Андрей Анисимов - Ужин с аристократом

— Ты чего, Ленка?

Она ткнула ему под нос доллары:

— Откуда у тебя это?

Он мутным взглядом осмотрел деньги, перевел взгляд на жену:

— Где ты их нашла?

— В твоем столе. Ты берешь взятки? Отвечай, я тебя спрашиваю!

Он сел на постели и долго тер лицо руками:

— При чем тут взятки? Это прибыль от наших акций.

— Каких акций?

— Цементного завода. Я же тебе говорил, что во время приватизации поменял ваучеры на пять процентов акций. Это наша прибыль…

— Где ты взял столько ваучеров?

— Мака дала.

— А у нее откуда так много?

— Скупила у наших алкашей и поделилась.

— И за это ты позволил ей заграбастать весь цементный завод?

— Почему весь? Половина акций у Коленева. Они с Макой победили на аукционе. Все было по закону.

— При чем тут Олег Николаевич? Он же в Англии!

— Коленев оставил доверенность Маке как своему компаньону.

— И Олег Николаевич в курсе, что его компаньонка скупала ваучеры по дешевке у несчастных пьяниц?

— Этого я не знаю.

— Позвони ему и узнай.

— Не могу.

— Почему?

— Она мне не простит.

— Ты ее так боишься?

— Ленка, я же за тебя боюсь.

— За меня?

— Да, за тебя. Мака страшная женщина. Сама называет себя ведьмой.

— Вот и живи со своей ведьмой.

Лена запустила в него пачку долларов и, открыв шкаф, начала выбрасывать на пол свои вещи.

Трофим поднялся, подошел к жене, растеряно наблюдая за происходящим:

— Что ты делаешь?

— Собираю шмотки и ухожу.

Он упал на колени, схватил подол ее платья и стал его исступленно целовать. Она отвернулась. Трофим обнял ее ноги и теперь покрывал поцелуями их:

— Прости меня, я скотина и трус.

Лена вырвалась, подняла вещи и выбежала из комнаты.

Мака сидела на корточках, гладила своими тонкими пальцами шрамы на груди Олега и смотрела на него немигающим взглядом.

Огромные напольные часы пробили полдень, а они еще не выходили из спальни.

— Чего ты на меня так смотришь? Давно не видела?

— У тебя на груди шерсть седеть начинает? Стареешь, солдатик.

— Не всем же, как тебе, только молодеть, — улыбнулся Голенев.

— Жениться на мне не надумал? И я скоро состарюсь. Мы с тобой уже сколько лет трахаемся?

— Не считал.

— А ты посчитай. Надоело, как девке по вызову, к тебе мотаться. Раньше ты отказывался, ссылаясь на своих малых сынков. Теперь они выросли, что нам мешает?

— Зачем тебе замуж?

— Не понимаю, чего ты боишься? Бабки у нас и так общие. Правда, пока на троих.

— Почему — пока?

Она усмехнулась:

— Бабки такая вещь, которая плохо на троих делится.

— На что ты намекаешь?

— Скоро твой Нелидов потребует долю и начнет разводить розы. Не думал, сколько ему лет? Ему за шестой десяток перевалило.

— Да, порядочно. — Согласился Голенев: — Но держится Алексей молодцом.

— Долго не продержаться. Так что скоро останемся мы с тобой вдвоем, солдатик. Поэтому решайся.

— Давай подождем еще немного, — уклонился он от ответа.

— Радуйся, что я тебя еще люблю, а перестану, берегись.

— Хватит пугать, лучше иди ко мне, — он поднял ее и привлек к себе. Почувствовав его внутри, она закрыла глаза и застыла. Он сжал ее маленькую грудь, положил на спину, прильнул к губам. Она укусила его, вывернулась и снова оказалась над ним. Они сплетались, превращаясь в одно целое, торопили и одновременно продлевали миг, словно вели неистовую борьбу между собой. Акт близости у них превращался в поединок страстных соперников.

— Ты мой желанный кобель, — шептала Мака, трогая кончиком языка его ухо и больно царапая ноготками его спину: — Люби меня. Я ведьма. Я тебе никогда не надоем.

— Замолчи, сучка. — Он зарычал, дернулся и затих.

— Приплыл, мой солдатик. Получил свою девочку?

Он промолчал. Она освободилась от него, встала, взяла со столика сигареты, закурила и снова уселась на постель:

— Недели три будешь жить монахом. Выдержишь?

— Почему так долго? — Спросил Олег, стирая ладонью кровь с прокушенной губы.

— Помимо бизнеса надо с хатой в Москве разобраться. Присмотрела две квартирки на одном этаже. Хочу стены выломать и соединить две хаты вместе. Получится семь комнат.

— Куда столько?

Мака выпустила ему в лицо струйку дыма:

— Много — не мало. Приедешь, у тебя и личная спальня, и свой кабинет.

— Я собираюсь жить в своем доме на Вороньем холме.

— Когда приедешь в гости. Ты же знаешь, в Москве я теперь чаще, чем в Глухове. В нашем захолустье все, что можно, мы уже прихватили.

— Что значит — прихватили?

— Не придирайся к словам. — Она встала, взяла бутылку коньяка, налила себе и ему: — В Глухове и немец справится. Основные дела мои теперь в стольной. Надеюсь, будешь навещать свою девочку?

Олег пронаблюдал, как она мелкими глотками прикончила коньяк, залпом выпил свой и поморщился:

— Одной спальни нам для этого хватит.

— Дурачок. Я становлюсь бизнес-дамой. Иногда за день так натрахаешься с делами, что не до члена А тебе подавай по первому требованию. В отдельной и милому спокойно и мне хорошо.

— Черт с тобой. Делай, что хочешь.

— Я и делаю.

— Пойдем купаться.

— Пошли. Видишь, какая я послушная. — Она затушила сигарету, потянулась и, опустившись на колени, начала его целовать. Голенев прикрыл глаза и вновь ощутил желание. Приподнял ее и снова бросил на постель.

— Завелся?

— Сама завела, — рявкнул он, сжимая ее железной хваткой.

Через полчаса они все еще продолжали валяться. Мака зевнула и положила голову ему на грудь:

— Ты, наконец, доволен?

— Наверно.

— Кто-то собирался в море? Или мне показалось?

— Ты меня до смерти умотала. Сил нет двинуться.

Она встала и потянула его за руку:

— Нечего притворяться.

— Я не притворяюсь. — Он набросил на себя халат и остановился на пороге:

— Пошли?

— Иди первым, я нам полотенца возьму. — Она дождалась, пока он вышел и позвонила Светлане Таториной. — Привет, Светка. Я перевела на твой счет пять штук фунтов. Уеду, следи за каждым его шагом.

— Спасибо, не волнуйся. — Ответила лаборантка профессора Слоуна. Мака положила трубку и, прихватив из ванной два полотенца, вышла в сад. Когда она спустилась с крыльца, он уже плавал. Олег помахал ей рукой и поплыл к берегу. Она бросила полотенца на шезлонг, пачку сигарет на маленький столик и не спеша погрузилась в воду. На ее лице не дрогнул ни один мускул, хотя море еще не так сильно прогрелось, и чтобы окунуться, требовалось некоторое мужество. Она нырнула к нему, и они вместе проплыли метров триста вдоль берега, вернулись и выбрались на пляж. Мака замерзла. Олег взял полотенце и растер ей спину.

— Согрелась?

— Принеси коньяк. Я бы немного выпила.

Он принес бутылку и два бокала, уселся на шезлонг, посадил Маку себе на колени. Она потерлась щекой о его подбородок и потянулась к бутылке:

— Составишь мне компанию?

— Ты слишком много пьешь…

— Не больше тебя. Смотри, сам не спейся в этой английской дыре.

— Постараюсь.

— Сваришь мне кофе?

— Есть проблема.

— Какая?

— Тебе придется встать с моих колен.

— Не сейчас, попозже.

— Как скажешь.

— Купи яхту, — попросила она.

— Зачем? Мы скоро отсюда уедем. Получат ребята дипломы, и вперед. Тут хорошо, а дома лучше.

Она оглядела стриженый газон, что тянулся от особняка до самого пляжа, увитые плющом стены, каменное крыльцо с двумя массивными колоннами:

— Дом не продавай. Еще может пригодиться.

Олег удивился:

— Для чего? Я жду не дождусь дня отъезда. Слава Богу, уже скоро.

— Кто знает, еще бежать из России придется?

— С какой стати?

— Мало ли что… — Ответила она уклончиво.

— Не понял?

— Опять красные вернутся. Помнишь ГКЧП? У меня уже не та грудь, чтобы останавливать ею танки.

— Глупости.

— Насчет моей груди?

— Нет, насчет России. С грудью у тебя все в порядке.

— А с Россией нет?

— Я серьезно.

— Я тоже.

— Россия сегодня так повязана с Западом, что назад дороги нету. Да и кто хочет этого? Только пенсионеры.

Мака усмехнулась:

— Наши тупоголовые старцы мечтают проснуться в Советском Союзе. Ну ничего, скоро они повымрут и дышать станет легче.

— Откуда в тебе столько злости? Не тупоголовые, а несчастные. Проработали всю жизнь за гроши, а на старости лет их еще и ограбили.

— Сами виноваты. Как говорится, за что боролись… Ну, это я только тебе говорю. В Москве я другая, добрая и отзывчивая. Но все равно, твои старички зашоренные болваны.

— Не надо так о пожилых людях.

Мака сбросила с себя его руки, поднялась, уселась в свободный шезлонг и закурила: