Шпана на вес золота - Валерий Георгиевич Шарапов

– Любопытная штука, – заметила Оля, – в чем это она такая… липкая! Фу, гадость.

– Прямо сразу гадость, тундра ты. Кузбасслак, отличная штука, – объяснил Колька со знанием дела, – просто до конца еще не высохло, а может, от жары поплыло. Наверное, покрасили, чтобы не ржавело. Домой придем – ототрем, пусть тетка Анька порадуется.

– В узелке много всяких штучек, – объяснила Светка, – наверное, можно еще накопать.

– У Натальи в огороде? – спросила Оля, поднимая брови.

Девчонка обиделась:

– Ну, я же объясняла, вы чем слушали? У тетки Натальи, в лопухах. Огурцов там нет, а вот такие штуки есть.

Колька и Оля переглянулись.

– Что? «Хватит в чужие дела лезть»? – передразнила Оля, увидев в его глазах знакомое выражение.

– Хватит, – твердо подтвердил он, отводя взгляд, – подумаешь, бирюльки.

– Ну-ну.

…Проводив Олю, они вернулись домой и первым делом оттерли Светкины руки. Правда, вонь поднялась такая, что соседки устроили скандал и выпроводили их во двор.

Устроившись на лавочке под фонарем, Колька орудовал тряпочкой, смоченной в растворителе, и вполуха слушал Светкину болтовню. Поднял голову, услышав:

– …там еще такая же фигурка есть, как в музее: лошадка со всадником, только красивее. И еще олень.

– Как в музее? – переспросил он и вдруг понял: «Граждане дорогие, никакой это не свинец».

Светка зачарованно глазела на преобразившуюся «собачку»:

– Коля, смотри, как блестит! Прямо золото.

Стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, Колька спросил:

– Другие-то покажешь? Давай и их ототрем.

– Послушай, Введенский, признайся, в конце концов: чем ты профессору в переносицу двинул?

Маргарита Вильгельмовна с неохотой отпустила пациента, настаивая на более длительном покое, но он уже и сейчас чувствовал себя неплохо. Оставив фиглярство, он выпрямился, насколько мог – а после усилий хирурга это ему удалось куда лучше, чем когда-либо, – и теперь чинно восседал на венском стуле, который за его особо скрипучий характер выделяли под задержанных.

– Товарищ Остапчук, ну не помню я! Может, тарелка со стола.

– Ну врешь ведь опять.

Задержанный вежливо, но с укоризной заявил:

– Я, гражданин начальник, от вооруженного бандита защищался. Сами посудите: выходите вы, со сна зеваючи, у сеструхи день рождения, стол накрыт, а тут бабы визжат и интеллигентный гражданин стволом в вас тычет. Вы бы что на моем месте сделали?

– Ладно-ладно, – отмахнулся Остапчук, – весь невиноватый, как всегда. Скажи тогда, с какого лешего ты по чужим документам живешь?

– Гражданин начальник, я объяснял уже: сорок первый, эвакуация, схватил документы, оказались батькины. Потом уже в теплушке понял. Что мне, с поезда сигать? Вам что важнее: бумажки или человек?

– Человек, – успокоил Сергей, – ты, стало быть, Натальин брат?

– Так и есть.

– Что-то не шибко вы похожи, – встрял Иван Александрович.

– Мамы разные, отец один.

– Ну а с Князевым-то что не поделили?

– Это вы у него спросите, зачем он в меня пистолетом тыкал, – широко улыбаясь, предложил Михаил.

– Что, делиться отказался? – невинно предположил Остапчук.

– А я дел с ним давно уж не имел, – без тени смущения ответил тот, – по идейным соображениям.

– Палкина кто из вас убил? – залепил ему в лоб Акимов.

– Какого Палкина? – удивился Введенский вполне искренне. – Шуряка? Так он же сам сбежал. И, между нами, я его понимаю.

– Так, все, разберемся, – снова прервал их Остапчук.

– Разбирайтесь, это ваше дело, – по-прежнему улыбаясь, одобрил Михаил, – а так, граждане начальники, уважаемые, за что вы меня задержали-то? Нет, я не против отоспаться да подхарчеваться на госсчет, но все-таки… За мной ничего нет, стрелял не я, а он. Что до режима – так, простите, и не собирался я ночевать не по месту прописки.

Иван Александрович вспылил:

– Гони да не загоняй! Да ты неделями в Александрове не появлялся! Проверял я.

– Ой, ну отсижу год, прямо такая заслуга, – покладисто отозвался тот, – срубите тонюсенькую палочку по-легкому, а народному хозяйству от меня ущерб. Так?

– Ты к чему ведешь? – прямо спросил Сергей. – Что тебе до хозяйства?

– Может у меня совесть пробудиться? – вопросом на вопрос ответил Введенский.

– Нет у тебя совести, – заявил Остапчук.

– Ну и пусть нет. Есть свой интерес. А вам, коли хотите, историйку забавную расскажу, – Михаил со значением глянул на Акимова, – о том, к чему приводят пьянки на кладбищах.

– Чего ж не послушать? Позабавь, Введенский, очередной байкой, – одобрил Сергей с показным равнодушием, делая вид, что разбирает бумаги.

– Только сперва уговорчик небольшой, если позволите.

– Не в твоем положении условия следствию ставить, – строго заметил Остапчук, – неизвестно еще, что стоит твоя историйка.

– Стоит, стоит, – заверил Михаил, – как раз насчет Князя. Контрабанду-то когда еще докажете, и докажете ли, а тут попытка присвоения государственного имущества… клад – он же государству принадлежит?

– Да.

– Вот. И незаконное завладение оружием, ну и до кучи – пальба в живого человека. Вам я как свидетель очень пригожусь, палочка в плане куда толще, а вреда никакого. Как вам такое предложение?

– Грамотный больно, – снова вставил Остапчук.

Михаил изобразил почтительный поклон:

– Все благодаря вам, Иван Александрович, все вашими трудами.

– Как же ты, Введенский? Никак своих сдавать начал? – продолжил придираться Саныч. – Это же не в твоих правилах?

– Я вам снова заявляю: не свой он мне, – отбрил Введенский, – я за всю свою жизнь ни одной вещицы за рубеж не продал, хоть расстреляйте.

– Не отвлекаемся, – призвал к порядку Акимов, – ну, допустим, ты пойдешь свидетелем того, что Князев имеет отношение к незаконным поискам клада, не считая остального. Что ты хочешь взамен?

– Немного, – заверил тот, – с сестрой проститься и с невестой.

– Невеста… где она у тебя?

– А в больнице нашей.

– Это которая? – удивился Остапчук.

– Да ваша, которая меня защищать кинулась. Катей зовут.

– Которую ты туда тащил? Когда ж вы сговорились? – кривя губы, чтобы не улыбнуться, спросил Сергей.

– Не сговорились еще, но я лично настроен, – заявил Михаил, – таких девушек надо разбирать, пока не расхватали.

– Да нужна она кому, каустик въедливый, – хохотнул Остапчук.

– Может, и каустик, но девчонка – огонь. Не трусиха и соображает быстро.

– Это – да, она такая, – согласился Сергей.

Введенский прищурился:

– Или вы уже нацелились? Я не уступлю.

– Не уступай, – успокоил Акимов, – я не по этой части. Считай, что договорились. Излагай дело.

Остапчук выложил бумагу, окунул перо, всем видом показывая, что готов:

– Не гони только.

Михаил поерзал, устраиваясь поудобнее, собрался с мыслями и принялся излагать:

– Пошел я как-то вдоль по узкоколейке…

– Зачем? – немедленно привязался Остапчук.

– Воздухом подышать, – пояснил задержанный, – полезно для нервов, говорят. Так