Анатолий Баюканский - Тайна перстня Василаке

Казалось бы, вернувшись домой, стоило сначала хорошенько осмотреть квартиру. Вроде бы опять ее посещали незваные гости, но некто, наверное, мой добрый ангел-хранитель, подсказал мне, с чего начать день.

Божья мать с младенцем Иисусом смотрела на меня сострадательно, с пониманием. И от этого волшебная сила обволакивала меня от затылка до пят, становилось легче, тревога постепенно уходила.

Обычно нужно время, чтобы по-настоящему осмыслить суть событий. Все, что произошло со мной на Кипре, да и в Москве, было неординарным, затрагивало самые сокровенные струны души, но боль была поверхностной, царапало что-то внутри, а вот тут, дома, где до меня нет никому никакого дела, тревога почему-то возрастала до неимоверных размеров. Я представил себе ситуацию, при которой мог умереть в любую минуту, получив сигнал зомби. Как жить дальше, если, сняв телефонную трубку, я могу услышать закодированную фразу, означающую приговор. И устоять, увильнуть, спастись невозможно. И как это меня угораздило поехать на Кипр? Зачем только я послушал Музыканта?

Молитва, общение с Богом, принесли облегчение. На ум пришла фраза, которую я в последнее время повторял часто: «Два раза не умирать, одной смерти не миновать». Но… настроение было испорчено, наверное, и жизнь, и годы, что остались, будут также испорчены.

Я прошел по квартире, внимательно осмотрел кухню, ванную комнату, спальню. Показалось, кто-то в мое отсутствие взял веник и… подмел пол в спальне, ибо в кухне и коридоре на полу оставался легкий налет пыли. Веник оказался на обычном месте. И тряпки тоже. Может, померещилось. Наскоро вымыв полы, я вскипятил чай, достал банку консервов, вскрыл ее. Хлеба не было. Но и голода не ощущалось. Пил чай маленькими глотками и думал, думал.

Первое задание Василаке я выполнил добросовестно: развез письма по указанным адресам, правда, допустил, видать, серьезную оплошность — дал возможность водителю генерала Левина проследить за мной, но… генерал и без меня узнает, что следует. Тут моя совесть оставалась чистой — отыскать фамильную драгоценность — все равно, что найти на пляже камешек с дыркой, на счастье. Найду — хорошо, не найду — тоже неплохо. Вспомнил, что теперь я богач. В банке снял солидную для меня сумму в тысячу долларов. Зато другие задания сулили сплошные неприятности. Миша-островитянин, адвокат и особенно Блювштейн шутить со мной не станут, они начисто лишены сентиментальности, у них один золотой божок — доллары. Убить человека для таких, все равно, что высморкаться.

Хочешь, не хочешь, придется теперь отыскивать бывшего главного инженера комбината Разинкова, чтобы вручить ему послание. Так не хотелось смотреть на его нахальную, закормленную рожу. Противно было представлять, как заржет Разинков, узнав, что и я связан с этими киприотами. Он-то считал меня недалеким, не умеющим жить, и вдруг…

Но… будет день, будет и пища. Остается положиться на волю Божью. Меня крепко взяли за глотку, но еще не задушили, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

В дверь позвонили. Я сразу подумал о Клинцове, очень возрадовался. Не терпелось расспросить, что он делал на Кипре? Неужто и вправду охранял меня? Милиционер этот пользовался в городе славой чудика, до сорока лет рос в званиях, а потом… Поговаривали, будто бы Клинцов раскручивал громкое дело о злоупотреблениях высоких должностных лиц: ему советовали закрыть дело за недоказанностью состава преступления. Дело закрыли без него, как говорят в милиции, «прикрыли каменной плитой».

— Кого я вижу! — расцвел Клинцов. — С прибытием!

— Спасибо, спасибо! — мы невольно обнялись. — Жаль, ты не встретился со мной на Кипре! — Я бросил пробный шар, думая, что подполковник подхватит мою мысль, но Клинцов ловко перевел разговор. — Думаю, за прибытие в родные пенаты нужно по граммулечке выпить. — Выставил на стол «Столичную», самолично содрал «шапочку» с бутылки, привычно прошел к посудному шкафу за стаканами…

Выпив по первой, мы постепенно начали «оттаивать», разговорились по душам. Одно меня удивляло: почему Клинцов не сознается, что был на Кипре? Ведь не приснилось мне Мертвое море, капитан израильской полиции в воде и Клинцов неподалеку.

— Послушай, Алексей, пока ты загорал на Кипре, я для тебя сюжетик раскопал, закачаешься. Помнишь самоубийцу Генриха?

— Конечно! Я одному чмырю про Мирона Сидельника брякнул, так тот… — Я притих, ведь о Блювштейне упоминать мне было заказано под страхом смерти.

— На Кипре знают Сидельника? — притворно удивился Клинцов. — Ты ври да не завирайся. Полковник напустил на себя равнодушный вид, снова наполнил стаканы.

— А мне кажется, что квартиру третий раз «скокари» посетили. На кухне налет пыли, а в спальне чисто, словно незваные гости за собой пол подтерли.

Клинцов вдруг встал, приложил палец к губам, поманил меня к двери…

В скверике было пустынно. Солнце палило вовсю, мы, длинноногие, с трудом уселись на низенькую детскую скамеечку.

— Вижу, ты влип в очередную историю с географией. Сколько лет я в сыщиках, но не помню случая, чтобы квартирные воры пол за собой мыли.

— Зачем ты меня выманил на улицу?

— Где твой пиджак, в котором ты приехал с Кипра?

— В квартире.

— Снимай туфли! — приказал Клинцов.

Ничего не понимая, я протянул полковнику ботинок, купленный в Израиле. Клинцов взял его, стал внимательнейшим образом изучать это произведение обувного искусства. Подковырнув боковую стенку, удовлетворенно хмыкнул, затем извлек плоскую пластиночку, похожую на предохранитель карманного японского приемника и воткнул пластину острым концом в песок.

— Тебя, Банатурский, и впрямь «пасут». Это — электронный «жучок», слава Богу, что он еще не включен. Жди четвертого посещения. Они придут включить «жучки».

Боже мой! Не могу привыкнуть к мысли, что это мне не снится. У новых моих «друзей» и впрямь длинные руки. И тут меня прорвало. Я заговорил быстро, сбивчиво, стараясь не пропустить ни единой детали. Возникло такое ощущение, будто я перекладывал тяжкую свою ношу на плечи Клинцова. Я называл фамилии, буквально сыпал конкретными фактами, упоминал детали, обрывки разговоров, одновременно выказывал свои предположения, суть которых сводилась к тому, что буквально вся Россия опутана невидимыми сетями, если не прорвать их, мы задохнемся.

Наконец, я замолчал. Старался не смотреть на Клинцова, ожидал его приговора или оправдания, не соображал, правильно ли я поступаю, исповедуясь перед полковником. А он внимательно слушал, глядя прямо мне в глаза А затем медленно поднялся на ноги, привычно огляделся вокруг и вдруг крепко обнял меня и даже чмокнул в небритую щеку.

— Товарищ «литератор» ты отныне настоящий агент русской тайной полиции. И не вздумая отнекиваться. В основном, мы имели большинство сведений, но они были туманны. расплывчаты, а ты, как старик Хоттабыч разом склеил паутину, открыл глаза на белые пятна, словом, я безмерно рад, что не ошибся в тебе.

— Честно сказать, — я не мог окончательно придти в себя, — я столько дров наломал, что…неужели я и впрямь был чем-то полезен?

Ты даже не можешь себе представить, а придет время и перед тобой раскроются такие дали, что…оставим мелочи, — оборвал меня Клинцов, — кстати, я скоро переезжаю в Москву.

— Получаешь повышение?

— Я, правильней сказать, не переезжаю, а возвращаюсь в Москву, к месту постоянного жительства. Ведь в твоем городе я выполнял очередное задание, в том числе и привлек тебя к нашей засекреченной операции.

— А Старососненск?

Твой Старососненск, — мягко поправил меня Клинцов и отвернулся, стал рассматривать ярко-красный цветок мальвы. — И произнес всего одну фразу. — Начало романа будущего сделано, а продолжение. Как говорят в народе, продолжение следует…

Я проснулся чуть свет, лежал на спине и ждал звонка от Клинцова. Если он ничего дельного не придумает, я пропал. Но телефон молчал. Пришлось вставать. Старался не думать о том, что меня ждет в скором времени. Блювштейн и Василаке, генерал с Петровки, и дружки с Кипра быстро «заметут» меня. И поделом. При первом же разговоре с ментом все выложил, как на блюдечке.

Выпив стакан чаю, извлек из кейса письма, адресованные бывшему главному инженеру металлургического комбината Разинкову, вышел на улицу, сел в автобус. На счастье, отыскалось для меня свободное местечко, да еще у окна. Замелькали знакомые микрорайоны, застроенные «хрущевками» и «девятиэтажками», от похожих зданий зарябило в глазах. Поневоле подумалось: почему-то Бог создал для людей различные условия для проживания. Взять тот же Кипр. Там и зимы бесконечной нет, вечная зелень, тепло, море, доступное богачу и безработному, а здания, как игрушки, каждый квартал имеет собственный архитектурный облик. Правда, много типовых, четырехэтажных домов с двумя подъездами, во дворе — бассейны, экзотические фрукты растут под окнами.