Дэнни Кинг - Дневник киллера

— Я не могу сейчас с тобой говорить, мне надо прийти в себя.

— Послушай, я твоя мать, я пришла, чтобы помочь тебе, что с тобой? — Она делает гигантский шаг вперед, оказавшись у меня прямо перед глазами.

— Нет, нет, ничего, — качаю я головой, хорошо понимая, что так от нее не отделаешься. Если понадобится жечь меня каленым железом, она это сделает, но вытрясет все. Все, что ее не касается, все, что я хочу скрыть. Все.

— Иан, пожалуйста, скажи, что случилось?

— Ничего, — глухо повторяю я, стараясь сам этому поверить. Поздно: мать вцепилась в меня зубами и когтями, теперь ее не стряхнуть.

— Ты знаешь, когда у меня что-то не так, я всегда стараюсь поделиться с кем-то…

— Да, да, я знаю — со мной, всегда почему-то со мной! — ору я. — Не нужны мне твои проблемы, какого хрена ты вечно вываливаешь их на меня?

— Тебе нужны деньги?

— Нет, все в порядке. У меня полно денег, я не знаю, на что их тратить. Ничего мне не нужно!

— Если нужны, я буду рада помочь. У меня отложено кое-что на черный день, но я обойдусь. Немного, правда — я ведь небогата, извини.

— Да есть у меня деньги! — Вечно она об этом. Небось каждую ночь молится, чтобы я оказался на мели и явился к ней с протянутой рукой. Вот тогда-то она и зацепит меня по-настоящему — так, что я уже никогда не вывернусь. И даже если я буду готов ей вернуть хоть в пятьдесят раз больше — ни за что не возьмет! Один фунт моей крови для нее ценнее, чем миллион фунтов бумажками.

— Конечно, мне пришлось отдать Иану всю свою пенсию, — будет она рассказывать знакомым. — Времена теперь тяжелые, но я все-таки пытаюсь как-то сводить концы с концами. Иан даже не знает, как мало у меня осталось. Чего только не сделает мать для сына! Лишь бы он был счастлив — это мне важнее всего… О, извините, что у меня бурчит в желудке — мне пришлось отдать Иану свой обед: он любит иногда пообедать во второй раз… Да, я голодна и немного ослабла, ничего, выдержу, главное — чтобы мой сын ни в чем не нуждался, а я уж как-нибудь обойдусь. Мне и раньше приходилось жертвовать ради него, и в будущем наверняка придется. Я готова на все… Как? Что вы сказали? Нет, я давно уже ничего о нем не знаю, он так редко навещает меня, у него есть более важные дела… Но я дала ему жизнь — вот что самое главное…

Ааааааааааааааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

— НЕ НУЖНЫ МНЕ ТВОИ ПРОКЛЯТЫЕ ДЕНЬГИ! — ору я что есть мочи, увидев, что мать роется в кошельке.

— Я только хотела помочь… — Она протягивает мятую пятерку.

— Ты не помогаешь, ты сводишь меня с ума, черт побери! Хватит!

— У тебя неприятности на работе?

Вторая попытка. Боже мой, скоро уже начнет светать.

— Нет у меня никаких неприятностей. Работа тут ни при чем.

— Как твои успехи, все в порядке?

— Да, мамочка, все отлично, лучше некуда.

— Неприятности с начальством?

— Работа тут совершенно ни при чем. Какого хрена я должен сто раз отвечать на один и тот же вопрос?

— В чем же тогда дело? Неужели женщина?

Вот она, моя ахиллесова пята!

— Нет, — отвечаю я быстро. Слишком быстро.

— Вот как? Так это женщина? Кто она? — Мать довольно потирает руки, наслаждаясь моим смущением. — Почему бы тебе не привести ее домой к чаю?

Я понимаю, что спасения нет. Мне не удалось сбить ее со следа… этот запах… смерть.

— Послушай, я кое с кем встречался сегодня, вот и все.

— С женщиной?

— Нет, с гориллой из зоопарка!.. А с кем же еще?

— Кто она?

— Никто.

— Как, совсем никто? — ехидно улыбается мамаша.

— Просто ты ее не знаешь.

— С чего ты взял? Разве ты знаешь всех, кого я знаю?

— Она живет далеко от тебя.

— Ну ладно, как ее зовут? Может, я и знаю ее.

— Нет.

— Не обязательно. У меня больше знакомых, чем ты думаешь.

— Отстань!

— Ну так кто же она?

— Никто.

— Это Сьюзен Поттер?

— Ты ее не знаешь.

— Какой ты застенчивый, просто смешно!

— Да она вовсе не моя девушка!

— Как, ты встречаешься с чужой девушкой?

— Я с ней не встречаюсь.

— Ты только что сказал, что встречаешься.

— Нет, я сказал «встречался», а не «встречаюсь».

— Так вы поссорились, поэтому ты такой грустный?

— Я грустный потому, что ты никак от меня не отвяжешься. Оставь меня наконец в покое!

— Хочешь, я поговорю с ней?

— Не хочу! Ни с ней, ни со мной! Я хочу, чтобы ты умерла и перестала существовать!

— Мы поговорили бы с ней наедине, как женщина с женщиной. Может быть, она передумает.

— Передумает? А с чего ты взяла, что это она меня бросила?

— Ну что ты, золотко мое, ты неправильно меня понял. Я имела в виду, что могу уговорить ее вернуться к тебе.

— Это одно и то же.

— Кто она, Иан? Как ее зовут?

— Не знаю. Не скажу.

— Пожалуйста, Иан! Почему ты не хочешь, чтобы я помогла тебе?

— Хватит! Хватит! Хватит!!! — ору я в бешенстве, молотя кулаком по стенам.

— Скажи мне, кто она, Иан, я должна знать.

— Господи, да почему я должен тебе все рассказывать? Она не имеет к тебе никакого отношения! Я устал, я спать хочу. Я хочу все забыть!

— Послушай меня, ведь это очень важно! Я не желаю, чтобы мой сын встречался с кем попало, — не унимается мать, неотступно следуя за мной из комнаты в комнату. — Мне нужно ее увидеть, понять, подходит ли она тебе. Какой бы я была матерью, если бы отдала тебя первой попавшейся девице?

Отдала?

В ушах нарастает пронзительный вой, волосы встают дыбом. Каждая моя клетка, каждая молекула требует заглушить, уничтожить гадину, но я не могу. Все зашло слишком далеко. Надо бы постараться прийти в себя, сохранить здравый рассудок, однако животные инстинкты берут верх. Бей, сопротивляйся, не дай себя оседлать!

— ОТДАЛА?! Еще чего! Я мужчина, а не ребенок, черт побери! Я сам знаю, с кем встречаться, на ком жениться и кого убивать, и мне не нужно твое дурацкое разрешение! Отдала… — Я хрипло смеюсь, тряся головой.

— Вот как?! Вот что ты мне говоришь? Значит, я, твоя мать, ни на что не имею права, не могу даже слова сказать собственному сыну? Ты это имеешь в виду?

— ДА! — ору я. Слава богу, дошло наконец! — Именно так — не можешь, никогда! Моя жизнь — это моя жизнь, и ты тут ни при чем! Ты проклятая пиявка, которую я не в силах оторвать! Твое тело умерло, но голова осталась — висит на мне и сосет, сосет… Нет, ты не пиявка, ты хуже, черт побери, ты пьешь не только кровь, тебе нужен весь я, вся моя душа, будь она проклята!

— Ах так?! Ну что ж, тогда мне придется серьезно подумать, прежде чем разрешить тебе жениться на этой девушке.

Долгое время я молчу, затаив дыхание и ошарашенно озираясь. Неужели она в самом деле так сказала? Ну да, точно, не перепутал же я… Ну ладно, так или иначе, даже если и не сказала, то вполне могла.

Я начинаю визжать.

— Все! Все! Все! — Мой кулак пробил огромную дыру в кухонной двери, рука окрасилась кровью.

— Ты пока еще мой сын, и всегда им останешься, а дети должны слушаться свою мать. Приведи домой девушку, которую я сочту подходящей, — и только тогда я тебя отпущу, ни минутой раньше!

— Что значит «отпущу»? Я не твоя собственность! — пытаюсь вставить я, однако мать продолжает бубнить, не обращая никакого внимания на мои слова.

— Извини, ты, конечно, скажешь, что это не совсем справедливо, но я лучше знаю, что тебе нужно. И пусть мне говорят, что я слишком опекаю своего ребенка, я в своем праве!

— Я не ребенок! — ору я изо всех сил. Рука отчаянно болит, повсюду брызги крови.

Хоть убейте, не помню, чтобы меня как-то особенно опекали, когда я на самом деле был ребенком. Я просиживал целые ночи на ступеньках пабов, пока мамаша развлекалась внутри с очередным «дядей». Чаще всего меня вообще не замечали. Зато хорошо помню, как все эти парни, один за другим, уходя по утрам, когда мать еще спала, потихоньку очищали мою свинью-копилку. Да-да, именно так, а я ничего не мог поделать — только смотрел. У бедной свинки побывало в спине больше ножей, чем у Юлия Цезаря.

Поймите, я не для того об этом рассказываю, чтобы вы достали платочек и утерли мне слезы — что было, то было, и хрен с ней, со свинкой и ее розовым бантиком на шее! Я просто хочу, чтобы вы поняли, каково мне слышать про чрезмерную опеку. Вспоминать прошлое и бросать обвинения нет смысла: мамаша уже ничего не воспримет, она убеждена, что образцово выполняет родительский долг, а жестокий и несправедливый мир не хочет простить ей одну-единственную ошибку, совершенную в молодости. Ту самую, за которую я плачу с процентами всю свою жизнь.

— Дженет! — внезапно восклицает она. — Так ее зовут Дженет? Замечательное имя!

Как она узнала? Разве я что-то говорил? Неужели я так вопил и бесновался, что оно случайно вырвалось?

— Когда я ее увижу, эту Дженет? Ну когда же?

— Никогда! — рычу я в бешенстве. — Никогда ты ее не увидишь!