Анна Владимирская - Предчувствие смерти

— Ты можешь найти такси? В крайнем случае по телефону вызови. Я не могу здесь больше оставаться.

Она молчала всю дорогу до Феодосии. Только один раз сказала:

— Вот видишь, Андрей. Все боятся сильных. А по-настоящему бояться надо слабого. Слабый человек опаснее.

Поезд отъезжал от феодосийского вокзала. С левой стороны оставался дом-музей Айвазовского и «Монмартр» с картинами, раковинами, шкатулками и камнями. С правой стороны назад уплывала набережная с лениво текущей толпой курортников и темно-синим манящим морем.

Покидать море было грустно.

Прилепив носы к стеклу, семейство Лученко смотрело в прощальные бархатные крымские сумерки. Оля мечтала: «Вот бы жить на море! Ничего больше и не нужно!» Кирилл смотрел на морской пейзаж и вздыхал: «В первый раз в жизни попал на юг, а отпуск пролетел, как одна секунда…»

Андрей Двинятин размышлял невесело: «Ну вот и кончился очередной отпуск. В этот раз в нем, кроме моря и солнца, уместилось столько всего, чего в моей повседневной жизни не бывает — Вера, надежда на любовь, приключения и даже преступления. Но все пролетело, как молния».

Андрей, ни о чем не жалея, выбрал любовь. Не прощаясь с другом Жаровней, он уехал с Вериной семьей. И это ему еще зачтется, хотя он этого и не знает…

Вера Лученко смотрела на уходившую назад набережную, где еще вчера прогуливалась с Андреем, и с философским спокойствием рассуждала: «Главный секрет сохранности любви состоит в том, чтобы она не имела продолжения. Нужно вовремя ставить последнюю точку. Спасибо тебе, море, город, где было так много событий, и тебе, Андрей… Мы немножко с тобой сошли с ума у этих берегов. Это я говорю тебе как психотерапевт. Таких безумных страстей в обычной жизни не бывает. Пора возвращаться в реал, как говорит моя дочь».

— Мам! Мы еще вернемся сюда следующим летом? — спросила Ольга. Она сказала это с такой детской непосредственностью, что Вера обхватила девушку и прижала к себе.

— Если захочешь, обязательно приедем, — сказала мать, утыкаясь в душистую Олину макушку. — Тем более что в дом-музей Грина я так и не попала.

— А если я захочу приехать? — поинтересовался Кирилл.

— Мое мнение кого-нибудь интересует? — подал голос Андрей.

— Решено. Место встречи изменить нельзя, — сказала Вера, улыбаясь с легкой грустью.

— Мам-Вера, вы обещали, что когда мы окажемся в поезде, вы нам все-превсе объясните и растолкуете. — Кирилл выжидающе смотрел на тещу.

— Да, я свидетель, ты обещала, — поддержала мужа Ольга. — Мы ждем, когда наша собственная мисс Марпл, сверкая спицами, расскажет нам ужастик.

— Хорошо. Я вам все расскажу. Но только Пая на ближайшей станции выведите вы, а я беру отгул от всяких дел до самого Киева.

— Это шантаж! — воскликнула Оля и снова, как щенок, стала тереться о материнские руки.

— Ну и пусть даже шантаж, Веруня заслужила отдых, поэтому мы просто обязаны дать ей возможность побездельничать. — Двинятин заботливо подложил под Верину спину подушку и прикрыл ее ноги простыней.

— Расскажи сперва о том, кто же все-таки творил все эти гадости. А то мы так мчались на вокзал, что я так толком ничего не поняла. — Оля пересела к мужу на колени, и ее юная мордашка сделалась озабоченно-внимательной.

Андрей по-турецки уселся на нижней полке, возле Веры, и сказал:

— Только по порядку. Чтобы все было понятно.

— Начнем с ответов на три главных вопроса, — начала

рассказывать Вера. — Первый: кто все эти преступления совершал? Ответ — Август Феофанов; второй: почему он это делал? Ответ — от зависти к своему родному брату-близнецу Кадмию; и третий: как я до этого додумалась? Ответ — благодаря своей головной боли, пальцу художника и уроку рисования для пятого класса. Ну, и еще кое-каким подробностям.

— Ма! Немедленно начинай объяснять, а то я сейчас лопну от любопытства!

— Поскольку аудитория у моих ног в буквальном смысле слова, — Вера погладила велюровую мордочку Пая, лежавшего у нее в ногах, — я рассказываю. Начну издалека, с шестнадцатого века, с Англии и философа по имени Фрэнсис Бэкон. Он почему-то считал, что главная задача медицины — это достижение гармоничного состояния человеческого организма, который обеспечил бы ему полноценную жизнь. Бэкон говорил, что обязанность врача состоит целиком в том, чтобы уметь настроить лиру человеческого тела и играть на ней так, чтобы она ни в коем случае не издавала негармоничных и неприятных для слуха созвучий. Так вот, когда я в первый раз попала в дом Кадмия, мои созвучия расстроились. Вы же помните, что мы уехали оттуда из-за моей внезапной головной боли, да так скоропалительно, словно за нами гнались какие-то монстры. Я не буду утверждать, что уже тогда все поняла. Но именно в тот день моя голова своей болью просигнализировала мне: «Будь начеку! Опасность!» И все последующие события подтвердили это. Мои размышления шли по правильному руслу.

— Ты, что ли, из-за своей головной боли докопалась до истины? — Андрей хлопнул в ладоши. — Браво интуиции доктора-психотерапевта!

— Ты зря иронизируешь, — вступилась за мать Ольга. — Между прочим, я с детства помню случаи, когда мама предвидела ход событий. И не один раз! Помнишь, ты пришла за мной на продленку в первом классе и сказала, что нужно поскорее бежать домой. А на другой день мы узнали, что в школе был пожар, что-то случилось с проводкой. Ты потом призналась, что у тебя было предчувствие, и поэтому ты меня пораньше забрала из школы.

— Андрюша, а ты как ветеринар наверняка обращал внимание на то, что практически все животные предчувствуют не только какие-то природные катаклизмы, но и настроение или физическое состояние своих хозяев. Уже не говоря о том, что они гораздо раньше человека умеют распознать опасность, грозящую их хозяину. Ты ведь сам мне рассказывал о своих пациентах, животных-эмпатиках.

— Вот наш Пай, например, терпеть не может пьяниц, — вмешался Кирилл и стал чесать за ухом сонного спаниеля.

— Я только хотел сказать, — оправдывался Двинятин, — что ты не только с помощью интуиции распутала этот клубок.

— Это правда… Так вот, есть люди — их немного, но они есть, — которые чуют неладное. К сожалению, я тоже к ним отношусь. Мне от этого жить не легче, а труднее.

Но дело не в том. — Вера задумалась над чем-то, только сейчас пришедшим ей в голову.

— О чем ты подумала? — спросил Двинятин.

— О том, что Август, погубивший четырех человек: своего брата, его жену, свояченицу и нашу соседку Аллу, может выбрать третий вариант.

— А какие были два? — спросила Ольга.

— Тюрьма или больница, — ответил вместо Веры Андрей.

В этот момент мобильный телефон Веры заиграл Let It Ве. Она покопалась в своей сумочке, достала трубку и ответила «да». Услышав абонента, вышла из купе в коридор на несколько минут.

Вернулась и сообщила со странным выражением лица:

— Август Феофанов покончил с собой…

— Это и был третий вариант? — спросил Кирилл.

Вера не успела ответить. Двинятин взял ее за руку и сказал:

— С вами, девушка, опасно дело иметь, вы все знаете наперед! — Ему нисколько не было жаль преступника.

— Ага, мама у нас такая! — с чувством сказал Кирилл, словно Верины уникальные способности были предметом национальной гордости. — Помните, мам-Вера, как вы одному бизнесюге в сентябре две тыщи первого не советовали в Нью-Йорк лететь? А он, дурак, все равно полетел.

— Мама тогда нашу Любаню от этого самого типа выручала. — Оля достала из большого пакета с едой огромное антоновское яблоко и с сахарным хрустом откусила.

— Ничего не понимаю. — Андрей с недоумением взглянул на Веру. — Любаня — это кто?

— Мамина подруга с раннего детства! Они в первом классе сидели за одной партой.

— И на нее наезжал бизнесмен?

— Да.

— Она что, перешла ему дорогу?

Вера наконец решила вмешаться в разговор. Пока в купе беседовали, она переваривала полученную информацию о смерти Феофанова.

— Это долгая история. Как-нибудь расскажу.

— Нет. Так не пойдет. Поматросили и бросили? Давай, колись! — Андрей с притворной угрозой посмотрел на Веру.

— Ладно. Если кратко, то история такая: у моей близкой подруги возникли крупные неприятности с одним бизнесменом, я уладила эти неприятности. И совершенно случайно узнала, что он собирается в Америку накануне одиннадцатого сентября. Я ему посоветовала не лететь. Он меня не послушал и полетел. И погиб в одной из башен-близнецов. Все.

— Ничего себе «все»! А когда дело было?

— В августе.

— Так ты за месяц знала, что в сентябре произойдет?

— Я не знала, Я чувствовала. Знать и чувствовать — это разные вещи.

— Ребята, — сказал Андрей умоляюще, — вы меня не разыгрываете? Все это было на самом деле?