Наталья Александрова - Игра случая

– Пошути мне еще!

Часам к семи мы подъехали к дому на Петроградской. Из подъезда как раз выскочил человек в темном костюме и при галстуке. Воровато озираясь и пряча букет цветов, он бросился за угол. Я узнала ненормального соседа тети Нюры.

– Подожди-ка, Боря, я за ним сбегаю.

За углом соседа дожидалась довольно приличная машина, из окошка высунулась женская рука с маникюром, которая махнула, приглашая садиться. Тот погрузился в машину вместе со своим букетом, они газанули и уехали.

– Вот это да, даже на такого чокнутого кто-то польстился!

Из автомата на углу я позвонила Надежде.

– Машину поставьте в стороне, а сами поднимайтесь по одному, чтобы вас никто не видел, – последовали указания.

Мы все сделали как надо, при этом я осмотрелась в подъезде и мне показалось, что в глубине мелькнула фигура Лериного мужа, но собаки при нем не было. Я рассказала Надежде, что чокнутого соседа ждала дама в машине.

– И ты веришь, что кто-то с этим ненормальным захочет время провести? Ох, не просто все это!

Надежда пока что ходила по квартире открыто, она официально попросила ключи у соседки Митревны и теперь вытирала пыль в комнате у тети Нюры, поливала цветы и вычесывала кота. С нашей с Тимошей первой и последней встречи он зарастил шерстью лысое место на боку, тщательно вылизался, не один раз, наверное, и произвел на моего мужа неизгладимое впечатление. Борис взял его на колени, кот не сопротивлялся, видно соскучился по общению. Борька расчувствовался и заговорил нежным голосом:

– Ну ты какой красавец, умница моя, мурлычет как громко! Милка, давай кота заведем? А то скучно как-то дома.

Вот, пожалуйста, ему со мной уже скучно. Не успел вернуться, уже ему чего-то не хватает.

– Давай, заводи, – вздохнула Надежда, – он всю любовь на кота перенесет, тебе мало что останется.

В коридоре послышался шум – вернулась соседка Алевтина, она подрабатывала вечерами – вела при ЖЭКе кружок мягкой игрушки для детей и ковроткачества для взрослых. В комнате у тети Нюры была ниша, там стоял старый диван с валиками и много всякого хлама. В проеме ниши висела плотная занавеска, так что если ее задернуть, то нас не заметят. Мы с Борисом затаились в нише, а Надежда вышла на зов Алевтины.

– Надежда Николаевна, вы мужа моего не видели, куда он запропастился?

– Да вышел он куда-то часа полтора назад.

– Как – полтора часа? А где же он так долго ходит? У него же куртка здесь.

– Да точно, он в костюме вышел, я еще удивилась.

Алевтина заскрипела дверцами шкафа.

– Костюм выходной надел, рубашку белую, – донесся ее растерянный голос.

Надежда зашла к нам в нишу и зашептала:

– Времени десятый час, я буду собираться. Где-нибудь минут через сорок меня впустите обратно.

В коридоре зазвонил телефон. Алевтина послушала, вскрикнула, потом опять долго слушала. Надежда выскочила в коридор, оставив дверь открытой, так что нам был слышен весь разговор.

– Что с вами, Аля, вы плачете?

– Звонили из больницы, четвертой психиатрической, Мурат у них в тяжелом состоянии, бредит, меня зовет.

– Да куда же вы на ночь глядя? Ведь это, наверное, далеко?

– От Веселковичей автобус ходит, она мне все объяснила.

– Да кто она-то?

– Женщина-врач звонила, такая внимательная. Говорит, если я приеду, это может помочь вывести его из критического состояния, так как же я могу не поехать? Говорили ведь мне люди, – Алевтина заплакала, – своди его к психиатру. Поставь на учет, а я все жалела его, колебалась.

– Пойдемте вместе, я вам помогу машину поймать, и номер на всякий случай запомню, а то ночью одной ехать…

Их голоса стихли за хлопнувшей дверью. Мы с Борькой вышли из ниши в темную комнату. Кот сидел на буфете, сверкая оттуда зелеными глазами. Было неуютно и страшновато – сидим в темноте в пустой квартире и ждем неизвестно чего. Борька тихонько на цыпочках сходил на кухню, попил там воды из чайника и вернулся. Я из-за занавески тайком осматривала двор. Стояли там несколько машин, но были ли в них люди, рассмотреть невозможно. Борька взял меня за руку и вывел в коридор, где почему-то было окно, выходящее на лестничную площадку. Была видна дверь квартиры напротив, лестница и в стороне еще одно маленькое окошко, в соседнюю квартиру, что ли? Нет, не похоже. Я глазами показала Борьке на это окно, он наклонился к моему уху:

– Там пожарная лестница, выходит в другой двор, я посмотрел, пока мы вокруг дома болтались.

Все-таки у мужчин наблюдательность развита лучше!

На лестнице показалась озирающаяся Надежда. Мой муж бесшумно открыл ей дверь, мы тихонько прошли по коридору и уселись на старом диване в нише.

– Ну что, соседей выманили как по нотам. Сначала какая-то баба его на машине увезла, а потом она же позвонила жене, что он в больнице.

– А может, он и правда в психбольнице?

– Да ему-то там самое место, только вряд ли стали бы жене оттуда звонить и ночью ее туда вызывать. Я пыталась ее отговорить, но вы сами слышали…

Мы еще посидели немного в темноте, потом я прислонилась к Борькиному плечу и незаметно задремала, а проснулась оттого, что мой муж дернулся и зажал мне рот. Я прислушалась. В замке скрежетал ключ.

Мурат Рахманов был счастлив, как никогда в жизни. Он ехал на машине вместе с любимой женщиной к ней домой. Она с благодарностью приняла его букет, улыбнулась и сказала, что приглашает его в гости, но сначала надо заехать в одно место, тут недалеко.

Оксана привезла этого придурка на старый заброшенный склад на окраине города. Склад был не то в сарае, не то в бараке. Еще несколько лет назад, когда она работала в кооперативе, ее начальство пыталось приспособить это помещение к делу, но потом нашлось кое-что получше, и сарай бросили за ненадобностью. Мурат доверчиво пошел за ней внутрь. Там уже ждал Алекс с одеялом, которое он немедленно набросил на влюбленного Мурата. Оксана достала шприц и вколола ему двойную дозу снотворного. Мурат вскоре затих. Они уложили его на какие-то ящики и прикрыли одеялом, чтобы не замерз. Дверь запирать не стали, чтобы утром Мурат смог выбраться наружу.

Алевтина долго ехала от станции Веселковичи на последнем рейсовом автобусе до 4-й психиатрической больницы, потом долго шла в темноте вдоль высокого забора. За забором не раздавалось ни звука, видно, психи давно спали. Наконец, она нашла ворота, естественно, запертые по такому времени, но в окошке дежурного горел свет. Алевтина постучала, никто не отозвался, тогда она пришла в отчаяние и стала колотить в ворота ногами.

«Новое дело, – подумал выглянувший в окошко дежурный, – психи сами приходят в такую даль, возить не надо. Что ж ты, тетя, так поздно? Закрыто у нас!»

Но Алевтина продолжала стучать, плача и крича. Охранник вышел и спросил, какого лешего ей надо так поздно? Алевтина довольно внятно объяснила ему про мужа и про звонок врача, что муж ее бредит и ждет ее, вот она и приехала.

Дежурный очень удивился и сказал, что к ним по «скорой» не возят, у них клиенты свои, проверенные, а если человеку на улице плохо, то его в простую больницу везут, а уж там, если определят, что псих, так и то не к ним, а в Сухово-Кобылина, а у них в четвертой психушке в основном хроники, которых не вылечишь, так это когда еще такой диагноз поставят.

Но Алевтина так упрашивала его позвонить на отделение, что он поддался на ее уговоры и позвонил. Заспанный дежурный врач грубо ответил, что никакого Рахмана Муратова он и в глаза не видел, никого к ним сегодня не привозили, а если тетка будет скандалить, то позвать санитаров, оформить как новенькую и сунуть пока на женское отделение, а утром врачи придут, разберутся.

Все это сердобольный охранник поведал Алевтине, она испугалась, что правда запрут в психушку, и затихла. Дежурный напоил ее чаем и разрешил посидеть у себя до утра, потому что первый рейсовый автобус будет только в 7.30. Алевтина немного успокоилась и прикорнула в уголке, решив, что она тогда по телефону от расстройства все перепутала, и, может быть, Мурат уже сам вернулся в квартиру и спокойно спит дома. Однако в пять утра охранник разбудил ее словами:

– Ну, повезло тебе, срочный вызов у нас есть в город. Сейчас поедут, и тебя захватят.

Санитары, злые, как черти, запихнули Алевтину в машину, беспрерывно ругаясь.

Из их разговора Алевтина поняла, что их постоянный клиент, отпущенный из больницы в период ремиссии, неожиданно и совершенно не ко времени запсиховал.

– И ведь не мог до утра подождать, сволочь! Ведь среди ночи поднял! Говорил я доктору Иван Степанычу, не выписывайте вы его, себе дороже обойдется. Нет, говорит, мест нету, пускай они его сами дома кормят. Вот теперь тащись за ним в такую рань. Тебе куда, девушка? – обратился он к Алевтине.

– На Петроградскую.

– А нам на Черную речку. Так мы уж тебя подбросим поближе, а то метро закрыто еще.

– Поспешить бы надо, – нерешительно сказал второй санитар. – Там четверо его держат. Силы у них кончатся, так он в окно сиганет.