Клод Файар - Клоун умер на манеже

– Срочно найти! – приказал Патон.

Они вышли в коридор и сами убедились, что дверь комнаты, где хранился реквизит, заперта и ключа нет.

– Не надо пока взламывать ее, – сказал Ошкорн, – посмотрим, не подойдет ли ключ от какой-нибудь другой двери.

Он вернулся в уборную клоунов, вытащил из замочной скважины ключ и попытался вставить его в замочную скважину двери реквизитной. Ключ вошел, но не повернулся.

– И все-таки мы должны войти в эту комнату, – пробормотал он.

Реквизитная, склад реквизита… эти слова подействовали на его воображение. Он и правда ждал, что обнаружит в этой комнате что-нибудь чрезвычайно важное.

Видно, не один он так думал, потому что Преста, Жан де Латест и Мамут явно вдруг очень встревожились.

Ошкорн раздвинул столпившихся около двери людей, отошел на несколько шагов, отшвырнул ногой солому, которая устилала пол. Нагнувшись, воскликнул:

– А вот и ваш ключ!

Они торопливо вошли в комнату. Склад как склад. Однако полицейские на секунду оцепенели, увидев в кресле распростертое тело. Но это оказался всего-навсего манекен!

– Месье де Латест, кто был сегодня с вами в вашей ложе? – неожиданно спросил Ошкорн.

– Месье Жан Рейналь, журналист.

– Известный?

– Не думаю. Я никогда не слышал о газетах, с которыми, по его словам, он сотрудничает.

– И давно вы его знаете?

– Никогда не видел до сегодняшнего вечера.

– Однако, как я заметил, вы держались с ним весьма дружелюбно.

– Я всегда дружелюбен с журналистами, даже если их газеты мне неведомы, – несколько сухо ответил Жан де Латест. – Вы хотите увидеться с месье Рейналем? Он должен быть где-то поблизости, я только что видел его, он брал интервью у Людовико. Сейчас позову его.

Прошло немало времени, прежде чем главный администратор вернулся.

– Сожалею, – сказал он, – но месье Рейналь словно испарился.

– Может, он вернулся в зал?

– Исключено! Я спросил двух униформистов, что стоят в проходе. Ни один, ни другой не видели Жана Рейналя, а в зал можно пройти только мимо них.

– Он ушел из цирка?

– Я только сейчас говорил с контролером, с тем самым, которого вы недавно допрашивали. Он сказал, что в последние четверть часа из цирка никто не выходил. А ведь пятнадцать минут назад Рейналь еще был здесь!

Он подозвал Людовико:

– Не правда ли, Людовико, прошло не более пятнадцати минут, как журналист беседовал с вами? Куда он пошел, когда вы расстались?

– Не знаю. Он задал мне несколько вопросов по моей профессии. Я ответил, как мог, да и выкинул его из головы.

Неожиданно до них донесся страшный гул. Это окончилось представление. Публика ринулась к выходу.

– Теперь уже бессмысленно искать этого Жана Рейналя, – сказал Ошкорн. – Разве изловишь незнакомого журналиста в такой толпе! Но мы все равно обязательно найдем его! Вы говорите, что не знали его раньше?

– И еще раз повторяю, я никогда не видел его до сегодняшнего вечера и, право, затруднился бы назвать газеты, которые он представляет.

Не прерывая разговора, Ошкорн подошел к креслу, в котором перед тем сидел Паль, взял в руки подушку и осмотрел ее. Потом взглянул на Жана де Латеста. Как он и предполагал, в глазах главного администратора он заметил искорку иронии.

– Ну так где же ваша мадам Лора? – снова спросил Патон.

– Еще не пришла, – ответил Жан де Латест, – но, думаю, скоро все-таки будет…

Как и в начале их разговора, Ошкорн отметил, что Жан де Латест интонацией подчеркивает некоторые слова. Сейчас он сделал ударение на «все-таки»…

Ошкорну, как, впрочем, и Патону, не терпелось поскорее увидеть мадам Лора. Его интересовало, как поведет себя эта женщина при виде трупа Штута, своего сотрудника и, если верить сплетням, любовника.

Прошло еще немало времени, прежде чем она появилась. Все расступились, освобождая ей проход. На пороге уборной она на секунду застыла, устремив удивленный взгляд на тело Штута. Потом подошла, склонилась над ним. Губы у нее немножко дрожали, но это был единственный знак ее волнения.

Наконец она повернулась к Патону:

– Как это случилось?

– В общем, как вы сами сейчас сказали, Патон, это преступление тесно связано с тем, предыдущим!

Комиссар Анье поднял на лоб очки, повернулся в кресле и одного за другим оглядел двух своих инспекторов.

– Но что вы имеете в виду, – продолжал он, – когда утверждаете, что нынешнее убийство является логическим продолжением предыдущего? Уж не хотите ли вы сказать, что это месть за первое?

– Нет! Просто мы, Ошкорн и я, предполагаем, что оба они совершены одним и тем же лицом.

Комиссар Анье устремил вопрошающий взгляд на Ошкорна.

– И правда, любопытно, что удар нанесен одним и тем же способом, с той же силой и такой же уверенной рукой, – сказал Ошкорн. – В обоих случаях не было крови, так как рана оказалась закупоренной ножом. Оба ножа – типа небольших кинжалов – одинаковы, причем настолько распространенного образца, что только в цирке мы обнаружили четыре таких. Это складные ножи с обоюдоострым лезвием, которые иногда дают в качестве премии за покупку, они носят название одного популярного аперитива. Кроме того, оба преступления совершены примерно в один и тот же час, а именно – во время представления. И наконец, свидетели – те же самые, что и в прошлый раз. Да и не только свидетели совпадают, но случаю было угодно, что и номера на манеже шли те же самые. Полгода назад тоже выступал воздушный гимнаст Людовико.

– А ведь и правда, прошло уже полгода со дня убийства месье Бержере, – тихо сказал комиссар Анье.

– Да, и артисты, и статисты этой драмы почти одни и те же, – подтвердил Ошкорн.

– Кроме Штута, – заметил Патон. – Признаюсь, я долгое время подозревал его в убийстве месье Бержере. Мои подозрения еще усилились, когда я узнал, что он стал преемником Бержере!

– Ищите, кому выгодно преступление… я знаю, Патон, таков один из ваших принципов, и поскольку Штут, похоже, выиграл от смерти Бержере, вы, естественно, заподозрили его. Но – будьте начеку! – нет правил без исключений. Случается и так, что преступник не пользуется плодами своего злодеяния, и каштаны из огня таскает кто-то другой!

– Бедный Штут! – воскликнул Патон. – А я его подозревал!

– Но кто вам мешает и сейчас придерживаться своей версии смерти месье Бержере? Что Штут тоже убит? Что же из этого? Оба преступления схожи, не спорю, но не надо поддаваться гипнозу этого факта. Ничто пока не подтверждает, что они совершены одной рукой. Возможно, между ними существует какая-то связь, вот вы и должны найти, какая именно!

Комиссар Анье несколько секунд подумал, потом с некоторой иронией сказал Патону:

– Будьте логичны до конца. Вы узнали, кому могла быть выгодна смерть Бержере, и это привело вас к Штуту. А теперь ищите, кому может быть выгодна смерть Штута.

– Мы пока не знаем планов мадам Лора. Но постараемся выяснить, кому она намерена доверить управление цирком.

– В общем, вы склоняетесь к тому, что основной побудительный мотив этого преступления – желание занять кресло директора цирка. Однако не следует упускать ил виду и другой, более явный мотив, а именно – кражу. Добыча первого преступника – восемьдесят тысяч франков, второго – всего около тысячи франков, но плюс дорогой перстень. Что ж, и это стоило труда, ведь убивают и за меньшее!

Комиссар Анье протянул Ошкорну газету.

– Из всех репортажей о новой драме в Цирке-Модерн этот, на мой взгляд, представляет наибольший интерес. Можно побиться об заклад, что автор действительно находился в зале, как, впрочем, он и утверждает. Я позвонил в газету. Заметку принес некий Рейналь, он изредка пишет для них.

– Рейналь? – переспросил Патон. – Так это тот самый журналист, что вчера вечером сидел в ложе главного администратора. Он и впрямь присутствовал на представлении.

– И если быть точным, – добавил Ошкорн, – он отсутствовал в зале как раз в то время, когда было совершено убийство!

Комиссар Анье тихо присвистнул.

– Тогда это может нас заинтересовать?

– Да! Мы попытались найти его еще вчера, но он уже ускользнул. Конечно же, мы допросим его, как только отыщем!

– Только не пытайтесь найти этого Рейналя через редакцию газеты. Они заверили меня, что не знают его адреса. Просто материал показался им интересным, и они сразу заплатили ему. Впрочем, репортаж и впрямь весьма живописен. Только вот заголовок странноватый, не без пики в наш адрес: «Преступление, совершенное под бдительным оком полиции». Если кто-нибудь не даст себе труда прочесть заметку, то может подумать, судя по заголовку, будто преступление действительно совершено на глазах у полиции!

Комиссар Анье произнес это спокойным тоном. В отличие от своих сотрудников он не возмущался прессой. Ошкорн вдруг вспомнил о споре, который разгорелся у него вчера с Пикаром, журналистом из «Либерте». Ошкорн упрекнул Пикара в пустозвонстве, а тот, в свою очередь, упрекнул полицейского в чрезмерной скрытности и подозрительности по отношению к журналистам.