Андрей Кивинов - Подсадной

О личной жизни Вера не распространялась, а Коля не напрягал. Всему свое время. Он тоже вспомнил о вступительных экзаменах.

– На литературе вытягиваю билет – нравственный выбор героев романа «Что делать?». А я даже не помню, кто его написал, не говоря уже о нравственном выборе. Соседка по парте подсказала – некий Чернышевский. Я давай препода загружать – так и так, краеугольным камнем в творчестве Чернышевского является роман «Что делать?», который красной нитью проходит через весь гражданский пафос писателя. И прочую пургу. А препод – молодая девушка. Слушала, слушала, а потом спрашивает в лоб: «Вы роман читали?». Конечно, так же в лоб вру я. И не один раз. Очень понравился. «Тогда расскажите историю любви Веры Павловны». Ну, говорю, а чего там рассказывать? Как у всех. Влюбилась, замуж вышла, детишки пошли, внуки. Препод чуть со стула не упала, но за наглость и артистизм поставила мне пять баллов.

Вера улыбнулась. Историю Коляныч, конечно, выдумал – в театральном нет экзамена по литературе, но зато разговор поддержал.

После ужина погуляли возле Петропавловки, посидели на травке у канала, пометали камешки в воду, поиграли в города. Вот оно счастье! Потом в ход пошел Маяковский, но ему помешал дождь.

– Поехали ко мне… Родители на даче, – предложил Коляныч.

Вера согласилась. По пути менеджер заикнулся, что копит деньги на собственную квартиру и вот-вот накопит. А пока вынужден жить с родителями, но они хорошие – до перестрелок и рукопашной дело не доходит.

Прежде чем пригласить любимую женщину в пещеру, мужчина предложил посидеть ей на кухне, а сам лихорадочно собрал с пола грязные носки, висящую на спинках стула кипу нестираных рубах затолкал в шкаф, носовым платком смахнул пыль и только после этого распахнул дверь.

– Ой, а это кто? – указала Вера на фото сапрофита, чуть не лишившись чувств.

«Это мой кормилец…»

– Ранний Манэ. Так он представлял червя противоречий, который гложет человека. У каждого свои тараканы. Присаживайся, я сварю кофе.

Он включил телевизор и умчался на кухню варить кофе, которого – по закону подлости – конечно, не оказалось. Пришлось вытряхнуть из коробочек и баночек жалкие остатки. Получилась мутно-коричневая жидкость. Для конспирации Коля подсыпал в чашки корицы и остатки кефира.

– Это особый кофе. Капучино-лайт. С корицей и сливками. Старинный флорентийский рецепт.

В телевизоре, по обыкновению, шла криминальная хронь – самая рейтинговая передача, а поэтому самая частая. Народ требовал крови, и телевидение с халдейской готовностью удовлетворяло спрос.

«Сегодня днем в одном из элитных ресторанов Петербурга был застрелен известный вор в законе Макаркин Виктор Михайлович по кличке Макарыч. Киллер, по всей видимости, был осведомлен, что именно здесь авторитет любил обедать. Надев маску, он извинился перед гостями за причиненные неудобства, подошел к жертве, сидящей за столиком, и произвел два выстрела в голову из предмета, похожего на пистолет, от которых Макаркин скончался на месте. Охранники вора ничем не смогли помочь своему шефу. Киллер действовал профессионально и, аккуратно положив предмет на пол, скрылся в подсобном помещении. Введенный план „Перехват" результатов не дал. Сейчас составляется фоторобот убийцы. Прокуратурой Центрального района возбужденно уголовное дело по статье „убийство, совершенное по неосторожности"».

Кадры репортажа. Сидящий на стуле человек, голова набок, висящая рука с зажатой в ней рюмкой. Струйка крови из дырочки в виске. Виктор Михайлович. Бурбулятор. Здравствуйте! В смысле: до свидания. Не помогли мальчишки, не уберегли. Как и предполагалось, лукавил покойный. Просто так квартиры не дарят, если ты, конечно, не чья-то дочка.

– Ты его знаешь? – Вера заметила застывший Колин взгляд и легкую бледность на лице.

– Нет. Бардак. У них на столах нет салфеток. Ну и ресторан!

Он переключил канал и нарвался на Жанну Фриске.

– Представляешь, Вер, как бы мы славно жили, если б не перестройка? К примеру, Жанна Фриске пела бы песни про Ленина! Супер! «Давай пойдем с тобой в Разлив, ведь Ленин жил, ведь Ленин жив. О-е…» За посещения Интернета давали бы срок, а за прослушивание Оззи Осборна разбирали бы на комсомольском собрании. Хорошее было бы время!

Вера заметила фотографию Максима на тумбочке:

– Это твой сын?

– Да. Максим.

– А почему вы с женой разошлись? Если не секрет?

– По статистике. Восемьдесят процентов браков в нашей стране распадаются. От этого никуда не денешься.

– А если серьезно?..

– Наверное, так решили в небесной канцелярии. Либо что-то перепутали. У них там черт-те что творится. В итоге – психологическая несовместимость. А у тебя?..

– Что у меня?

– Имело ли место светлое чувство под названием «Love»? – Коля решил воспользоваться благоприятным моментом, раз уж разговор зашел.

Вера немного помолчала, потом попробовала кофе, нахмурилась, но чашку не поставила:

– Да. Было. – Она помолчала, словно прикидывая, стоит ли разглашать личные секреты. – Его Андреем зовут. Мы со школы знакомы, он жил рядом. В техникум поступил. Я в него еще в восьмом классе влюбилась.

– А он?

– Позже. Все так здорово было. Ждали, когда он учебу закончит, чтобы расписаться. Но. – Вера собралась с духом, – он машину угнал. Иномарку. Так, по глупости, хотел подвиг для меня сделать – после работы красиво встретить. Поймали.

«А у нас другие разведданные. Не угнал, а ограбил. Кто-то кого-то вводит в заблуждение. Сознательно или неумышленно».

– Три года дали.

– Так много? За обычный угон?

– Хозяин машины какой-то шишкой был.

Дальше Вера поведала историю, которую Коляныч приблизительно знал. Вера ждала, писала письма. Дождалась. Но колония, видимо, не перевоспитала, а наоборот, усугубила. Потом эта история с пьяным пассажиром и обрезом.

– А ты знала, что он. собирается убивать?

– Что ты?! Я себе до сих пор простить не могу, что его адрес Андрею дала. Он же клялся, что просто поговорит и попросит извиниться.

Похоже, в этой части печальной повести Вера не врала. Она же не народная артистка.

– Его посадили на двенадцать лет. Вот такая любовь. А после него ничего и не было. Питер—Москва—Питер, выходные-отсыпные, отпуск на даче. Какому нормальному мужчине проводница нужна?

– И когда он выйдет?

Вера залпом допила кофе:

– Когда? Понимаешь. Он уже вышел.

– Не понял, – довольно правдоподобно прикинулся дураком Коляныч. – Выпустили?..

– Я не хотела тебе говорить… Помнишь, к нам милиция приходила?

– Участковый.

– Да. Он не по поводу соседа. Андрей сбежал. Дней десять назад. Из колонии. Просили позвонить, если вдруг объявится.

Вера замолчала, Коля присел рядом с ней на диван, поставил на поднос нетронутый кофе.

– И что ты собираешься делать?

«Песню для него заказать на „Русском шансоне"».

– Не знаю, – чуть слышно ответила девушка.

«Нравственный выбор героини романа…»

– А как ты к нему сейчас?.. – тонко, не в лоб поинтересовался разведчик.

– Никак. Он из колонии совсем другим вернулся. Все из-за того дурацкого угона. Хотя бы условно дали или на поруки какие-нибудь. Даже если б не это убийство, я б и так от него ушла. Правда, не знаю как. Он бы не отпустил.

– Он уже в городе?

– Без понятия. Он не звонил и не появлялся. Но наверняка появится. Дома у матери вряд ли – сразу поймают, а ко мне заглянет.

У Коли появился шанс:

– Так, может, позвонить? Участковому?

– Ты что?! – Вера посмотрела Коле в глаза. – Это же подло. Он ведь мне ничего плохого не сделал. Может, и убежал, чтобы меня увидеть. Да и сел из-за меня.

– Ну да, конечно. Я, не подумав, предложил.

– А что делать, даже не знаю. – повторила Вера.

– Поживем—увидим, – процессор выдал универсальную фразу из имеющегося в памяти набора вариантов.

Ночевать остались у разведчика.

Утром, закинув Веру домой, Коляныч из автомата перезвонил в «центр», доложить обстановку и испросить совета.

– Жениха она не любит, но сдавать не будет. Моральные принципы.

– Так сдай ты! Одним больше, одним меньше, – без намеков предложил Виталий.

– Ты забыл мой главный принцип – ничего личного. Я работал, только когда не было собственной выгоды. А здесь есть.

– Коляныч, ты странный какой-то… Этот ухарь уже одного убил. Что у него на уме – даже Всевышнему не известно. Вера твоя под топором ходит. И ты тоже. Так что у тебя одна выгода – живым остаться.

– И тем не менее.

– Ну а чего тогда у меня совета спрашиваешь? Делай как знаешь.

Виталик оборвал разговор, чувствовалось, что у него неважнецкое настроение.

Коляныч вышел из будки, постоял немного в раздумьях, сел в машину и помчался в офис. У героя тоже нравственный выбор.

Виталик повесил трубку и закурил. У него действительно было хреновое настроение. Вчера имел неосторожность уснуть на совещании и захрапеть. Устал, с каждым может случиться. В итоге с позором был выдворен из совещательной комнаты. Начальство придумало антинародную схему. Утром на сходке подчиненный обязан доложить, что запланировал на рабочий день, а вечером – как выполнил намеченное. Руководство считало, что таким образом поднимается производительность милицейского труда. Но это в теории, которая, как известно, суха. А оперативная работа, как всякая творческая деятельность, не всегда поддается планированию.