Анатолий Баюканский - Тайна перстня Василаке

Ладно, чего там! Кип — далеко, а бывший главный инженер комбината по фамилии Разинков совсем близко. Неординарный, прямо скажем, человек. Сколько в прежние, застойные времена ходило слухов о его чудачествах! Дисциплину в цехах наводил с помощью крепких подзатыльников, здорово помогало. А какие пиры устраивал он для «отцов города» и их любовниц! В день рождения собственной жены ехал из города на комбинат и выбрасывал на головы прохожих мелкие бумажные деньги, как листовки. Еще поговаривали о том, что отец Разинкова был после войны расстрелян по приговору суда за пособничество фашистам. И фамилию носил иную, украинскую — Разиня, сменил на Разинкова. В эти слухи и домыслы мало верилось, ибо наши доблестные органы давным-давно вывели бы на чистую воду удачливого сыночка предателя, хотя… все может быть. Доблестные чекисты тоже брали людей с разбором, заметали больше мелкую рыбешку, а крупная, как водится, проскальзывала сквозь любую ячею…

Я вынул из кармана прихваченную дома газету годичной давности. Отыскал в ней собственный фельетон под заголовком: «Прочь с дороги! Главный едет!», стал внимательно перечитывать, чтобы «освежить» память.

Н-да, для товарища Разинкова и в те времена не было ничего невозможного, он умел делать сказку былью. Мой фельетон в свое время наделал много шума. В нем рассказывалось про очередную выходку всесильного главного инженера. Однажды он задумал улучшить плодородие почвы на своем садовом участке, проще говоря, на собственной даче. Подумал — сделал. Ранним утром на людной трассе, ведущей к закрытым дачам, появилась угрожающая процессия — впереди колонны КАМАЗов мчались машины ГАИ, по громкоговорящей связи передавая встречным водителям приказ: «Внимание! Говорит ГАИ! Всем водителям, независимо от их ведомственной принадлежности, немедленно свернуть на обочину и остановиться». Обалдевшие шоферы тотчас исполняли приказ и ждали, что будет дальше. Судили-рядили: «Не иначе, кто-то из правительства в наш город нагрянул». Но вместо черных «чаек» мимо них проехали четыре порожних КАМАЗа, позади колонны шла милицейская легковушка.

Спустя несколько часов эта же колонна проехала той же трассой, но в обратном направлении. В кузовах КАМАЗов находилась земля, снятая дорожными машинами с участка главного инженера. А ближе к вечеру на участок завезли чистейший чернозем.

Мой фельетон обсуждали на горкоме партии и… предупредили товарища Разинкова «о недопустимости подобных действий». И все. Да и то, правда, перечить ему, тем более, вставать поперек дороги никто не осмеливался: ни милиция, ни даже органы.

Вскоре после опубликования фельетона Разинков подстерег меня возле дома. Я шел на почту, когда он окликнул меня, подозвал к себе. Едва сдерживая раздражение, прохрипел:

— За эту гнусную статейку ты еще поплачешь кровавыми слезами!

— Вы мне угрожаете? — интеллигентно спросил я. — Я поставлю в известность милицию.

— Ха-ха и еще раз ха! — и впрямь хохотнул Разинков. — Вся милиция у меня за кушаком. И еще тебе пришьют за клевету. Ведь никто моих слов не слышал. Водитель у меня глухонемой. Запомни: я выжду, выберу момент и… — Не договорив, Разинков укатил прочь.

И после всего этого волею обстоятельств я должен встретиться с ним и мило объясниться. В голове у меня появилась дерзкая мысль: люди, подобные нашему боссу, не ожидая первого удара, предпочитают наносить его сами. Надо бы позвонить Разинкову, нагло потребовать машину для встречи, передать привет из Израиля. Жаль, умные мысли у меня почему-то всегда запаздывают.

…Мне повезло. Еще бы минут десять — и гражданин Разинков укатил бы на дачу. «Волга» стояла «под парами», с включенным двигателем. Сам хозяин в спортивном костюме давал указание здоровенному жлобу, видимо, телохранителю, какие сумки брать.

Завидев меня, Разинков оторопел, недоуменно покосился на жлоба-телохранителя, дескать, как сюда попал этот тип?

— Здравствуйте, Александр Михайлович! — вежливо поздоровался я, предвкушая, какое удовольствие получу в конце разговора.

— Кого я вижу, сам не рад! — недовольно пробурчал Разинков. — Писака несчастный! Тебя еще не «пришили»? Скоро, скоро! — повернулся к телохранителю: «Гоша меня мутит от этого фраера, дайте ему пинка под зад!»

— Без проблем, шеф! — широко заулыбался жлоб, пошевелил толстыми, как сардельки пальцами, медленно стал надвигаться на меня.

Что было делать? Этот орешек был мне явно не по зубам. Жаль, не получилось у нас «плавного» перехода к деловому разговору. Пришлось с порога открывать карты:

— Остыньте, гражданин Разинков. Успокойте своего холуя! Вы же знаете: за покушение на журналиста…

— Плевал я на журналистов, на всех плевал! Гоша!

— Наш общий знакомый из средиземноморской страны будет очень недоволен, если хоть один волос упадет с моей головы. Вы поняли?

— Знакомый? — удивился Разинков. — Фамилия?

— Господин Блювштейн! — выпалил я одним духом, ибо громила Гоша уже поднимал руку для удара.

— Блювштейн? — Разинков жестом остановил телохранителя. — Ты не бредишь? Не знаю я никакого Блювштейна. И вообще, с евреями предпочитаю не связываться.

— Хорошо, я так ему и передам! Ну! Что будем делать дальше?

— Придется тебе объяснить кое-что! Говори, да поживей!

— Пусть этот… уйдет прочь! — я кивнул на нежелательного свидетеля.

— Исчезни, Гоша! — прикрикнул Разинков. Жлоб мгновенно исчез, пожав плечами.

— Говори! Говори, да не заговаривайся! — С Разинковым творилось непонятное. Едва вышел Гоша, как босс захлопал ресницами, отступил от меня на пару шагов, будто ожидая моего очередного выпада, вытер концом шторы разом вспотевший лоб, затряс головой, будто хотел избавиться от кошмарного видения. Видимо, я все рассчитал точно и попал прямо в «яблочко». Нетрудно было представить смятение Разинкова: ярый враг-журналист, слывущий в городе бессребреником и… израильский «авторитет» Блювштейн, о связях с которым никто в Старососненске не знает и знать не может.

— Вам, дорогой начальник, привет от господина Блювштейна из Израиля!

— Допустим! Допустим! — Разинков тяжело плюхнулся в кресло, уставился на меня, как удав на кролика, хотя сам в этот момент больше походил на кролика, ибо не представлял мою роль в создавшейся ситуации. Наверное, если бы в центре России случилось землетрясение, он вряд ли больше удивился, чем сейчас.

— А мне говорили, что Разинков — культурный человек, — я буквально издевался над боссом, тянул время, понимая, что каждая секунда неясности мучительна для него. — Даже не пригласите гостя сесть. На улице — дикая жара, как в Израиле, ехал в автобусе, переполненном работягами. Пивком бы угостили.

— Пивком? «Маслину» тебе в лоб, а не пивко! — по инерции продолжал грубить Разинков. Я понимал: он ищет спасительный, достойный выход из положения, чтобы не потерять лицо. — Слушай, писака, айда ко мне на дачу, — наконец-то нашелся он, — там и пивко, и водочка посольская, и ушица наваристая. На природе и разговорчик учиним, любо-дорого!

— На дачу? Не пойдет. От вас, дорогой товарищ, моно всего ожидать. Слышал, рядом с дачей озеро, а я мечтаю умереть в собственной постели, и еще не скоро. Поговорим здесь.

Видимо, мой вполне самоуверенный тон, напускное спокойствие умерили его наступательный привычный пл. Разинков отличался не только властолюбивым характером, но и змеиной изворотливостью, умел по ходу дела перестраиваться, наверняка он понял, что не будь у меня оснований и полномочий, вряд ли я решился бы придти к нему домой. И на этот раз подавив растерянность, он напустил на себя привычно самоуверенный вид, заложил нога за ногу, пригласил меня сесть, стал ждать разъяснений. А я, уловив его настроение, сделал артистически долгую паузу, выводя Разинкова из терпения. Имея на руках такие козыри, можно было смело идти ва-банк.

Хозяин встал, прошел к холодильнику, достал запотевшую бутылку «посольской», две банки импортного пива, какой-то закуски, поставил два хрустальных стакана, расстегнул замок спортивного костюма, тяжело рухнул в кресло.

— Глотнем для разминки?

— Вы — умный человек, Разинков, — удовлетворенно проговорил я, — на востоке без чая, а у нас без рюмки разговора не начинают.

— А есть, о чем толковать-то? — Разинков едва вмещался в кресло, кулаки его на бархатных подлокотниках угрожающе сжимались и разжимались.

— Вроде бы у нас прежде не случалось точек близкого соприкосновения.

— Помните, чему нас учил бородатый Маркс? Все течет, все изменяется. Почти уверен: не только «спасибо», «магарыч» заработаю.

Разинков ничего не ответил на это явное вымогательство. Он налил себе полный, до краев хрустальный стакан водки, спокойно опустошил, осторожно поставил емкость на стол.