Виталий Гладкий - Талер чернокнижника

Я держал в руках так называемую «рудничную» монету. Такие металлические деньги начали чеканить в шестнадцатом-семнадцатом веках в Германии из серебра определенных рудников, которые обязательно указывались в надписи или изображении.

Существует немало монет из серебряных рудников Мансфельда, Гарца, Штольберга, Ильменау, Рудных гор и так далее. Правда, датированы они в основном восемнадцатым и девятнадцатым веками. Самыми последними рудничными монетами считались мансфельдские талеры, чеканенные в 1862 году.

Я имел несколько рудничных монет, в том числе два рейхсталера и гульден. Мне удалось прикупить их по случаю. При всем том, стоили они совсем не дешево.

Но эта была какая-то особенная монета, непохожая на остальные. Она здорово смахивала на довольно редкий брауншвейгский рудничный талер 1601 года. Только на первый взгляд. А на второй имела массу различий, которые у нумизматов ценятся больше всего.

Во-первых, увенчанный нимбом святой на реверсе монеты, который опирался руками на «андреевский» крест в виде буквы «Х» размером с его рост, был одет не в монашескую хламиду, как обычно, а в тулуп с высоким стоячим воротником. На голове у него была странная шапочка, похожая на те, что носят пловцы, но с каким-то шишаком сверху.

Под ногами святого (уж не святого ли Якоба? – подумал я) виднелось изображение инструментов, которыми пользовались в то время горнорабочие, и двух тележек для вывозки руды на поверхность.

Во-вторых, легенда. Или проще – для непосвященных – круговая надпись на монете. Буквы легенды были латинскими, но когда я попытался ее прочесть, то у меня получилась сплошная абракадабра.

Неужто передо мной варварское подражание немецкому талеру? Тот, кто подделывал монеты, попросту не знал латыни и лепил, что ему в голову взбредет, пользуясь безграмотностью соотечественников. Но такие монеты имели хождение среди германцев в основном в эпоху великого переселения народов.

А это было… это было… дай Бог памяти, в седьмом веке. Слишком рано для этой монеты. Чересчур хорошо она сделана. Будто вышла из-под современного пресса. А потом ее весьма искусно покрыли патиной.

Новодел?… Нет, трижды нет! То, что монета старинная, я мог бы дать любые гарантии. Я действительно в нумизматике разбирался очень даже неплохо. А еще я обладал потрясающей интуицией на подделки. Провести меня было очень трудно.

Практически любая монета до сих пор была для меня как открытая книга. Я мог «прочитать» ее историю так, будто видел фильм или, на худой конец, комикс; у меня богатое воображение, но оно всегда конкретное и точное.

Ладно, подумал я, взглянем на аверс. Там точно что-нибудь раскопаю…

На аверсе был помещен графский герб. Это я определил по венчающей его короне. А вот дальше мне стало совсем интересно.

По углам гербового щита, за его пределами, были отчеканены два корабля. Один из них был драккар* викингов – не узнать его было просто невозможно. Он шел под парусом. А во втором я признал норманнский средневековый кнорр*. Значит, монета может быть датирована никак не раньше тринадцатого века.

Но вот парус… Паруса, как такового, у кнорра не было. А мачта была, только очень низкая. Она стояла, как и положено, посредине корабля, а от утолщения сверху, похожего на котелок, исходили лучи. Они создавали, судя по рисунку, колебания, направленные вниз и в стороны.

Судя по тому, что под драккаром были изображены волны, он шел по морю. А вот кнорр скользил по облакам; их нельзя было спутать с волнами, древний гравер постарался на совесть.

Что это? Фантазия какого-нибудь свободолюбца? Как известно, и в древние времена мыслителей и изобретателей, далеко опередивших в своих мыслях время, хватало. Вспомним хотя бы миф об Икаре.

Но на монетах, да еще средневековых, никаких фантазий мне встречать не доводилось. За этим строго следила католическая церковь и ее передовой отряд – можно сказать, «ум, честь и совесть» эпохи средневековья – святая инквизиция, прообраз большевистского ГПУ или более позднего КГБ.

Такого гравера с избытком фантазии в лучшем случае ждала дыба, а в худшем – огонь. Между прочим, глядя на наши современные дела, я иногда ловлю себя на мысли: а так ли уж был неправ Торквемада*, когда отправлял на костер всяких умников и ведьм вместе с колдунами?

Останься все по-прежнему, гляди, жили бы мы сейчас тихо-мирно, не зная ужасов Освенцима и Хиросимы, не было бы атомных бомб в арсеналах, а газеты не пестрели бы объявлениями шарлатанов-экстрасенсов и прочей братии, наживающейся на чужом горе.

Если бы… Это «бы» преследует человечество всю его не так уж и длинную историю. Естественно, по сравнению с той далекой эпохой, когда на Земле зародилась жизнь.

Герб… Чей он, навскидку не скажешь. Но этот герб мне тоже незнаком. Нужно будет, подумал я, поискать в справочниках по западноевропейской геральдике. Что касается надписей, то и здесь латынь, и опять бессмыслица.

*Драккар – боевая парусно-весельная ладья морских разбойников-викингов, на форштевне которой было установлено резное изображение дракона.

*Кнорр – грузовое парусное судно норвежских викингов с высокими надводными бортами.

*Торквемада (1420—1498 гг.) – монах-доминиканец, глава испанской инквизиции.

В конечном итоге, вдоволь насмотревшись на свое приобретение и порывшись в справочниках, я понял, что зашел в тупик. Мне не смогли помочь ни мое чутье, ни мой опыт нумизмата, ни справочная литература. Монета идентификации не поддавалась.

Это здорово задело меня за живое. Монета-загадка будоражила воображение, толкала на новые исследования и изыскания, на какие-то подвиги, но я был не только ленив, но и благоразумен. (Правда, временами).

По идее, мне нужно было еще посоветоваться с нашими городскими зубрами нумизматики. Это уже была конечная инстанция для коллекционеров. Патриархов нумизматики насчитывалось всего двое – Князь и Паташон. Это их прозвища. А еще молодые нумизматы вроде меня называли Князя Дедом.

Когда они к ним прилипли, уже не знал никто, потому что Князю стукнуло семьдесят восемь, а Паташон вообще был без возраста. Мне, например, казалось, что он родился еще в девятнадцатом веке. Это если судить по его воспоминаниям.

Паташон был маленького роста, худой, как узник концлагеря, и всегда носил зонт-трость. Эдакая старуха Шапокляк в мужском обличье. А вместо ручной крысы Паташон держал большого и зобного пса.

Что касается Князя, то у него и впрямь были замашки крутого аристократа. Одевался он с иголочки, выходил в свет во фраке и при «бабочке», носил золотой перстень с черным бриллиантом, обедал только в лучших ресторанах города, и если там не было паюсной икры, то за стол не садился.

Такая, знаете ли, маленькая человеческая слабость…

Мне очень хотелось посмотреть их коллекции в полном объеме. (Кстати, ворам тоже). Но это было практически невозможно. Если старики и выставлялись, то показывали не самые главные и не самые ценные экземпляры.

К тому же, ни Князь, ни Паташон не отличались гостеприимством (хотя первый был ко мне весьма благосклонен, и я несколько раз бывал у него в гостях). Выражение «мой дом, моя крепость» как нельзя лучше подходило этим двум зубрам нумизматики.

Оба жили бобылями (у Князя, кажется, все-таки были дети и внуки) и оба сделали из своих квартир первоклассные музейные хранилища с хитроумными замками, сигнализацией и разными ловушками.

И все же несколько лет назад одному деловому, домушнику с большим «стажем», каким-то образом удалось проникнуть в жилище Паташона, естественно, в отсутствие хозяина. Это еще когда у него не было пса.

Паташон в этот день ездил на овощной рынок, а так как поторговаться он любил и, кстати, умел, то задержался там дольше обычного.

Конечно же, сработала сигнализация, шум, гам, тарарам, приехала вневедомственная охрана, менты зашли в квартиру… и нашли там совершенно безумное существо, которое, пока его вели под белы руки к милицейской машине, обмочило весь тротуар.

Что там случилось с вором в жилище старого нумизмата, что его столь сильно напугало, никто так и не узнал. А сам домушник, когда пришел до памяти, молчал об этом, как рыба об лед, будто дал нерушимый монашеский обет.

Однако с той поры деловые обходили жилище Паташона десятой дорогой, а разная мелюзга просто не могла сладить с очень дорогими замками, которые были сработаны по индивидуальному заказу где-то за бугром.

Это все к слову. Так вот, идти с моей монетой за советом к кому-либо – а тем более к Князю или Паташону – было небезопасно. На моей памяти произошел поучительный случай с ценным коллекционным экземпляром.

Один парнишка, птенец в нашем деле, разместил в Интернете скан уникальной монеты. Видимо, хотел толкнуть ее за рубеж. По самым скромным прикидкам, монетка тянула тысяч на пятьдесят «зеленью». Это если продать ее, не торгуясь.

Но на нумизматическом аукционе «Сотбис» за этот раритет дали бы, как минимум, вдвое больше. Ну очень редкий, а значит, особо ценный экземпляр.