Инна Тронина - Непреклонные

Охранники облегчённо вздохнули, и нас опять принял под опеку студент. Да, действительно, вместо назначенных десяти мы пробыли у Швоева двадцать пять минут. Но нам сегодня определённо везло, и скандала не получилось.

На улице всё ещё не рассвело. И мы бесконечно долго, хватаясь друг за друга, шли до джипа — будто возвращались не из больницы, а из ресторана. Вопросов больше не осталось, и нам хотелось помолчать. Но Андрей всё же нарушил безмолвие, выдохнув табачный дым вместе с паром.

— Итак, тебе всё ясно? Дело закончено?

— Всё ясно. Но знал бы ты, как мне сейчас паршиво! — Я тупо смотрела на джип и не понимала, что нужно делать дальше. — Ты не узнавал про Октябрину? Я давала телефон Милы на Гражданке…

— Как же, узнавал! У твоего ребёнка всё в порядке. Отвезти тебя на Науку? Правда, сейчас-то мне в Лахту нужно срочно, у меня переговоры с финнами. Можешь немного подождать?

— Нет, не могу! — честно призналась я. — Мои вещи можешь пока отвезти в Лахту, мы с Октябриной всё равно туда приедем. Со мной будет только сумочка. Высадишь меня на Кантемировской, и оттуда я доберусь. Или «тачку» поймаю, или на троллейбусе — неважно. Хочу отдышаться, очиститься от всей этой гадости, да и просто погулять перед Новым годом. Увидеть, как восходит солнце, и растянуть удовольствие от предвкушения встречи с дочерью. Она знает, что я сегодня приеду?

— Нет, это будет сюрприз. Я и Милу попросил девчонку не будоражить заранее. Мало ли, вдруг вылет задержат или ещё что. А так получается двойная радость.

Озирский сел за руль, а я устроилась рядом с ним. Джип тронулся, и я постаралась отключиться хотя бы на время долгой дороги. Мне ещё предстоял нелёгкий разговор с Милой, и я хотела накопить для него побольше сил…

«Здравствуй, Юрий! Прости, что так долго молчала — три месяца, с тех пор, как Оксана передала мне твоё письмо и помолвочное кольцо. Я никогда не расстаюсь с твоим подарком, ношу его на правой руке и всё время думаю о тебе, о твоём предложении. В том письме ты попросил меня стать твоей женой, и, следовательно, матерью кокочкиным детям. Двое из них, кстати, по возрасту старше меня, но это мелочи. Как бы там ни было, они — мои двоюродные братья и сёстры, и в наших жилах течёт одна кровь.

Не будем лукавить, Юра, я знаю, что старшие дети кокочки не любят меня, и это обстоятельство нужно учесть. Они считают, что тётя слишком много отдавала мне в ущерб им. Всё очень сложно, чтобы разобраться по-быстрому, раз и навсегда. Но всё-таки я хочу доказать тем, кто упрекает меня в эгоизме, что я способна быть благодарной, приходить на помощь в трудную минуту. Младшим детям тёти нужна мать, и с этим трудно спорить. Денису нужен отец. Моим родителям — поддержка и опора. Мы все нужны друг другу, и в то же время нам будет непросто соединиться.

Три сестрёнки и Никифор относятся ко мне с предубеждением. Я не обижаюсь, понимаю их. Они потеряли мать, а что может быть страшнее? Я очень часто просила тётю не демонстрировать при детях особое расположение ко мне. Она отвечала, что крёстная мать — это гораздо важнее, чем кровная. И мы с ней не пришли к согласию. В любом случае, я не держу зла на сестёр и брата, ведь ещё десять лет назад они были преданы своим отцом. Я знаю, что твои отношения с Никифором не сложились, да и девчонки стараются с тобой не встречаться. Значит, тоже ревнуют, и осуждать их за это нельзя.

Ты хочешь, чтобы я стала как бы мостиком между тобой и тётиными детьми, таким, как была кокочка. Но я не смогу её заменить. Возможно, тебе хочется верить в то, что наше родство, внешнее сходство притупят твою боль. Но, боюсь, что это не так. Я могу быть только сама собой, а не копией тёти. Всё равно дети никогда не станут относиться ко мне так, как относились к ней. Я продолжаю оставаться их соперницей, несмотря на то, что делить нам, к сожалению, уже некого.

Юрий, ты не торопишь меня с ответом. Пишешь, что раньше годовщины гибели тёти мужем моим стать всё равно не сможешь. У меня и у тебя остаётся ещё полгода, чтобы как следует всё обдумать, взвесить, прикинуть. Я понимаю, что тебе очень нужна жена. Ты считаешь, что и мне необходим муж. А поскольку мы — очень близкие люди и притом не кровные родственники, из нас получится прекрасная супружеская пара. Ты хочешь стать отцом Денису, и я благодарна тебе. Но только потому, что я стану твоей женой, ты не сможешь назвать моего сына своим. На все времена у Дениса один отец, а у тётиных детей — одна мать. Их никто не вправе и не в силах заменить; можно только исполнять их обязанности.

Возможно, я соглашусь на твоё предложение, перееду к тебе — ради Дениса, мамы, папы, да и с дедушкой сейчас хочется быть рядом. Но ведь никто не знает, как сложится наша с тобой семейная жизнь, подойдём ли мы друг другу. Если нет, то нам придётся расстаться. Юра, подумай, может быть, тебе нужно сразу найти верную и покорную жену, которая сознательно взвалит на себя груз ответственности за твою семью? Да, я сознаю свой долг, но всё-таки не готова во имя него отречься от себя и от сына. А я сомневаюсь, что Денису будет по-настоящему хорошо с тобой.

Я знаю, что ты сделал мне предложение из жалости. Кроме того, ты обещал кокочке, если с ней что-то случится, не оставлять меня и моих родителей. Ты — солдат, и потому честно выполняешь клятву, присягу. Вместе с тем, я знаю, что ты в ответ потребуешь благодарности, послушания, каждодневной пахоты на благо патриархальной семьи. Но я никогда не смогу управляться с баней, работать по дому и обихаживать сельское подворье.

Пойми, что Наталья Лазаревна родилась в деревне, а я — сугубо городская жительница, ленинградка-петербурженка, дитя Гражданки. Дочка доктора наук, всю жизнь отдавшего Политехническому институту. И мне уже поздно меняться, тем более что в душе моей нет любви к тебе. Той любви, которая могла бы вдохнуть в меня силы, заставить совершить невозможное. Но ведь и ты меня не любишь, Юра. Подумай, нужен ли нам обоим такой брак.

Я сразу предупреждаю, что никогда не сочту тебя благодетелем. И ни за что не возьму твою фамилию, не дам её Денису. Если уж мальчику не суждено носить фамилию родного отца, пусть продолжает род деда. Оленниковы должны остаться на земле. А ведь ты и мысли не допускаешь о такой вольности. Мы слишком по-разному понимаем свой долг, и разные понятия вкладываем в слово «любовь». Такими нас воспитали, и мы не виноваты.

Наверное, я поступаю неблагодарно и глупо. Но я — не наложница, не содержанка. Для того чтобы отдаться, мне нужна, по крайней мере, симпатия. Насилие — физическое или моральное — отвратительно мне. Я никогда не отдам в твою власть своего сына. В первую очередь потому, что вы с тётей зря хотели вернуться в прошлое. Должно быть, тот ужас, что случился с ней, и есть предупреждение высших сил.

Ты понимаешь, о чём я говорю. Слишком хорошо помню, как висела на твоих плечах, умоляя не начинать войну с инородцами, которые на деле оказались не виновными в случившемся с тётей. Волею судьбы она пала жертвой сумасшедшего, взгляды которого не очень-то отличались от её собственных. И я не допущу, чтобы мой сын хоть раз в жизни услышал то, что услышала я, умоляя тебя не мочить «черножопых». Да, ты именно так их и называл — из песни слова не выкинешь.

Ты будешь смеяться, но мой Денис уже влюбился. Между прочим, в дочку той самой Оксаны Бабенко. Девочка — наполовину чеченка, и мне страшно вообразить, что Денис вдруг задумается об этом. Если ты воспитаешь черносотенцем своего Мишку, то сам и будешь отвечать. Но Денис — самое дорогое, что у меня есть. И я позволю вам встречаться только при условии, что мальчик будет иметь право на своё мнение.

Но ты привык, чтобы младшие по званию и возрасту беспрекословно слушались тебя, а уж тем более взятые в дом из жалости. И я предвижу, что ты захочешь сломать моего сына. Но лучше я умру с голоду, пойду на панель, чем допущу подобное. Денис должен оставаться таким, какой есть сейчас, — добрым, чистым, пусть порой и задиристым, даже грубоватым. И он не обязан расплачиваться за грехи — мои и тётины. Я теперь знаю, Юра, что у неё были грехи, и притом тяжкие.

Не представляю, на что буду жить, но из всякого положения есть выход. Возможно, я найду его, не одну ещё ночь проведя без сна. Вполне допускаю, что ты, прочитав это письмо, захочешь порвать со мной. Но пусть лучше это случится сейчас, чем после свадьбы.

Накануне Нового года, перед тем, как Оксана привезла твоё письмо, я ехала из Москвы в Питер. Со мной были дети — Денис и Октябрина, Оксанина дочка. Невинные дети, мальчик и девочка, мирно спали на одной полке, даже не подозревая, что судьбы их отягощены горем и слезами. И именно эта их невинность, их невиновность, спасли меня тогда от самоубийства. Я, наверное, от душевной боли выбросилась бы из «Стрелы», не будь со мной этих чудесных детей.

Юрий, ты можешь поручиться за то, что за спиной Дениса не будут шептаться кумушки? Что ни один из тётиных детей не намекнёт на его происхождение? Ни в чём его не упрекнёт? Лучше, наверное, стать любовницей кого-то другого, кто не будет претендовать на душу моего сына? Он заплатит и уйдёт, даже не вспомнив о Денисе. Пусть лучше мальчик будет для него какой-то абстракцией, а не крестником и двоюродным внуком покойной жены.