Валентин Курицын - Томские трущобы

За стойкой подслеповатый паренек в пиджаке, очевидно, с чужого плеча, временно выполнял роль буфетчика и посудника. Козырь выбросил из кармана рубль.

— Дай бутылочку за печатью, а на остальные денежки огурцов соленых и хлеба.

Парень равнодушно, не глядя на Козыря взял рубль, попробовал его на зуб и раза два стукнул о стойку. Убедившись, что рубль не фальшивый, он взбросил глаза на Козыря и вяло спросил:

— Какой тебе — с красной или белой головкой?

— Знамо дело, с красной, вот чудак, еще спрашивает! Неужели нашего вкуса не знаешь.

Парень ничего не ответил на это, и лениво, ворочаясь и свистя носом, стал доставать требуемое.

— Эх ты, тетеря сонная! — раздался в это время чей-то молодой, сильный и звучный голос, — что ты так ворочаешься, точно три дня не ел! Не видишь разве, каких тебе бог гостей дает.

Козырь быстро обернулся.

Сзади его стоял, слегка улыбаясь и покручивая маленькие черные усики, какой-то субъект, одетый в рваную ватную кацавейку, обтрепанные наковые брюки и старые галоши, одетые на босую ногу. Старый картуз, с полуоторванным Козырьком был низко надвинут на лоб, с целью замаскировать громадный сине-багровый синяк, расположенный под левым глазом.

— Чего ты воззрился на меня, приятель? — вновь заговорил незнакомец, засунув руки в карман и слегка раскачиваясь туловищем.

— Что мне на тебя глядеть, чай не узоры писаны, — сердито буркнул Козырь, забирая свою бутылку и закуски. Ему не нравилось слишком внезапное появление незнакомого оборванца и предчувствие чего-то недоброго заставляло его поскорее убраться из трактира.

— Узоры не узоры, посмотри-ка «размалевка» какова! — подмигнул парень на свой синяк, и переходя в серьезный тон уже тише сказал Козырю: — Надо мне с тобой поговорить. Дело есть. Пойдем-ка на ту половину.

— Какое такое дело? — недоверчиво спросил Козырь. — Я тебя в первый раз вижу!

— А вот пойдем, тогда узнаешь! — Парень, не ожидая ответа Козыря, закричал буфетчику: — Эй ты, спящий красавец! Официант! «Шестерка»! Волоки нам графин с закуской, да селянку на сковороде вели приготовить.

В веселом разухабистом поведении незнакомца, в его свободных манерах, в уверенном тоне голоса, было что-то такое подкупающее, что-то внушающее доверие. Козырь после некоторого колебания пошел за незнакомцем на «чистую» половину. Там не было ни души.

— Ну и погодка же, братец ты мой! — обратился к Козырю незнакомец. Холодища, дождь всю ночь шел! А грязища — по колено! Одним словом, в моих штиблетах много не погуляешь, — и незнакомец насмешливо кивнул на свои галоши. — Хорошо теперь водочки выпить с холоду-то!

— Ну, говори скорее, какое тебе до меня дело. Некогда мне с тобой прохлаждаться!

— Что, на вокзал торопишься. Успеешь еще: поезд отходит в девять часов, а сейчас еще семи нет.

Козырь вздрогнул от неожиданности.

— А ты почем знаешь, что я на вокзал? — с потаенной тревогой спросил он, отодвигаясь от собеседника.

— Эх, друг сердечный, мало ли мы чего знаем, да помалкиваем только! Ну да ты это брось! Чай испугался: за «легавого» меня принял!

— Чего мне бояться-то, — недружелюбно отозвался Козырь, внимательно разглядывая незнакомца. — Ты вот говори толком зачем меня звал-то.

В это время вошел в комнату буфетчик, неся на подносе графин с водкой и обычную закуску: два копченых ельца, несколько кусочков чайной колбасы и два ломтя черного хлеба. Ни салфетки, ни вилок здесь не полагалось. Сунув принесенное на стол, буфетчик остановился в вопросительной позе.

— Что думаешь, — подмигнул ему незнакомец, — денег у нас нет! Вот они! — И он выбросил из кармана целую пригоршню серебряной мелочи, отсчитал следуемое за поданное и крикнул буфетчику: — Получай и… проваливай!

Козырь машинально выпил, налитый ему стаканчик, недоумевая, с кем это его свела судьба.

— Вот что, брат! Слушай меня внимательно. Кто я, что я — тебе до этого нет никакого дела! Помни, что я худого тебе не желаю. Знаю откуда ты идешь, что сегодня ночью делал! Знаю, кого вы с Егориным сегодня ночью в Томь свезли!

Козырь вскочил, как ужаленный.

— А-а, так ты вот про что! — злобно прошептал он, сунув руку за голенище, где у него хранилось «перо», но в это мгновение незнакомец быстро схватил Козыря за правую руку и, стиснув ее, как в железных тисках, спокойно сказал:

— Брось! Не шали!..

Залетный как ни был пьян, но, услышав эти слова, имеющие столь серьезное значение для лиц, «формуляр которых не особенно чист», очнулся и дико озираясь, присел на кровати. Выражение его лица было растерянное и испуганное, как у человека, над ухом, которого выстрелили из пушки.

— Облава, говоришь ты, — сиплым с перепоя голосом спросил он и, сильно пошатываясь, прошелся по комнате, что-то ища глазами.

— А, Кондратий Петрович, друг любезный, тебя ли я вижу. — Сейчас только заметил Егорина Залетный. — Какими судьбами занесло тебя в эту юдоль нищеты, порока и преступления! — и Залетный по-театральному вытянул правую руку, усиленно балансируя левой.

— Будет тебе шута-то ломать, очнись, — досадливо отозвался Егорин.

— Очнуться, это мы можем, в один момент! Только необходимо опрокидончик совершить! Любаша, царица сердца моего, посмотри-ка там в шкафчике, не осталось ли от вчерашнего пиршества.

Молодая женщина молча повиновалась и поставила перед Залетным довольно объемистый графинчик, на дне которого еще оставалось несколько рюмок водки.

Залетный дрожащими руками налил себе по стаканчику. Брезгливо морщась, выпил, после чего низко опустил свою голову, и некоторое время молчал.

— Н-ну, теперь можно, как будто отошло немножко, хотя, говоря по душе, мыслительные способности мои несколько подмочены, но все же, друг, я к вашим услугам. Полагаю, что разговор наш будет иметь, так сказать, конфиденциальный характер, а потому прошу оставить нас одних!

Голубок и Люба вышли.

— Слушай, Залетный, — заговорил Егорин, близко подсаживаясь к нему, перво-наперво скажи мне, хочешь ли ты пять тысяч заработать.

Залетный удивленно посмотрел на Егорина.

— Шутить изволишь, Кондратий Петрович, сорвалось у него.

— Какие шутки — дело говорю. Пять тысяч твои будут, только сумей содействовать! Слушай, вот все по порядку: дней десять тому назад свели меня с одним «фраером» — купчиком из Иркутска. «Обвели» мы его и «похерили» понимаешь, но только вот деньги, другому достались. Перехитрили меня! Вчерашней ночью мы «дело» закончили, а сегодня я было в номер, а мне вот такое письмецо преподносят… — и Егорин протянул Залетному таинственный документ, писанный двойником Василия Ивановича.

Залетный взял письмо, внимательно перечел его и зачем-то даже посмотрел на оборотную чистую сторону.

— Ловко сделано! — сказал он, совершенно трезвым и серьезным тоном.

Перспектива заработать пять тысяч и рассказ Егорина вышибли из него все остатки хмеля.

— Да понимаешь, какая вещь, — продолжал Егорин, — этот самый «человек в маске», ведь как ловко прошел в номер под видом как будто самого Василия Ивановича.

Залетный кивнул головой.

— Судя по тому, — медленно и раздумчиво заговорил он, — что никто в гостинице не заметил ничего странного во внешности «второго» Василия Ивановича, грим и костюм последнего были вполне выдержаны. Отсюда следует, что сей ловкач имел прямую возможность близко и внимательно наблюдать за настоящим Василием Ивановичем.

— Должен тебе сказать, — вставил Егорин, — что дня за три до того, как мы с тобой разыграли «фраера», я получил по городской почте письмо такими же вот печатными буквами, также подписанное. Просились взять в пай и обещали всякое содействие. Я, понятно, не обратил на это внимание, а на самом деле вон что вышло.

— Так, так-то ты ни на кого подозрения не имеешь. «Наводчики» в этом деле были.

— «Наводчик»-то положим был, только не зрячий, а слепой, — ответил Егорин, — так что он повредить мне не мог.

Залетный задумчиво покачал головой.

— Да, темное дело… Тут, брат, надо подумать! А из своих-то ребят никто «продать» не мог.

— Нет, тут толковать нечего. Прямо ума не могу приложить. Затем вот и к тебе пришел, действуй по горячим следам!

— Ты с кем орудовал-то.

— С Козырем, с Сенькой, да этот-то ни причем! Сегодня утром совсем из Томска убрался.

— Ладно, будем действовать! Давай на первые расходы рублей сто!

— А ты не запьешь. — Недоверчиво спросил Егорин. Залетный встал, гордо выпрямился и стукнул себя кулаком в грудь.

— Кондратий, что ты говоришь. Кого ты перед собой видишь! Чтобы я Артемий Залетный, да в таком деле продал! Да знаешь ли ты: в 89 году, в Москве, когда у баронессы фон Элнгер бриллиантов на семьдесят тысяч взято было, призывает меня покойник Сергей Ипатыч, в сыскном я у него правая рука был, призывает и говорит: действуй, говорит, Артемий! На расходы пожалуйте! Сейчас это он написал ордер. «Сколько» — двести рублей надо, говорю. «Изволь, друг любезный». Так-то. А ты говоришь — не запьешь! Эх… — Ну ладно, разве я сумлеваюсь, денег-то у меня с собой ста рублей нет. На вот возьми пока пятьдесят! Пойду теперь. — Продолжал Егорин, надевая фуражку. Ты в случае чего заходи ко мне. Ну прощай…