Ростислав Самбук - Нувориш

– Стоять!

Коляда снова прижался к стене, а в комнату вошел совсем незнакомый человек в джинсовом костюме. Гапочка подвел его к троице, стал говорить какие-то обязательные для такой ситуации слова, но человек слушал его вполуха, он сразу узнал Коляду, так как смотрел лишь на него.

«И что тебе надо, фраерок, – неприязненно подумал Григорий, – чего баньки вылупил?»

А «фраерок» торжественно, с явным удовольствием указал на Коляду, добавив:

– Я его узнал сразу. Именно этот тип крутился возле Нечипоренко, прежде чем майор вместе с ним сел в белую «Ладу».

У Григория замерло сердце: дела приобретали совсем неожиданный и угрожающий поворот. Казалось, никто не видел, как они с Сидоренко обмишурили того горемыку-майора, но и тут нашелся недобрый глаз…

Коляде захотелось плюнуть в лицо этому типу в джинсовом костюме. Еще и вырядился будто на праздник, галстук нацепил. Гнусная морда!..

«Подсадных уток» освободили, понятые, подписав протокол опознания, ушли также, и Гапочка остался наедине с Колядой. Смотрел на Григория долго и молча, наконец сказал:

– Такие дела у нас вырисовываются… Опознали вас, Коляда, все. Значит, отпираться нет смысла.

– Что вы имеете в виду под словом «все»? – простодушно спросил Григорий.

– Все, кто нас интересовал. Вы вошли в преступный сговор со служащей товарной станции Лесей Савчук, она сообщала вам о содержимом контейнеров, а ваша банда под началом Луганского грабила их.

– То, что опустошали контейнеры, не отрицаю, – признал Григорий. – А вот в преступный сговор с Лесей Савчук не вступал.

– Откуда же узнавали, что в контейнерах?

– Таких данных у нас не было – грабили, что под руку попадало.

– Удивительная вещь: все время попадали ценные товары.

– Так уж вышло – фортуна была на нашей стороне, что ли? Вы верите в фортуну, начальник?

– Я верю в логику и в факты.

«А я теперь вообще никому… – чуть не вырвалось у Григория. – Поверил Луганскому, а он, сука, продал». Словно прочитав мысли Григория, Гапочка сказал:

– Откровеннее надо быть, Коляда. Потому что ваш шеф и организатор Луганский свидетельствует: именно вы сообщали ему о содержимом контейнеров. А сами узнавали об этом у Леси Савчук – больше не у кого было.

– Врет Луганский, – покачал головой Григорий, – наговаривает на меня. На милосердие суда надеется.

– На вашем месте я тоже надеялся бы.

«Не думал, что Луганский так быстро расколется, – возмутился про себя Коляда, – нестойким Иван Павлович оказался. Небось, и оружие сдал, и нас всех торопит, как только может. Но ведь и я на него капнуть могу… – вспомнил о милиционере на Узловой. – Но стоит ли? Лучше молчать…»

– Не верьте Луганскому, – сказал твердо, – падло он вонючее и ради себя всех утопить готов.

«Падло – это точно, – мысленно согласился Гапочка, – однако, в этот раз, пожалуй, не врет».

– А вы у самой Савчучки поспрашивайте: сговаривались мы или нет, – предложил Коляда.

– Как на мой характер, все ясно и так.

– А я возражаю.

– Ладно, – решил майор, – к этому вопросу мы еще вернемся. Теперь вот что: свидетель Терещенко утверждает, что в конце августа вы подошли на улице к майору Нечипоренко, что-то сказали ему, потом вместе с майором направились к белой «Ладе», стоявшей неподалеку, и поехали в неизвестном направлении. После этого случая майор Нечипоренко исчез. Как вы можете объяснить такую ситуацию?

Но Григорий уже успел собраться с мыслями.

– Не отказываюсь, – сказал беззаботно, – увидел я тогда милицейского майора, а как раз перед этим хлопцы какие-то пробежали и сообщили: в двух кварталах отсюда, на улице Чапаева хулиганы бьют окна в чайной. Я, увидев майора в форме, доложил: так, мол, и так, хулиганы бесчинствуют… Он попросил подвезти на улицу Чкалова, что мы и сделали. Высадили его там, а сами дальше поехали.

– Согласно показаниям известной вам Хомячок, – перебил его Гапочка, – вы приезжали в Лижин шестнадцатого числа. А зачем пожаловали туда в конце месяца?

Но Григорий успел приготовиться и к такому вопросу.

– Ездили на разведку в Узловую. А дорога – через Лижин. Мы тут остановились, чтобы пообедать.

– С кем ездили?

– Я и Олег Сидоренко, – не стал лгать Григорий, потому что с Олегом они на всякий случай еще тогда договорились, как выкручиваться.

– На улице Чкалова действительно хулиганили? – поинтересовался Гапочка, наперед зная, что все россказни Григория – чистая липа. – Значит, вы высадили майора Нечипоренко на Чкалова, а сами отправились в Узловую? Кстати, только что сказали, что остановились в Лижине пообедать, но вблизи железнодорожной милиции нет столовой.

– Закусочная, господин начальник, вы забыли о бутербродной: в ста шагах от той милиции.

«И тут комар носа не подточит», – вынужден был признать майор, вспомнив о бутербродной неподалеку от милицейского отделения. Но все же переспросил:

– После этого не встречались с майором Нечипоренко? «Хо, – повеселел Григорий, – еще как встречались, но зачем тебе все знать? Закопали мы Нечипоренко в таком густом сосняке, что век будешь искать, не найдешь, а без трупа нет убийства».

– Нет, – ответил, глядя прямо в глаза Гапочке, – не встречались, да и где могли встречаться? В Лижин я уже не приезжал.

Коляду увезли в камеру предварительного заключения, а Гапочка позвал Лесю Савчук: она сидела в соседней комнате, ожидая своей очереди. Вошла, глядя куда-то мимо майора, будто и не видела его.

Гапочка решил быть как можно любезнее. Придвинул Лесе кресло, сам сел на стул.

– Ну вот, – сказал прямо, – теперь давайте откровенно: чем именно взял вас Коляда? Что наобещал за информирование грабителей о содержимом контейнеров?

– Не понимаю вас, майор. Я помогала этому, как вы сказали, Коляде, разыскать вагон с лесом. И все. Больше мы с ним не общались.

«А у меня нет ни одного свидетеля, – констатировал Гапочка, – должен поднять руки и извиниться перед тобой. Хотя почти уверен: сидишь ты по самые уши в грязи».

– Я не верю вам, Леся, – сказал. – Но у меня нет доказательств. Идите, но думаю, что совесть у вас когда-либо пробудится.

«Уйду с удовольствием, – решила Леся, – чтобы никогда уже не видеть твоей противной рожи. Дура я, чтобы сознаваться? В гроб себя положить собственными руками? Извините, не собираюсь».

И ушла, убежденная в своей правоте.

Раздатчик еды хитро подморгнул Лутаку и, передавая миску, сунул ему бумажку. Кузьма Анатольевич, не переставая жевать, прочел:

«Меня задержали. Все остается, как договорились. Я».

Лутак, узнав почерк Ярового, оторопел: вот так майсы – неужели арестовали самого шефа? Неужели, имея такие деньги, не мог откупиться? Удивительные коленца выкидывает жизнь…

Покончив с невкусным супом, в котором плавало немного вермишели, Лутак растянулся на нарах, обдумывая ситуацию. Выходит, поймался и сам Яровой. Взяли его, раба божьего, за шкирку. Честно говоря, это не огорчило Кузьму Анатольевича. Почувствовал даже удовлетворение: каждому свое, хоть таким образом торжествует справедливость…

Но как Яровой, сидя в тюряге, будет рассчитываться с ним? Это же не шутка – ежегодно два миллиона!.. Деньги ведь у многоуважаемого господина, наверно, конфискуют, на какие же шиши он рассчитывает, чтобы соблюсти их договор?

Однако Яровой уверяет: все остается, как условлено. Значит, удалось что-то припрятать…

Однако, стоило ли в сложившейся ситуации придерживаться договора? Два миллиона в месяц нынче не такие уж и огромные деньги. Правда, лично ему при ежемесячных двадцати тысячах два миллиона надо было бы зарабатывать восемь лет. Но при этом жить не в колонии, а под боком у Верочки и, хоть не каждый день, а лакомиться и колбаской, и ветчинкой.

Главное – под боком у Верочки. Спать в удобной кровати, на свежих простынях.

Конечно, все это – плюс. Даже большой плюс. Однако, за семь или восемь лет отсидки он получит миллионов сто пятьдесят. Но что будут стоить тогда эти деньги? Не сожрет ли их инфляция? Правда у них с Яровым уговор: все расчеты с поправкой на инфляцию. Но как оно будет на самом деле?

Голова распухла от мыслей. Лутак остервенело тер лоб, но это не помогало. Посоветоваться бы с Верочкой: представил жену в красном халатике на тахте под торшером, захотелось плюнуть на все, даже на миллионы, лишь бы только очутиться у Верочки под боком, выпить рюмку водки, закусить хоть бы жареной картошкой, чтобы перебить осточертевший вкус тюремной баланды, до сих пор оставшийся во рту.

Но в любом случае несколько лет придется отсидеть. В любом!.. Так стоит ли сушить мозги? Два-три года больше, так ведь за них хотя бы заплатят…

В дверях камеры появился надзиратель:

– Лутак, на допрос!

«Вот сейчас все и выяснится, – подумал Кузьма Анатольевич. – Интересно, что мне на этот раз скажет следователь?»