Вячеслав Денисов - Дело государственной важности

Но вот по части кричать громко, вгоняя ужас в кровь специально тренированных лиц, и во время их ступора бить нещадно!.. – тут уголовный розыск – мастак!

А еще уголовный розыск лучше всех умеет искать, а это свидетельствует о том, что и соображают его представители лучше всех.

Что вялые подходы к административной стойке, что маскировка под невидимого свидетеля? Оба были повалены на мрамор так быстро и решительно, что клочья «Finanсial Times» и обрывки проводов из рукавов еще не успели опуститься на пол фойе, как их обладатели уже хрипели и думали о том, как могло так случиться, чтобы чужой криминал оказался сноровистее их.

– Господа!.. Что происходит?!

Администратор, случайно попавший в замес и лишившийся не только шеврона на груди, но и собственных золотых запонок, пытался поднять со скользкого пола золотой герб гостиницы. Он махал им, как удостоверением депутата Государственной Думы, чтобы те, кто был в спортивных костюмах, не приняли его случайно за пособника их врагов.

– Вызовите ми…

Что всегда мешает ментам штурмовать «малину», так это лишние звуки. А потому администратор выпустил из внезапно ослабшей ладони шелковую эмблему с бахромой ниток, закатил глаза и, выпустив из ноздри тонкую струйку крови, спустился к телохранителям.

– Здесь только милиции и не хватало, – недовольно буркнул, растирая кулак, один из муровцев.

Сидельников уже забегал на второй этаж. За ним, стараясь попадать след в след – так быстрее и слаженнее, – мчались двое из подразделения его бывшего начальника Тоцкого. Будут меняться времена, перевешиваться вывески, и власть каждый раз будет иметь свой народ по-своему, но отдел по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска будет каждый раз вот так взбегать на этажи.

Второй этаж. Выстрел!.. «МУР!!»

Крик поймавшего пулю и пожалевшего, что не бросил оружие быстрее.

Второй, у дверей номера, оказался непонятливым. Увидев в коридоре тень в спортивном костюме, он машинально вскинул руку и нажал на спуск. Тень дернулась в сторону, распластав руки, и эхом вслед за выстрелом и криками прошелся стук вылетевшего из ее руки табельного «ПМ».

В следующий же момент телохранитель Магомеда-Хаджи ощутил удар в плечо и с удивлением, словно не веря, посмотрел на алый бисер, выплеснувшийся из плеча и окропивший стеновые панели. Это – мое?

Твое! И на крошечные точки, рассматриваемые охранником, выплеснулась целая лава крови.

«Я не успел сбросить ствол… – с горечью, еще не понимая, что уже умер, подумал охранник. Он шипел простреленным горлом и смотрел на стену. Теперь там было на что посмотреть. – Я не успел…»

«Скорую»! Гаврилов – «трехсотый»![36]

Сидельников смотрел на происходящее совершенно спокойным взором и не верил в то, что рядом нет Тоцкого. Как же так, без него…

Рядом с ним трещала дверь в номер, где находился в окружении телохранителей Магомед-Хаджи. Сидельников точно знал, что их – четверо. Шторы они задернули, войдя… Телохранители шкафы проверили. Под кровать заглянули, воду в толчке спустили, шумоискателем розетки и телефон проверили… В туалете врага нет! «Жучки» отсутствуют! В шкафу мина направленного действия – тоже. Конспирация по-ленински!

Как говорил «уважаемый человек из Итум-Кале», когда к нему подошел Кряжин и одним движением мощной руки схватил и дернул вверх его ширинку: «Я не знал, клянусь хлебом!»…

А кто знал? Эти, спускавшие воду, тоже не знали. Так у них положено – вошел, осмотрел, простукал, спустил. Взрывного устройства нет, задница клиента останется неприкосновенной.

Но чтобы вот так… Как в «Десятом королевстве», через зеркало…

Не учили их этому в ассоциации. Поэтому, когда через стенное зерцало пошел СОБР, вспомнить о пистолете смог только один. Но рука его, скользнувшая под пиджак, так и замерла на уровне пояса. Чересчур мужской жест, чтобы стрелять. Каждый собровец во-первых – мужик, и только во-вторых – офицер милиции. Если, к примеру, каждый раз, когда он отойдет за угол и возьмется за гульфик, в него начнут целиться или, чего хуже, – пугать, то ничего хорошего из этого не выйдет.

– Тихо, тихо.

Этот шепот старшего лейтенанта в «сфере» и бронежилете, вломившегося в номер, был громче всех воплей, заставивших присутствующих упасть на паркет и заложить руки за голову.

И все поняли – не нужно шуметь. Не нужно делать лишних движений. Хозяин разберется.

Но Хозяин разводить тему и пугать спортсменов и СОБР не торопился. Он лишь дотянулся до пузатого бокала с коньяком и резко выплеснул содержимое в лицо «уважаемого человека из Итум-Кале».

Администратора тоже откачали. Перелома хрящей носа не было, но жить с ватой в ноздрях пару часов ему рекомендовали категорически.

– Здравствуйте, Магомедов.

В номер, переступая через осколки, кровь и проходя сквозь пороховую гарь, вошел мужчина лет сорока – сорока пяти на вид, с седыми висками. Представляться ему не стоило. Скорее это он не знал в лицо Магомедова. Хрустнув куском зеркала на полу, он положил ладонь на короткий автоматный ствол собровца и придавил к полу. Прошел к столику, смахнул с кресла все те же осколки и мягко сел.

– Уведите их.

Через две минуты в изуродованном помещении остались двое. Он и он. Советник покрутил в руке поллитровку «Hennessi», поставил на место и вынул пачку сигарет.

– Знаковое явление, Магомедов, – щелкнув зажигалкой, Кряжин втянул в себя дым. – В этом номере все началось, здесь же все и заканчивается.

– Не понимаю, о чем вы, – отреагировал Магомед-Хаджи. – Как вас, кстати?

Кряжин поморщился, словно выпил этот коньяк и закусил этим нарезанным лимоном. Он видел этот разгром вокруг, слышал приглушенный рокот внизу, чувствовал запах страха, выделяемый собеседником, понимал, что главное почти закончено… И помнил смерть Тоцкого, перед которой все меркнет. Как это нелепо сейчас – «Как вас, кстати?»…

– Для вас ведь обвинение в организации преступного сообщества будет спасением, не правда ли?

– О чем вы? – изумился Магомедов. Он был поражен вопросом. Магомед-Хаджи – уважаемый человек, бывший секретарь Октябрьского райкома партии Грозного. В те времена, когда люди не убивали друг друга по причине национальной вражды и не рвали великую страну на куски. Он приехал, чтобы заключить сделку. Он не преступник, он бизнесмен!

– Кто убил Резуна, Магомедов?

Вах!.. Какого Резунова?! Магомед-Хаджи честный человек, бежавший к созиданию от войны!.. Он сделает все, чтобы доказать это!

– Не сомневаюсь. Трое из соседних областей тоже твоих рук дело? Или у вас каждый отвечает только за свои регионы?

Чудовищно… Глаза Магомеда-Хаджи блестели черным огнем, но для пущего правдоподобия в них читалась мужская обида. Он сделал бы все для этого человека, стань тот его другом. Он отдал бы за него жизнь. Делился бы хлебом и пил воду из одного кувшина. Так зачем друг так обижает его?

Кряжин впервые со дня смерти Тоцкого улыбнулся, но улыбка эта скорее напоминала оскал уставшего от погони волка над бездыханным телом загнанного хоря.

– Я вот что подумал, Магомедов, – выдохнул, сгоняя с лица неестественное выражение, советник. – Если начать сажать тебя за насильственный захват власти, то по максимуму, который тебе светит, это двадцатка. Но нужно еще постараться доказать эту двадцатку, а не двенадцать – минимум, правда?

– Конечно, дорогой Иван Дмитриевич, – другим голосом и не в том русле стал вливаться в разговор Магомедов.

– Поэтому я делать этого даже не буду пытаться.

– Я уже вижу картину: вы и я на веранде вашего дома в Алмаде, – согласился Магомедов. – Перед нами расстилается Атлантический океан, уснувшее солнце опускается на ночь в море, и его красный, густой свет разливается по всему побережью. В наших бокалах играет вино цвета разбухающей розы, и я показываю вам на мачту вашей яхты, чуть качающуюся при едва заметном движении океана.

– А где это – в Алмаде?

– Это Португалия, господин старший советник, – благодушно пояснил седовласый кавказец. – Сто километров от мыса Рок. Магомед не забывает старых друзей и все лучшее отдает им. Пора лучшим пользоваться.

Кряжин провел пальцем по столешнице и машинально стер с нее несуществующую пыль.

– Но вот посягательство на жизнь государственного деятеля я тебя взять на себя заставлю. Там тоже от двенадцати до двадцати, но есть еще волшебное слово «либо». Ты знаешь, что в Уголовном кодексе подразумевает выражение «либо», Магомедов? Это «вышка». Но сейчас не стреляют. Сейчас везут либо в «Черный дельфин», либо в «Черный лебедь», либо в «Пятак смерти» на острове Огненный.

Кряжин облизнул пересохшие губы.

– Если вдруг тебе повезет и через двадцать пять лет Президент объявит тебе помилование, и ты доживешь до этого, хотя я сомневаюсь в том и в другом, ты ужаснешься тому, как сложна жизнь. Я видел тех, кому повезло. Около года они учатся жрать по-человечески. С удивлением рассматривают зубную щетку, и у них дрожат руки, когда они видят полотенце. Они никак не могут привыкнуть, что трижды в день их не избивают. Совершенно не могут сориентироваться, сколько метров туалетной бумаги нужно отрывать от рулона, и просыпаются ровно пять раз за ночь. И некоторые, у которых процесс адаптации никак не может закончиться, кричат в темноту, чтобы не избили, что есть мочи: