Стивен Кинг - Джойленд

Я ничего не ответил — лишь выбрался из постели и открыл две бутылки «Колы». Одну протянул Энни.

— Штук пятьдесят он держит у себя дома в Саванне — по большей части ценный антиквариат — и еще полдюжины хранится здесь, в сейфе. У меня самой в Чикаго два ружья, хотя до сегодняшнего дня последний раз я стреляла два года назад. Если Майк умрет… — Она приложила бутылку ко лбу, словно пытаясь унять головную боль. — Когда Майк умрет, первым делом я избавлюсь от них. Слишком велик будет соблазн.

— Майк бы не хотел…

— Нет, конечно же нет, я знаю, но дело не только в нем. Если бы я верила — как мой святоша-отец — что Майк будет ждать меня по ту сторону золотых ворот в загробном мире, это одно. Но я не верю в это. Еще девочкой всю жопу стерла, пытаясь поверить, но не вышло. Бог и рай в итоге продержались лишь на четыре года дольше Зубной феи. Думаю, там только тьма. Ни мыслей, ни воспоминаний, ни любви — лишь тьма. Забвение. Вот почему мне так трудно смириться с тем, что его ждет.

— Майк считает, что там не только забвение, — сказал я.

— Что? Почему? Почему ты так думаешь?

Потому что девушка была там. Майк видел ее и видел, как она ушла. Ушла и сказала спасибо. А еще ее видел Том, а я видел ленту.

— Спроси сама, — ответил я. — Но не сегодня.

Отставив «колу» в сторону, Энни с любопытством на меня посмотрела. На ее губах снова играла улыбка, а на щеках появились ямочки.

— Второй раз ты получил. Как насчет третьего?

Я поставил свою бутылку на пол рядом с кроватью.

— Вообще-то…

Она протянула ко мне руки.

Первый раз был осечкой. Второй вышел здоровским.

Третий… о, третий был просто восхитительным.

Пока Энни одевалась, я ждал внизу. Когда она спустилась, на ней вновь были джинсы и свитер. Мне вспомнился голубой бра под этим свитером, и будь я проклят, если определенная часть моего тела снова не зашевелилась.

— У нас все хорошо? — спросила она.

— Да, но мне бы хотелось, чтобы было еще лучше.

— Мне бы тоже, но лучше уже не будет. Если я тебе нравлюсь так же, как ты мне, то должен принять это. Сможешь?

— Да.

— Здорово.

— Вы здесь с Майком надолго задержитесь?

— Если дом сегодня не унесет ветром, ты хотел сказать?

— Не унесет.

— Еще на неделю. Семнадцатого у Майка назначено обследование в Чикаго, мне бы хотелось выехать пораньше, — она сделала глубокий вдох. — И поговорить с отцом насчет визита. Нужно обсудить некоторые условия, и «никакого Иисуса» будет первым из них.

— Я еще увижу тебя до отъезда?

— Да, — она обняла меня и поцеловала. Затем сделала шаг назад. — Но уже не так. Это лишь все испортит. Я уверена, что ты понимаешь.

Я кивнул, соглашаясь.

— Тебе лучше идти, Дев. И спасибо еще раз. Лучшую поездку мы сберегли напоследок, верно?

Это было правдой. Не мрачную поездку, но светлую.

— Мне бы хотелось сделать больше. Для тебя. Для Майка.

— И мне, — сказала она. — Но так уж устроен наш мир. Приходи завтра на ужин, если шторм не разгуляется. Майк будет очень рад тебя видеть.

Она была прекрасна — босоногая, в выцветших джинсах. Мне хотелось обнять ее, взять на руки и перенести в какое-нибудь безопасное и спокойное будущее.

Вместо этого я оставил ее. Так уж устроен наш мир, сказала она, и как же она была права.

Как она была права.

В ста ярдах вниз по Бич-роу, на материковой стороне дороги, располагалась небольшая группа магазинчиков — слишком изысканных, чтобы назвать их торговым центром: бакалея для гурманов, салон красоты под названием «Взгляни на себя», аптека, отделение банка «Саутерн Траст» и ресторан «Ми Каса», где, без сомнения, питалась местная элита. Когда я возвращался в Хэвенс-Бэй в пансион миссис Шоплоу, то даже не взглянул на эти магазинчики. Если мне и требовалось доказательство того, что дара Майка и Роззи Голд я был лишен, то именно тогда я его и получил.

«Ляг пораньше», посоветовал мне Фред Дин — и именно так я и поступил. Лег на спину, подложил руки под голову, как обычно делал минувшим летом… Я слушал шум волн и вспоминал прикосновения ее рук, упругость ее груди, вкус ее губ. Сильнее всего были воспоминания о ее глазах и веере волос на подушке. Я любил ее не так, как Венди — любовь такого рода, столь сильная и глупая, случается лишь раз в жизни — но все же любил. Любил тогда, и люблю сейчас. За ее доброту. За ее терпение. Может, у каких-нибудь парней и было лучшее знакомство с мистерией секса, но ни у кого не было столь же сладостного. В конце концов, я уснул.

Меня разбудил далекий звук хлопающей ставни. Я взял с ночного столика часы и обнаружил, что сейчас без пятнадцати час. Я решил, что пока стук не прекратится, мне все равно не уснуть, так что встал, оделся, направился к двери, потом вернулся к шкафу за дождевиком. Спустившись вниз по лестнице, я остановился. Из большой спальни, находившейся за гостиной, доносился протяжный храп миссис Шоплоу. Никакая ставня не могла нарушить ее сна.

Как выяснилось, дождевик мне не требовался — во всяком случае, пока, потому что дождя еще не было. Ветер, впрочем, разгулялся сильный — миль двадцать пять в час или даже сильнее. Низкий, ровный гул прибоя превратился в приглушенный рев. Я подумал, что метеорологи могли недооценить силу Гильды, а вспомнив об Энни и Майке в доме на пляже, почувствовал укол тревоги.

Обнаружив хлопающую ставню, я заново закрепил ее железным крючком, потом вернулся в дом, поднялся к себе, разделся и снова лег в постель. Заснуть, впрочем, не удалось: ставня умолкла, но с ветром, завывающим в стропилах, я поделать ничего не мог (учитывая, что каждый сильный порыв превращал завывание в настоящие вопли). И теперь, когда мозг начал работать, я уже не мог его остановить.

Они не белые, подумал я. Мне это ни о чем не говорило — но должно было. Существовала какая-то связь между этой фразой и тем, что я видел сегодня в парке.

Над тобой простерлась тень, молодой человек — так сказала Роззи Голд в день, когда мы познакомились. Интересно, как долго она работала в Джойленде и где работала до того? Была ли она потомственной ярмарочницей? И имело ли это значение?

У одного из детей дар видения. У кого — мне неведомо.

Зато я ведал. Майк видел Линду Грей. И освободил ее. Как говорится, указал на выход, который она не могла найти сама. За что еще ей его благодарить?

Я закрыл глаза и увидел Фреда в тире, блистательного в своем цилиндре и костюме. Увидел Лэйна с винтовкой 22 калибра в руках.

Энни: Сколько здесь пуль?

Фред: По десять в обойме. Сколько хотите. Сегодня ваш день.

Мои глаза широко раскрылись. Все наконец-то сложилось в единое целое. Я сел, слушая ветер и шумный прибой.

Я включил свет, вытащил из стола папку Эрин и снова разложил фотографии на полу. Сердце в груди колотилось. С фотографиями все было хорошо, а вот с освещением — не очень, так что я снова оделся, положил документы в папку и опять отправился вниз.

Посреди гостиной стоял стол для игры в «Скраббл», лампа над которым светила довольно ярко (хоть какая-то польза от моих многочисленных вечерних фиаско). Гостиную и комнаты миссис Шоплоу разделяла раздвижная дверь, и я закрыл ее, чтобы свет не мешал моей хозяйке. Потом вернулся к столу, убрал коробку со «Скрабблом» на телевизор и разложил свои фотографии. От возбуждения я не мог сидеть — вместо этого просто наклонился над столом и менял фотографии местами. На третий раз моя рука вдруг онемела. Я увидел. Увидел его. В суде, конечно, за доказательство не сойдет, но мне хватит. Колени подкосились, и я, наконец, сел.

Внезапно зазвонил телефон, по которому я столько раз говорил с отцом — всегда аккуратно записывая время и продолжительность беседы в табличку совести. В ветреной ночной тишине звонок прозвучал как крик. Я подскочил к нему и снял трубку до того, как звонок прозвенел во второй раз.

— Ал-л-л… — это все, что я смог из себя выдавить. Сердце стучало слишком сильно, чтобы сподобиться на большее.

— Ты, — произнес голос на том конце телефонного провода. Он звучал одновременно весело и удивленно. — А я думал, что буду говорить с хозяйкой. У меня даже была наготове история о несчастном случае.

Я попытался ответить, но не смог.

— Девин? — Дразнящий голос. Радостный. — Ты там?

— Мне… подождите секунду.

Я прижал трубку к груди и вдруг задался вопросом (просто невероятно, как работает наш мозг в такие минуты): слышит ли он, как бьется мое сердце. Что касается меня — я слышал приглушенный храп миссис Шоплоу. Хорошо, что я додумался закрыть дверь, и вдвойне хорошо, что в ее спальне не было параллельного аппарата. Я вновь приложил трубку к уху.

— Чего вы хотите? Зачем звоните?

— Думаю, ты знаешь, Девин… а если и нет, уже слишком поздно, не так ли?