МАРИ ЮНГСТЕДТ - НЕСКАЗАННОЕ

Она никак не могла собраться с духом и поговорить с Юханом, не хотела, чтобы он повлиял на её решение. Конечно, это эгоистично с её стороны, но она не видела другого выхода. Она решила просто отгородиться от него — целиком и полностью и даже не подходить к телефону. Это просто инстинкт самосохранения, оправдывалась она перед собой. Хорошо хоть, он уехал в Стокгольм, так немного проще. Если бы они встретились, всё закончилось бы катастрофой. Она должна думать о тех детях, которые у неё уже есть.

Они решили отмечать Рождество как обычно. Навестить родственников и друзей — в общем, как всегда. Ей придётся терпеть постоянную тошноту. Сама виновата. Улле было её ни капельки не жаль. Ни следа того сочувствия, которое он проявлял по отношению к ней, когда она была беременна от него.

Глядя на Сару и Филипа, Эмма ощущала сильнейший прилив нежности. Они даже не подозревали о том, какой хаос творится в душе у мамы.

В дверь позвонили. Вздохнув, Эмма встала с кровати и нащупала халат. Ещё и десяти не было.

На пороге с радостными лицами стояли её муж и дети.

— Доброе утро! — хором закричали они.

— Одевайся скорее, — поторопила Сара, — скорее!

— Что случилось?

Эмма вопросительно взглянула на Улле, который хитро улыбнулся ей:

— Увидишь, давай собирайся. Мы тебя ждём.

В коридор вышла Вивека, которую разбудили крики детей:

— Привет. Что-то случилось?

— Нет-нет. Мы просто за Эммой заехали, — весело ответил Улле.

— Проходите пока на кухню. Хотите сока? — спросила Вивека, повернувшись к детям.

— Да!

Эмма собралась за пятнадцать минут, и они сели в машину. Улле выехал из Висбю в южном направлении. Около Вибле он свернул к лесу.

— Куда мы едем? — спросила Эмма.

— Сейчас увидишь.

Они припарковались перед одиноко стоящим домом и позвонили в дверь. Из дома донёсся собачий лай. Дети запрыгали от радости.

— Это Лувиса, — закричал Филип, — она такая классная!

Дверь открыла девушка лет двадцати пяти, с малышом на руках, сзади радостно прыгал золотистый ретривер.

Эмму попросили подождать в прихожей, а остальные прошли на кухню. Она слышала, как они там шепчутся и хихикают. А потом в коридор вышел Улле, держа на руках обворожительного золотистого щеночка. Дети шли следом.

— С Рождеством! — сказал Улле и протянул ей щенка, который завилял хвостом и стал лизать ей пальцы. — Ты же всегда хотела собаку. Она — твоя, если хочешь.

Взяв щенка на руки, Эмма ощутила, что губы расплылись в улыбке. Собачка была маленькая, мягкая и пухленькая и сразу принялась лизать ей лицо. Она видела, с какой радостью смотрят на неё дети. На шее у щенка на ленточке болталась открытка: «Эмме с любовью. Твой Улле».

Она опустилась на скамейку, не выпуская щенка из рук.

— Смотри, как ты ей нравишься! — щебетала Сара.

— Она всё время лижется, — восторженно сказал Филип, пытаясь погладить щенка.

— Хочешь взять её? — спросил Улле. — Ты не обязана, можем оставить её здесь.

Эмма смотрела на него, ничего не говоря. Всё случившееся пронеслось у неё перед глазами. Его холодность пугала её, но, наверное, он всё ещё чувствовал обиду. И он имел на это полное право, она прекрасно его понимала. На лицах детей светилась надежда. Она должна попытаться ради них.

— Да, хочу, — ответила она. — Я хочу взять её.

Карин и Кильгорд сидели в пиццерии за углом, когда им позвонил Витберг и сообщил, что поступил звонок из полиции Стокгольма. Том Кингсли забронировал обратный билет на следующий день. Он должен приземлиться в Арланде в 14.45. Оттуда предположительно он направится сразу в Висбю. Следующий рейс в Висбю в 17.10. Полиция в Арланде должна была арестовать его в аэропорту и сопроводить в Висбю.

— Отлично, — с облегчением вздохнула Карин. — Неужели эта история наконец закончится и можно будет спокойно встретить Рождество?

— Будем надеяться. Если это, конечно, он.

— А кто же ещё?

— Никогда нельзя быть уверенным на сто процентов. Он должен догадываться, что рано или поздно окажется под подозрением. Здесь его ничего не держит. Если Кингсли действительно убийца, встаёт вопрос: а почему он не остался в Америке? Зачем ему возвращаться сюда, рискуя сесть в тюрьму?

— Может, он уверен, что находится вне подозрений.

— Возможно. Однако не удивлюсь, если окажется, что этот парень невиновен и нам придётся начинать всё сначала.

Кильгорд отправил в рот последний кусочек пиццы и вытер рот тыльной стороной руки. Карин угрюмо взглянула на него.

— Тоже мне оптимист! — проворчала она.

— Мне кажется, странно, что Кнутте так уверен в том, что убийца именно Кингсли. Расследование зашло в тупик, но это не значит, что надо с таким рвением хвататься за каждую зацепку.

— А как ты объяснишь, что у него нашли инструкцию к таблеткам? — возразила Карин.

Кильгорд наклонился к ней и тихо сказал:

— Вообще-то, Фанни просто могла настолько доверять Кингсли, что спросила у него, как пользоваться этими чёртовыми пилюлями, а потом забыла у него инструкцию. Не так уж и невероятно.

Карин скептически взглянула на него:

— Ты сам-то в это веришь?

— А почему нет? Мы не должны зацикливаться на Кингсли, это глупо. — Кильгорд пригладил густые седеющие волосы.

— И что теперь делать? — спросила Карин.

— Может, десерт закажем?

Кнутас правил в открытое море. Он обожал стоять у штурвала. Лейф суетился на палубе, готовя сети. Он вырос в семье рыбака и хорошо знал своё дело. Закончив, он зашёл в рубку и встал рядом с другом:

— На этой стороне острова лосось ловится плохо, будем ловить треску.

— Какая жалость! А представляешь, свежепойманный лосось на ужин?

— Нет, ну можем, конечно попытаться, но тогда троллингом. Я выкину удочки на корме на полном ходу. В такой холод вся рыба на поверхности. Если повезёт, поймаем лосося или форель.

Они миновали пляж Тофта, и Кнутас залюбовался пустынным берегом. Зимой песчаные дюны предстают во всей красе в отличие от лета, когда на пляже яблоку негде упасть. Тофта — самый популярный пляж на острове, особенно среди молодёжи. Летом на пляже было столько народу, что лежаки закрывали весь песок.

Лейф посмотрел вдаль:

— Видишь острова? Вон там? Так ясно!

На горизонте виднелись чёткие очертания островов Карлсё — Малый, а за ним Большой. Кнутас много раз бывал там. Каждый год в мае они всей семьёй ездили на Большой Карлсё смотреть на кайр. Именно в это время у этих редких птиц вылуплялись птенцы.

Солнце то и дело проглядывало между тучами, ветер усиливался, но они всё-таки решили остаться в море, пока расставлены сети. Лейф достал бутерброды и термос с горячим шоколадом, и друзья с наслаждением перекусили на палубе. Казалось нереальным, что до Рождества всего ничего.

Кнутас подустал и прилёг отдохнуть в рубке. Ласковый шёпот волн, бившихся о борт, быстро усыпил его. Примерно через час его разбудил Лейф:

— Вставай, надо выбирать сети, ветер усиливается.

Кнутас был поражён тем, насколько резко изменилась погода. Они вышли на палубу, ветер хлестал по лицу, небо потемнело. Улов оказался богатым — треска, рыбин десять, и два лосося на троллинге. Не то чтобы рекордные экземпляры, но вполне себе ничего.

— Надо скорее поворачивать домой! — прокричал Лейф. — Я послушал прогноз, пока ты спал. Буря идёт!

До Гнисверда было около часа пути. Когда они миновали Тофту, уже стемнело и налетел первый порыв шквального ветра. Лодка накренилась, когда Кнутас поднимался по лестнице в рубку, и комиссар упал.

— Твою мать! — выругался он, ударившись головой о стол.

До суши было недалеко, но лодку мотало из стороны в сторону. Вёдра с рыбой стояли на палубе, и, когда их накрыло первой волной, Лейф прокричал:

— Надо занести рыбу внутрь, а то всё окажется в море! Открывай дверь осторожно!

Лейф сосредоточенно вглядывался в темноту, пытаясь по возможности обходить волны. Кнутас взялся за дверную ручку и нажал. Одно ведро перевернулось, рыба вывалилась на палубу. Следующая волна перехлестнула через борт и смыла часть улова.

Кнутас собрал оставшуюся рыбу и кинул обратно в ведро. «Бред какой! — подумал он. — Рискую жизнью, чтобы спасти какую-то чёртову рыбу!» За стеклом рубки он разглядел напряжённое лицо Лейфа и ввалился обратно в каюту, успев промокнуть до нитки.

— Обалдеть, что творится! Как у нас дела? — спросил он Лейфа.

— Потихоньку. Мы уже недалеко от берега, глядишь, и обойдётся. Но какая всё-таки хрень с погодой!

В темноте сверкнули огни причала Гнисверда. Кнутас с облегчением выдохнул: до берега оставалась какая-то сотня метров.

Почувствовав землю под ногами, Кнутас понял, насколько перепугался: ноги едва слушались. Они привязали лодку и поспешили в дом.