так, что даже Славик застонал. Но одного не знали главные врачи – что к ним попадали предприниматели в лучшем случае средней руки. Главные кормильцы, крупные оптовики несли мзду лично господину Морозову. Документы он оформлял без проволочек, но, главное, его интересовали только деньги, а что касается товара, то Морозова он совершенно не волновал. До поры это вполне устраивало поставщиков, но со временем положение изменилось. Чтобы удовлетворить спрос, необходимо было поставлять вполне доброкачественные продукты, а взятки все равно приходилось давать. Не только потому, что так уже было заведено, просто ни одна непроплаченная партия не могла поступить в оборот. Морозов лично следил за товаропотоком. Незаметно он сам настолько изучил и рынок, и спрос, что впору стало самому заниматься поставками и торговлей. Мешало одно обстоятельство – он был госслужащим и поэтому не имел права заниматься предпринимательством.