Татьяна Гармаш-Роффе - 13 способов ненавидеть

Вот оно что... Вот почему он не рассказал ей то, что собирался... И какими же словами убедить его, что у нее и в мыслях подобного не было?!

Нет таких слов. Словам он не поверит. Бесполезно и пытаться.

– По правде говоря, мне это в голову не пришло... Но теперь я подумаю над вашей идеей, – Александра решила идти ва-банк. Ему нравится такая версия? Что ж, он ее и получит! – Действительно, можно написать статью. Или книгу. И заработать хорошие деньги.

Смешок треснул прямо под ее дверью.

– Ценю вашу честность. Но я не позволю использовать меня как предмет для ваших нужд. Слышите? Я не позволю собой манипулировать!

– Разве я пытаюсь? Я ведь ваша пленница, полностью зависима от вас...

– О, как вы хитры! Вы у меня в плену, да, но, покуда вы способны говорить, вы будете пытаться манипулировать мной – морально, словами! Пока я не заставляю вас замолчать! Вы влезаете в мозг, вы разрушаете его изнутри, вы гадите там, оставляете свои гадкие личинки, которые потом начинают разъедать сознание! Вы, все вы, женщины, бабочки-капустницы, – вы хотите, чтобы от меня остались только дырявые носки!

Ручка двери дернулась. Мамочки, мысленно ахнула Александра, вот рискнула, называется... Что делать, как его остановить?! Еще немного, и он ворвется сюда!

– Когда я убил свою первую... Вернее, я ее чуть не убил, но опомнился, устоял... Только тогда я узнал, как приятно убивать! До этого я и не подозревал... Я просто не любил женщин и не хотел с ними иметь дела. К несчастью, природа не сделала меня гомосексуалистом, возможно, так было бы легче мне и... Всем остальным. Но молодой организм требовал сексуальных отношений, и я сблизился с одной девушкой. В постели я испытал облегчение, словно то, что давило меня до сих пор, вытекло вместе со спермой. Но эта девушка совершила ошибку. Она сразу захотела представить меня своим подругам. Как моя мать. Понимаете? Ей нужно было показать меня подругам, как новую шмотку!

Тогда я даже сразу не понял, что случилось, – просто мои пальцы сомкнулись у нее на горле. Я видел ее вытаращенные глаза... Мне стало противно, и я опомнился, отпустил ее. Но я успел ощутить, какое это наслаждение – почувствовать власть, страх этой самки, мое могущество казнить ее или миловать. И в то же время я понял, что, убивая, я смогу отомстить за отца...

Это наслаждение еще долго вызревало во мне. Я к нему готовился много лет, как к причастию. Я гасил в себе этот жар, чтобы не растратить его напрасно. Но однажды я понял, что готов. И тогда...

Он судорожно перевел дыхание.

Александра вспомнила его белые глаза, его дрожащие от дикого напряжения руки... Тогда он справился, но сейчас, кажется, демоны начинают побеждать... Нужно что-то предпринять, остановить его... Нужно, чтобы он вспомнил о своем намерении не трогать ее до прихода Алеши! О своей игре – странной, да, но зато с какими-то правилами! По которым он должен ждать...

– Бенедикт, – она сделала усилие, чтобы голос ее не дрожал, – вы говорили о сроках, которые дали Алексею... Про две недели... Они истекают завтра?

Он долго не отвечал. Она слышала его дыхание за дверью. Ей казалось, что он вцепился в ручку с той стороны, – по крайней мере, с ее стороны она чуть подрагивала, – изнывая от желания вставить ключ в замочную скважину...

– Если он не придет... – проговорила она, и голос все-таки дрогнул, – если Алеша не придет, вы меня убьете?

Уф, кажется, удалось! Ручка успокоилась.

– Да... – медленно произнес он, словно очнувшись... – Убью.

– Но вы ведь... Вы сказали, что я не в вашем вкусе... Что никакого удовольствия вам не доставит... – На этот раз она позволила своему голосу дрожать, ей показалось, что на маньяка за дверью это действует благотворно. Она боится его – ему это приятно...

– Вы не в моем вкусе. Но вы женщина. К тому же красивая женщина. Моя мать была красивой... Поэтому мне все же доставит удовольствие вас убить. И наказать Кисанова.

– За что?

– Он обязан меня найти. И если он не сумеет, то...

– Чтобы остановить? Вы устали, я понимаю... Но зачем вам понадобилось все это? Почему не... не остановиться самому, раз вы так этого хотите?

– Покончить с собой? Вы это имеете в виду? Как мой отец? Это пошло и мелко! Так поступают только слабые люди! Я великий человек, Александра, и я хочу, чтобы все об этом узнали!

Она чуть не спросила, отчего он, несчастный, больной человек, почитает себя великим, но на этот раз она рисковать не стала.

– Много женщин вы убили? – совсем тихо спросила она.

– Двенадцать, – откликнулся он.

– Как?

– Вы интересуетесь моим методом? – хмыкнул он за дверью. – По-разному. Я изобретателен. Не люблю повторяться. Нашел двенадцать разных способов. На одну даже собаку натравил. – И снова скрипучий смешок.

– А мне что уготовили? Нашли уже тринадцатый?..

– Придет время, узнаете!

– Или Алеша придет...

– Или Алеша, – покладисто согласился он. – Прямо скажем, для вас это было бы лучше.

Он помолчал и добавил:

– А срок истекает в понедельник.

...В пятницу слежка завершилась. Последний отрезок пути проделал Ваня на своем мотоцикле – он и увидел, где затормозил синий "Вольво".

Местом обитания Диковича оказался недостроенный дачный поселок. В нем были готовы только два дома, и у одного из них Дикович остановился. Ваня проскочил мимо, не задерживаясь, и присоединился к Алексею и Игорю, которые ждали его в соседней деревне, километрах в трех.

Игоря Алексей отпустил, поблагодарив, а Ваня остался с детективом, чтобы показать искомый дом. Выждав пару часов, они осторожно двинулись в направлении дачного поселка. У въезда спешились и двинулись в глубину поселка по щебенке, вдавленной в грязь. Ваня указал на дачу Диковича. В двух окнах из-за ставен пробивался слабый свет. Там Саша. Там Саша!!!

Алексей толкнул калитку – заперта. Тронул ворота – они, напротив, легко и бесшумно подались. Алексей чуть не рванулся к двери дома – его удержал Ванька.

– Кис, ты чего? – горячо зашептал он. – А если этот хмырь стрелять начнет? У него ж оружие, ты ваще подумал? Вызывай Серегу, спецназ, и берите его себе спокойненько! А один – куда ты один? Я тебя не пущу!

Ванька был прав. До сих пор Алексей, идя по следу, даже не задумался о том, что ждет его в конце пути. А задуматься следовало.

Он хлопнул Ваньку по плечу в знак одобрения и сел в свою "Ниву". У него еще есть время, целых три дня до истечения ультиматума. Ждать он, разумеется, не станет – он туда явится завтра же. Но как, с чем и с кем явится – это нужно обмозговать.

Они вернулись в Москву и разъехались, каждый к себе. Ванька только на прощанье снова попросил не дурить и вызвать Серегу со спецназом...

Серегу со спецназом... Алексей не любил изменять своему слову и уже не раз проклинал себя за то, что однажды нарушил его. Тогда это обернулось похищением Александры, а чем обернется теперь, если он вызовет помощь? Дикович успеет убить Александру раньше, чем дом возьмут штурмом. И он это сделает, даже если будет понимать, что обречен. Этот человек играл не на жизнь – на смерть. Свою и чужую.

Нет, Алексей туда поедет один. Для страховки можно попросить Серегу, чтобы дал людей... И даже нужно это сделать – никто не знает, чего ждать от больного воображения. Но в дом он пойдет один, остальные пусть ждут где-то неподалеку.

Как туда идти, в этот дом, – вот вопрос. Окна закрыты глухими ставнями, чердака нет. Позвонить в дверь? "Здрасте, я пришел за Александрой, как мы договорились"?

А почему, собственно, нет? Ведь договор был именно таков: найти Бенедикта. И он его нашел. Осталось только об этом сообщить. Прийти и сказать: все кончено, я выиграл.

Но играет ли по правилам сам Бенедикт? А если он приготовил детективу очередную ловушку?

Да, но тогда тем более детектив должен явиться к нему самолично! Выбора у него не имелось: взять Диковича силой можно только ценой жизни Александры!

Решено. Он Серегу предупредит, но к Диковичу пойдет сам. Один.

Александра почти не спала в эту ночь. Впервые за эти две недели заточения она ощутила, что такое истекающий срок. «Алеша придет, он нас найдет обязательно!» – твердила она, нежно поглаживая живот... Но ощущала при этом смертный ужас. Что-то очень страшное пряталось в словах Бенедикта: «Придет время – узнаете!»

Может, он ее только пугает? И вовсе не собирается ее убивать? Он ведь вполне разумный человек, по натуре незлой, Александра чувствовала... Просто у него эдипов комплекс, он себя ассоциировал с отцом и к матери относился как к своей женщине... Они с отцом будто были одним целым, и Бенедикт остро переживал унижение отца как свое... И когда отец повесился, то для него это было чем-то сродни собственной смерти, наверное...

Ей было ужасно жалко того маленького мальчика, который смотрел на отцовские дырявые носки. Наверное, тогда его глаза в первый раз побелели и закатились под верхние веки, как она недавно видела, и он потерял сознание...