Валентин Курицын - Томские трущобы

— Ты с кем орудовал-то.

— С Козырем, с Сенькой, да этот-то ни причем! Сегодня утром совсем из Томска убрался.

— Ладно, будем действовать! Давай на первые расходы рублей сто!

— А ты не запьешь. — Недоверчиво спросил Егорин. Залетный встал, гордо выпрямился и стукнул себя кулаком в грудь.

— Кондратий, что ты говоришь. Кого ты перед собой видишь! Чтобы я Артемий Залетный, да в таком деле продал! Да знаешь ли ты: в 89 году, в Москве, когда у баронессы фон Элнгер бриллиантов на семьдесят тысяч взято было, призывает меня покойник Сергей Ипатыч, в сыскном я у него правая рука был, призывает и говорит: действуй, говорит, Артемий! На расходы пожалуйте! Сейчас это он написал ордер. «Сколько» — двести рублей надо, говорю. «Изволь, друг любезный». Так-то. А ты говоришь — не запьешь! Эх… — Ну ладно, разве я сумлеваюсь, денег-то у меня с собой ста рублей нет. На вот возьми пока пятьдесят! Пойду теперь. — Продолжал Егорин, надевая фуражку. Ты в случае чего заходи ко мне. Ну прощай…

И Егорин, пожав Залетному руку вышел из комнаты.

Занималось раннее утро, дверь пивной была полуоткрыта и Голубок уже орудовал за стойкой, откупоривал бутылки для какого-то раннего гостя.

Егорин, кивнув ему головой, вышел в двери, точно крадучись, воровской походкой, и скрылся в густом утреннем тумане, окутавшим еще спящую улицу…

Залетный, проводив, своего гостя, торопливо оделся, сунул в карман кисет с табаком, спички и засаленную записную книжку:

— Я ухожу, Голубок! — крикнул он хозяину, подойдя к задней двери пивной. — Если кто из наших забредет, так скажи, чтобы вечером понаведовались. Дело мол есть, понял?

Отправляясь на поиски таинственно исчезнувших тридцати тысяч, Залетный почувствовал себя как будто возвратившимся к тому далекому прошлому, когда он был еще агентом сыскного отделения. Также, бывало, выходил он по утрам из своей квартиры в таком же непрезентабельном виде, как и сейчас. Но тогда этот маскарад: и оборванное платье, наклеенная борода, даже искусно подведенные кровоподтеки на лице, не всегда гарантировали его от опасности быть узнанным и избитым где-нибудь в темном уголке Грачевки и Сенного рынка. А теперь он в роли сыщика, был вполне спокоен: вся «блатная» публика знает его за своего человека. Всем он в разное время оказал ту или иную услугу. Кому «очки протереть» (вытравил паспортный бланк), кому «метки стереть» (уничтожил инициалы на краденых вещах). На все руки был Залетный и каждую роль мог блистательно исполнить, и только потому не имел больших денег, что по временам запивал «горькую».

Козырь попробовал было освободить свою руку из крепких пальцев незнакомца, но не тут то было: маленькая и на вид слабая рука последнего была точно вылита из стали и не поддавалась усилиям Козыря.

— Брось, тебе говорю, — еще раз повторил незнакомец, — что ты белены объелся, что-ли!

Его спокойный и властный тон парализовал Козыря и тот, уже не пробуя вырваться, тихо вымолвил:

— Ну пусти.

— Давно бы так, приятель! А то за «перо» полез… Эх ты!

Козырь, тяжело дыша, еще не совсем оправившись от пережитого волнения, вновь присел к столу.

— Что же ты от меня хочешь, — спросил он.

— Чего хочу! А вот послушай: «продавать» я тебя не буду. Я же «фартовик», как и ты. Слыхал, наверное про Сашку Пройди-свет. Если слыхал, так вот смотри — Сашка пойди-свет перед тобой собственной персоной! — и парень остановился, наблюдая, какое впечатление произвели на Козыря его слова.

— Сашка Пройди-свет… — медленно протянул Козырь. — Как не слыхал слыхал, видеть только не приходилось! Года два как я в Томске не был. А про Сашку слышал еще в Иркутской «каталашке» (тюрьме). Так это ты, стало быть, и есть! — Козырь с любопытством и с некоторым оттенком почтения оглядел своего собеседника.

Популярность Сашки Пройди-свет была на столько велика, что почтительное любопытство Козыря было вполне понятно.

…Года три тому назад, среди томского темного мира появился неизвестно откуда, незнакомый никому, молодой парень, назвавший себя Сашкой Пройди-свет. Примкнув к воровской «хемере», он обнаружил полное знание дела: смелость, доходящую до дерзости, находчивость удивительную.

Эти качества быстро составили ему самую местную репутацию среди томских «шниферов» и «скачков». Время от времени Сашка скрывался с горизонта, исчезал куда-то. Затем вновь появлялся и всегда с планом какого-либо воровского предприятия, набирая товарищей, обделывал «дело» и пропивал выигранное вместе со своими сообщниками, где-нибудь по задним комнатам разных увеселительных вертепов. Никто из близко знавших Сашку не мог похвастаться его особым доверием. О своем прошлом Сашка не говорил ни кому не слова. Точно так же никто не знал куда исчезает он по временам, и что он тогда делает.

Ореол таинственности, окружавший его имя, в связи сего беззаветной удалью, громадной физической силой и тем особым, непонятным обаянием непоколебимой воли, которым он быстро подчинял себе всех, с кем ему приходилось встречаться, упрочил за Сашкой громкую известность.

— …Так вот что, Козырь, — продолжал Пройди-свет, — ехать тебе из Томска незачем. И здесь будет тебе дело. Сведу я тебя с людьми настоящими, не Егорину чета. Он вот твоими руками какие деньги греб, а тебе сколько отвалил! Стыдно сказать… Нет, у нас, брат, будет не так: сделаем дело получай, что следует!

— Я что ж, не прочь, — колебался Козырь, — только вот я слово дал Егорину, штоб из Томска значит уехать…

— Плюнь ты на Егорина! Что он тебе! — перебил его Пройди-свет, говорю, доверься мне. Дела мы с тобой будем обделывать тысячные!

— Так-то оно так. Да ведь ежели Егорин дознается, что я здесь, в Томске остался, так ведь он, пожалуй, возьмется за меня, — нерешительно пробормотал Козырь.

— Чего возьмется! Руки у него коротки! Да и не узнает он про тебя. На первое время я сведу тебя к одному земляку, в дворниках он служит. Хозяина его сейчас в Томске нет. Живет он один вроде караульщика. У него и побудешь пока, а потом другие места найдем! По рукам, что ли?

Козырь протянул руку.

— Идет! — решил он. — Будем заодно работать.

Парень-то ты хороший! Черт с ним, с Егориным…

— Руку, товарищ, — и Пройди-свет сильно сжал Сенькину руку. — Теперь мы с тобой выпьем как следует. Спрыснем наш союз. Эй, кто там, скоро будет готова солянка. Да пива пару похолоднее поищи, — закричал Александр, подходя к двери.

— Сию минуту, подают, — отозвался буфетчик.

Часов около 12 дня новые приятели порядочно-таки подвыпив и основательно закусив, покинули Савкино заведение. Козырь был полупьян и шел, пошатываясь. Смесь пива и водки на голодный желудок давала себе знать. Александр же шел как ни в чем не бывало, хотя пил не меньше Козыря.

Он шел, широко размахивая руками, весело насвистывая сквозь зубы и вызывающе глядя на прохожих.

— Теперь мы пойдем на нашу штаб-квартиру, — заметил Александр, свертывая с Бульварного в узенький боковой тупичок.

Здесь было два-три дома, на всем же остальном протяжении тупика тянулись черные, мокрые от дождя, заборы, за которыми шумели уже обнаженные ветром березы.

Поравнявшись с низеньким покосившимся от времени забором, у которого не хватало двух узеньких досок, Александр быстро перемахнул через него.

— Следуй моему примеру, дружище, — крикнул он Козырю.

Они зашагали по мокрой траве, пробираясь между берез к маленькому домику с мезонином, стоящему в глубине двора.

Старая облезлая собака, привязанная к полуразвалившейся конуре, злобно залаяла на подходивших.

— Тубо, дружок! Своих не узнал, — окликнул собаку Пройди-свет.

На лай собаки, из сенец домика показалась какая-то старуха с самоварной трубой в руках.

— Скоренько вернулся, соколик, — заговорила она, пропуская приятелей в сени. — Я вот самовар поставлю, может, и вы попьете чайку…

— Нет, Кузьмовна, некогда, — отозвался Александр.

Пройдя через кухню с большой русской печкой, он вошел в темный чуланчик, из которого вела на мезонин ветхая скрипящая лестница.

Козырь молча следовал за ним.

Мезонин состоял из двух комнат. В первой, куда они вошли, не было совершенно никакой мебели. Голые стены с ободранными запыленными обоями наводили уныние. Углы комнаты были затканы серыми тенетами паутины. Толстый слой пыли лежал на полу и подоконниках. Было очевидно, что здесь не живут, а только изредка появляются по делу.

— Подожди меня тут минуту, — сказал Александр, уходя в другую комнату, — я сейчас выйду…

— Ладно, — ответил Козырь и, подойдя к окну, уселся на подоконник. Сквозь грязные зеленоватые стекла ему был виден огород с черными, размытыми дождем грядками… Далее тянулся пустырь. Опять пошел мелкий назойливый дождик… Было скучно и грязно…