Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Погонин Иван

– Франков?

– Помилуйте! Рублей. И два процента вам, за содействие.

– Я постараюсь быть вам полезным, ваша светлость. Я сегодня же телеграфирую господину барону. Но мой хозяин теперь носится между двумя нашими столицами, и телеграмма будет долго его искать. Мне придется ждать ответа, снимать номер, а я несколько стеснен в средствах.

Герцог усмехнулся и направился к сейфу. Когда он повернулся спиной к Кунцевичу, чиновник для поручений аккуратно, двумя пальцами, взял бокал герцога и опустил его в свою шляпу-котелок, накрыв сверху перчатками.

Через два часа Кербер положил перед Кунцевичем несколько еще влажных фотокарточек, на которых были изображены отпечатки пальцев герцога.

– Вот-с.

– Отлично. Отправим их и господину Лебедеву, и в парижскую Дирекцию розысков моему другу Жюлю Себилю. Его светлость на Песецкого не похож, во всяком случае, если судить по фотографической карточке последнего, поэтому вполне может быть доморощенным мазуриком. А все-таки мелочный он человек. Хотел меня на 250 рублей нагреть! Когда он сумму в двадцать шесть тысяч франков озвучил, я тут же их в рубли перевел и сразу понял, что они с Энгельгардом на десять тысяч нашими договорились.

Пальчики герцога нашлись в картотеке российского тюремного ведомства. Под личиной владельца замка Виттенштоль скрывался ранее неоднократно судившийся Моисей Пейсахов Заславский, мещанин города Новомосковска Екатеринославской губернии. Почти год назад господин Заславский бежал с каторги, где отбывал наказание за разбойное нападение, и посему с лета прошлого года находился во всеимперском розыске.

Мартен Легран, следователь городской прокуратуры Ниццы, был еще совсем молодым человеком. Он внимательно выслушал Кунцевича и обещал оказать ему полное содействие как в аресте Заславского, так и в улаживании всех дипломатических и юридических формальностей.

Кунцевич попрощался было со следователем, но вдруг остановился в дверях:

– Скажите, месье Легран, а не случалось ли за последние несколько месяцев на территории подведомственного вам района убийств, до сих пор не открытых?

– Знаете, в Ницце убийств происходит мало, и почти все они очевидны – убивают у нас в основном либо в пьяной ссоре, либо из ревности. Обычно мы отыскиваем убийцу в день совершения преступления. Поэтому за весь текущий год неоткрытым у нас числится только одно насильственное лишение жизни.

– Не могли бы вы мне рассказать, при каких обстоятельствах оно произошло?

– Я и сам бы хотел знать. Сначала никто из нас не подозревал, что это убийство. Видите ли, у нас во время сезона обязательно несколько человек потонет, в основном из числа туристов – наши ребята и плавают отменно, и купаются редко, им в сезон не до водных процедур. Обычно утопленник несколько дней болтается в море, пока его или не прибьет к берегу, или не вытащат сетями рыбаки. Но о самом факте утопления полиция узнает в тот же день, когда оно происходит – нам об этом сообщают друзья или родственники утопшего, ведь редко кто отдыхает на курорте не в компании, да и купаются все в людных местах. Поэтому я немного удивился, когда в августе, по-моему, двенадцатого это было, мне сообщили об обнаружении рыбаками трупа неизвестного – ведь о самом несчастном случае нас в известность никто не ставил. Я прибыл на берег и удивился еще больше – труп был не в купальном костюме, а в самом обычном. Вскрытие показало, что бедняга был убит точным ударом какого-то острого тонкого предмета, предположительно шила, прямо в сердце, кроме того, на трупе было обнаружено множество кровоподтеков и ссадин. Личность погибшего так и не была установлена. Я велел земле его не предавать. Он до сих в прозекторской нашей больницы, заморожен. На днях я все-таки хотел дать разрешение на его захоронение – уж очень дорого обходится эта заморозка.

– А разве при погибшем не было документов?

– Его карманы были пусты.

– А нельзя ли мне с моим коллегой осмотреть тело?

– Сделайте милость. Вот только… Лицо у него сильно рыбами попорчено.

Дактилоскопировать труп не представилось возможным – его пальцы тоже пострадали и от рыб, и от морской воды.

– Дактилоскопия, конечно, дело хорошее, но и старый добрый бертильонаж еще рано списывать в архив, – сказал Кербель, доставая из своего саквояжа необходимые инструменты. Через пятнадцать минут священнодействий он выдал заключение: – Господин надворный советник, сообщаю, что все произведенные мною измерения тела неизвестного мужчины полностью соответствуют данным, содержащимся в антропометрической карточке мещанина города Лодзи Ежи Станиславова Песецкого, сорока шести лет. Кроме этого, совпадают и приметы. Совпадает ли цвет глаз, сказать не могу, в связи с отсутствием таковых. У меня все.

После того как Кунцевич раскрыл свою личность и показал Заславскому телеграмму из Департамента полиции и разыскной циркуляр, вся спесь с бывшего герцога слетела.

– Душу облегчить не желаете, Моисей Пейсахович? Об убийстве Песецкого рассказать не хотите ли?

– Вы что, ребе, чтобы я вам исповедовался? И о каком убийстве какого Песецкого вы говорите?

– Я понимаю, что улик у нас нет и что без вашего чистосердечного признания мы на вас убийство Песецкого не повесим…

– А раз понимаете, так чего об этом разговоры разговаривать? – перебил чиновника Заславский.

– Да нет уж, давайте поговорим. Вам нравится во Франции?

– К чему этот вопрос?

– Здесь очень приятный, мягкий климат, не находите? Гораздо лучше, чем в Сибири. А уж тамошнюю и здешнюю зимы и сравнивать нельзя! А зима не за горами. Вы только представьте: мороз, ветер, кандалы, этап, каторжная тюрьма, а потом – какая-нибудь деревня Кукуево в Туруханском крае, где вы много лет будете сходить с ума от тоски.

Заславский закрыл глаза и затряс головой:

– Хватит! Замолчите! Грешно издеваться над человеком, находящимся в полной вашей власти.

– Я и не думал над вами издеваться. Я просто попытался напомнить вам то, что вас ждет. Прошу извинить, если картина получилась слишком яркой. Но нарисовал я ее отнюдь не для того, чтобы над вами издеваться. Я хочу подсказать вам в обмен на откровенный рассказ про манускрипт, как всего этого избежать.

Заславский смотрел на сыщика недоверчиво:

– Ну и как же?

– Да очень просто. Вы признаетесь в убийстве Песецкого, после чего французские власти приостанавливают вашу экстрадицию. При умелой защите за это убийство вы получите максимум лет пять, которые проведете не на сибирском морозе, прикованным кандалами к тачке, а во вполне комфортабельной здешней тюрьме. Ну а за пять лет в отечестве нашем много чего может измениться. Глядишь, манифест какой выйдет или другое послабление, или срок давности истечет.

Заславский задумался. Наконец, перебрав в голове все относящиеся к нему статьи Уложения о наказаниях, Устава уголовного судопроизводства и Уголовного кодекса Французской Республики и просчитав все варианты, улыбнулся:

– Спасибо за подсказку, господин сыщик. Я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением, тем более что убийство мною было совершено в состоянии необходимой обороны. Вот только какой мне теперь резон беседовать с вами о манускриптах и прочих разных иероглифах?

– Прямой резон. В сейфе в вашем номере изъято около двухсот тысяч франков. Я могу увезти эти деньги с собой в Петербург в качестве вещественного доказательства по делу о мошенничестве. А могу вернуть вам для того, чтобы вы могли прибавлять к скудному тюремному рациону прекрасные блюда французской кухни из здешних ресторанов. Ну? Мы договорились?

– Договорились.

Энгельгард раскурил сигару. Лебедев укоризненно покачал головой.

– Да ты не переживай, Вася, я теперь здоров, абсолютно здоров. И даже доктора моему табакокурению не препятствуют. А уж коньяк для укрепления здоровья просто рекомендуют. Принес, что обещал?

Василий Иванович, не поверивший в рекомендации докторов, осторожно покосился на закрытую дверь больничной палаты, достал из своего обширного портфеля серебряную фляжку и передал барону. Тот жадно к ней присосался.