Владимир Колычев - И жизнь моя – вечная игра

– А разве не ушла?

– Дурак ты. Головатый покоя ей не давал. Он же до сих пор думает, что бизнес твой на нее оформлен. Толика терроризировал. Он подтверждал, что собственность твоя на жену записана. А сам в это время прятал Любу. Здесь, в Рязани, ее прятал, чтобы Головатый ее не нашел. Потому она и не приходила к тебе, что нельзя было высовываться...

– Достал меня Головатый, – кивнул Толик. – Но ничего, как видишь, жив-здоров и не кашляю...

– А я кашлял, – криво усмехнулся Тимофей. – После карцера долго кашлял. Думал, что туберкулез у меня... А ведь мог бы тубик подхватить. Это в тюрьме как два пальца... До сих пор не верю, что на свободе...

– Ты не веришь, а мы знали, что тебя выпустят, – сказала Надя.

– Почему?

– Потому...

– Сейчас ванну горячую примешь, расслабишься, – сказал Толик – как будто нарочно, чтобы сбить Тимофея с темы. – Коньячок у меня хороший, посидим, выпьем. Перспективы на будущее обсудим... Сейчас, тут рукой уже подать...

Возможно, дом действительно находился неподалеку, но Мукачев предусмотрительно сделал несколько кругов окрест него, пытаясь разглядеть «хвост» позади. Но все было чисто, и в конце концов «Мерседес» остановился возле подъезда блочной пятиэтажки хрущевской поры.

– Машину в гараж поставлю, – сказал Толик. – Чтобы не маячила здесь. И вообще...

Что значило его неопределенное «вообще», Тимофей понял без слов. Только не хотел мешать своим присутствием его встрече с женой. Но Надя поднялась в квартиру вместе с братом.

Дверь открыла Люба. Свежая стильная прическа, макияж, кухонный передник поверх нарядного платья. Яркая, благоухающая и головокружительная.

– Тимоша!

Она повисла у него на шее. Закрывая глаза, сочным поцелуем впилась ему в губы... Жизнь продолжалась. Та прежняя жизнь, без братвы, но с женой, которую он хоть и по-своему, но любил.

Тимофей легонько отстранил ее от себя.

– Ты на меня обижаешься? – с досадой спросила она. – Надя же должна была все объяснить...

– Объяснила. Все в порядке, родная... Воняет от меня...

Он, конечно, привел себя в порядок, отправляясь на суд. Рубашку постирал, белье сменил. Но за последний год он так основательно пропитался смрадным тюремным духом, что даже парная с веником не в силах была выгнать его из тела.

– Что за глупости? – не совсем искренне возмутилась Люба.

– Да не глупости. Воняет от него ой-ей-ей! – не в обиду сказала Надя.

– Мне бы в ванную, – сказал Тимофей. И улыбнулся: – Кислоты бы в воду немного добавить. А то не отмоюсь...

– Главное, чтобы совесть чиста была, – сказала Люба. – А все остальное – чепуха...

– А ты думаешь, она у меня чиста? – горько усмехнулся он.

Не чувствовал он за собой унижающих человека грехов. Не предавал он никого, не бился перед ментами в мольбах о пощаде. И в тюрьме вел себя достойно... Но все это не то. Не могла быть чистой совесть у человека, который убивал людей, чтобы подняться к вершинам криминальной власти. Как ни крути, а он вел преступную жизнь. И по большому счету, Головатый – не самая большая сволочь. Тимофей защищал свою правду, а тот бился за свою, ментовскую... Но в любом случае Тимофей был далек от того, чтобы раскаиваться в своих грехах.

– Тебе видней, – сказала Люба.

Тимофей не захотел развивать тему. Тем более что у него было дело поважней.

– Сын где?

– В детской. Спит.

Комнатки в квартире были маленькие, но их было целых три. И в одной комнатушке в детской кроватке лежал и тихо посапывал розовощекий карапуз. У Тимофея перехватило дыхание от нахлынувших чувств. Сын. Наследник...

– Можешь разбудить, – опираясь о плечо мужа, шепотом сказала Люба.

– Не надо, потом, – покачал он головой. – Сначала в ванную...

Искупается он, хоть и не совсем, но смоет с себя налет тюремной плесени. И уж тогда прижмет сына к груди.

Люба подала ему новый банный халат, белье, полотенце.

– Только придется немного подождать, – закусив губу, сказала она.

– Не понял.

– Ванная занята.

– И кто в ней?

Надя хозяйничала на кухне, Толик еще не пришел.

– Она здесь...

Казалось, что слова даются Любе с трудом.

– Кто она?

– Она сразу ко мне поехала... Сбежала от него, и ко мне...

– Не надо со мной загадками говорить. О ком ты говоришь?

Дверь в ванную отворилась, прежде чем Люба открыла рот. И Тимофей увидел ее – Ладу. Мокрые распущенные волосы, белый махровый халат, запах ароматного мыла... Она смотрела на него и улыбалась, как будто рада была видеть его после короткой разлуки. Как будто только сегодня утром они расстались, чтобы встретиться вечером.

– А я из зала суда вышла, и сразу сюда, – как ни в чем не бывало сказала она. – Там так грязно было, что в душ захотелось. – Грязно было?! В душ?! – шалея от такой наглости, спросил Тимофей.

Люба молча подвинула Ладу, зашла в ванную. Не похоже было, что жена сияла от радости.

– А я год в грязи по уши, как та свинья. Это ничего, нет?

Тимофей излучал жесткий рентген, но Ладу смутил едва-едва.

– Ну, извини, – продолжая улыбаться, пожала она плечиками.

– Ну извини?!.. Да я из-за тебя... – начал было он, но Лада его перебила.

– Не из-за меня! Из-за Лены своей!..

– Зачем ты меня Головатому сдала?

– А у меня выбора не было. Или в тюрьму тебя, или на тот свет. Я выбрала первое... Если бы я не дала показаний, Головатый бы позволил тебя убить. Зимовец бы это сделал...

– Про Зимовца откуда узнала?

– Головатый сказал. Он меня сам перед фактом поставил. Или, говорит, скажешь, что Тимофей Захара убил, или его самого в расход... Он все для того сделал, чтобы от тебя избавиться...

– Избавился. Год в тюрьме. И все, что было, насмарку...

– Ну хватит тебе! – Надя подошла сзади, мягко обхватила Тимофея за плечи. – Лада жизнь тебе спасла... Сама рисковала, а тебя спасла... Сам это понимаешь, а шкварчишь как сало на сковородке...

– Потому что чувствую себя как на сковородке...

– Я тебя понимаю, – покладисто улыбнулась Лада. – Ты столько времени меня ненавидел, а тут вдруг выясняется, что я тебя выручила...

– Могла бы сразу от показаний отказаться.

– Могла бы. Тогда Головатый бы тебя убил. И меня вместе с тобой...

– Так за кого ты боялась? За меня? Или за себя?..

– И за тебя?! И за себя!.. Нервный ты какой-то стал... Тебе успокоиться надо, в себя прийти...

– Вот-вот, искупайся, водочки испей...

– Искупаюсь, – кивнул Тимофей.

И задумчиво приложил палец ко лбу.

– Не бойся, никуда я не денусь, – словно прочитав его мысли, улыбнулась Лада. – Здесь останусь. Здесь безопасно... чудом от Головатого сегодня ушла. До сих пор не верится...

– Мы тоже от него убегали, – сказала Надя. – Всем сегодня повезло...

Люба приготовила ему ванну и собралась выходить.

– Зайдешь? – спросил он, вешая на крючок полотенце.

– Зачем? – не оборачиваясь, спросила она.

– Спинку потереть.

– Может, Ладу позовешь?

– Шутишь?

– Нет... Она же тоже твоя женщина...

– Она предала меня.

– Это неправда. И ты сам в это уже не веришь...

Что ни говори, а Люба была права: ослабла его уверенность в том, что Лада его подставила. И хотя ореол предательницы еще не совсем развеялся над ее головой, не было уже презрения и порицания.

– Верю, не верю – что за разговор? Ты – моя жена... Если не хочешь, так и скажи...

– Хочу... Я приду...

Люба пришла через полчаса. С портативным магнитофоном в руке. Закрыла дверь, включила музыку, разделась... Ванная была стандартных размеров – тесно им было вдвоем, но чудо как комфортно. Это было знаменательно, что жена стала первой его женщиной после года воздержания. В ее жарких объятиях он не хотел думать ни о Ладе, ни о Лене... Хватит с него любовных приключений. Взрослеть пора.

Темнота и теснота подземелья угнетали сознание. Но гораздо больше Тимофея беспокоила опасность попасть в ловушку, которую мог подстроить предупрежденный Ладой Голован. Или волчью яму на пути вырыть, или устроить какой-нибудь хитрый механизм, который подаст сигнал о появлении в подземном ходе людей... Но пока что все было спокойно...

С замиранием сердца подходил Тимофей к двери, за которой начинался тайный лаз меж двумя бревенчатыми стенами княжеских палат. Через него уже можно было выйти в опочивальню, где сейчас, возможно, Лада сладко спит в объятиях Голована. Но не исключено, что там в напряженном ожидании затаились тяжелые латники с копьями и мечами, топорами и секирами. И стоит только Тимофею высунуть нос...

Дверь открылась легко, лишь слегка скрипнула железная петля. Тимофей замер, затаив дух, прислушался. Тихо. Только слышен за стеной богатырский храп... Узкое пространство меж стенами свободно от людей. Можно идти дальше... Снова скрип. Это прогнулась доска под ногой Тимофея. Храп оборвался. Стало еще тише.

Тайную дверь он отворял, стараясь не шуметь. Увы, снова скрипнула несмазанная петля. Тишину и покой этот звук не нарушил. Но, ворвавшись в комнату, Тимофей не обнаружил на своем бывшем ложе мужчину, который мог бы издавать богатырский храп. Зато увидел женщину под покрывалом из куньих шкурок. Она мирно спала, тихонько посапывая.