Виктория Платова - Хрустальная ловушка

Больше они на эту тему не заговаривали. Но дурацкая тирада Инки колом засела в Ольгиной голове. Она даже как-то спросила об этом Марка, очень ненавязчиво. Он смутился, но лишь на секунду. А потом рассмеялся и поцеловал Ольгу в голую грудь. Это был самый долгий и самый нежный поцелуй из тех, что он ей дарил.

— Я ведь слишком южный человек, кара. Я вырос там, где нет даже намека на воду. Сухой климат меня основательно подпортил, прости…

…А теперь он стоял позади Ольги и искушал ее каминным огнем, глазами, исполненными так знакомой ей страсти, напряженно сведенными руками.

— Пойдем, кара, — снова шепнул он.

Ольга всегда оттягивала момент соития — оттягивала настолько, насколько вообще его можно было оттянуть. Иногда ее хватало на несколько минут, иногда брачные игры затягивались, но то, что следовало за ними, было всегда одним и тем же: сумасшедшая, хотя и немного прагматичная страсть, всегда остающаяся чуть-чуть неутоленной. Ольге всегда хотелось соответствовать этой страсти — и именно в этом заключался прагматизм. Колодец невозможно вычерпать до дна, Ольга свято в это верила. Даже после двух с половиной лет супружеской жизни.

— Ты знаешь, чего я боюсь больше всего, кара?

Они только что оторвались друг от друга, Марк поглаживал ее плоский живот и задумчиво смотрел на огонь.

— Что, когда я рожу тебе сына, у меня отвиснет грудь…

— Что ты! — Он тихонько засмеялся. — Я буду любить тебя любой… Нет, я совсем не то хотел сказать. Больше всего я боюсь, что ты когда-нибудь бросишь меня… Что однажды я стану ненужным тебе, покажусь тебе неинтересным, пресным…

Ольга положила пальцы ему на губы.

— Замолчи, пожалуйста… Я никогда тебя не разлюблю.

— Это меньше всего зависит от тебя, кара… В любви вообще ничего не зависит от нас самих.

Марк сжал ее в объятиях: прикосновения его сухого жесткого тела всегда сводили ее с ума, но теперь к страсти прибавилась тихая нежность. Это было совершенно новое ощущение, и несколько минут Ольга лежала, прислушиваясь к нему. А потом Марк встал, вышел в другую комнату и вернулся с двумя бокалами шампанского.

— За нас. И за наши горы, — сказал он, протягивая ей бокал.

Они выпили, и Ольга слегка поморщилась:

— Какой странный у него привкус.

— Да? — удивился Марк. — А по-моему, самый обычный…

Ты просто давно не пила шампанского, кара…

— Может быть, — задумчиво сказала Ольга и отставила бокал. — Расскажи мне о своем брате.

— Он тебя заинтересовал, да?

— Человек с именем Иона не может не интересовать.

— Я так и знал, — Марк нахмурился.

— Это совсем не то, что ты думаешь.

— Вообще-то это имя должно было принадлежать мне. Ты знаешь, я всегда завидовал ему, я даже как-то раз устроил матери скандал: почему Ионой назвали этого сопляка, эту головешку, а не меня.

— И что она тебе сказала?

— Ты не поверишь! Если хотите, можете поменяться. Если, конечно. Иона согласится.

— Он не согласился.

— Он послал меня подальше со всеми моими притязаниями. Он уже тогда понимал, что это имя действует на девушек как красная тряпка на быка. Даже если они живут в затрапезной Туркмении.

— Он был недалек от истины.

— Еще бы! С таким именем никому и в голову не придет клеить шлюх и бегать за дешевыми индийскими презервативами в дежурную аптеку. Только возвышенные чувства и лепестки роз на подушке в первую брачную ночь.

— Очень романтично.

— Так же романтично, как и не правдоподобно.

— Он бабник? И покупает дешевые индийские презервативы?

— Понятия не имею…

— Но теперь-то ты не жалеешь об этом имени?

— Нисколько. Если бы меня звали Иона, я прожил бы совсем другую жизнь, стал бы работать спасателем в этом райском медвежьем углу и никогда не встретил бы тебя…

Часы на руке Марка запищали какой-то давно забытый колониальный гимн. Оба они — и Марк, и Ольга — вздрогнули.

Ольга перехватила руку Марка и поднесла к глазам светящийся циферблат.

— Господи, два часа уже прошли!

— Неужели?

— Инка нас по стене размажет, милый. Не нужно давать ей повод.

— Да черт с ней.

— И все-таки, ты зачем-то поставил часы? — Что-то не очень приятное, даже постыдное, шевельнулось в ее душе.

«Похоже, это банальная ревность, кара», — сказал бы Марк.

Но Марк ничего не сказал. Он сел на кровати и рассмеялся.

— Сдаюсь-сдаюсь. Просто не хочу оставлять эту стерву одну, среди праздных придурков, готовых подснять все, что угодно. Даже лыжные крепления…

— Ты и этого не исключаешь?

— Конечно. Курорт и война все спишут.

— Ну и что?

— Да ничего… Если бы ее мужем был кто-то другой — мне было бы совершенно наплевать. Но она жена моего босса.

Я должен позаботиться о его репутации.

— Интересно, каким образом? Будешь следить за ней?

— Следить — нет, но присматривать — да.

Ольга невольно улыбнулась. Ситуация, при которой кто бы то ни было присматривает за неприлично красивой Инкой, умилила ее. Но Марк! Похоже, он всегда будет стоять на страже их семейных интересов . Пусть даже таким экзотическим способом. Удивительная средневековая непрошибаемость, к тому же еще с налетом мусульманского кодекса чести. И как только все это уживается в одном из просвещенных руководителей нефтяного концерна?..

— Кстати, по поводу присматривать… Сейчас проверим донесения с фронтов. — Он открыл «ноутбук», чтобы проверить электронную почту.

«Ноутбук» — это была первая вещь, которую он вытащил из чемодана, когда они принялись разбирать вещи. Марк не расставался со своим компьютером, иногда Ольга даже шутила по этому поводу:

— Если ты и дальше будешь проводить за ним столько времени, то придется усыновить эту Ссртову машинку и прописать ее в квартире.

— Ты не понимаешь, кара. Это моя работа, мои глаза и уши…

Вот и сейчас он связался с ближайшим провайдером, работавшим через спутник, — его координаты были уточнены еще в Москве, и сразу же установил электронную почту.

— Ну, как? — спросила Ольга.

— Как у Ремарка. Без перемен, — Марк нахмурился.

— Ты ждешь какого-то сообщения?

— В общем, да. Это касается проработки сделок с… Ладно, не буду загружать тебя своими проблемами.

— Марк! Ты же обещал мне, что мы едем отдыхать. Никакой работы…

— Я и не работаю… Но, как один из руководителей фирмы, должен всегда держать руку на пульсе. От этого зависит наше с тобой благосостояние, кара. Ты же не хочешь, чтобы мы пошли по миру и наши будущие дети учились в муниципальной школе?

— Господи, но я же училась в муниципальной школе… И ничего, выросла хорошим человеком. Ты как думаешь?

— Думаю, что ты умница.

…Спасатели занимали маленький дом на самой окраине «Розы ветров».

Кроме Ионы, их было еще четверо: томный красавец-черкес Ахмет, Юрик Серянов, Вася Сикачинский и Влад.

Идейным спасателем был только Влад, он с ума сходил по жертвам лавин, на его счету — в особо урожайные годы — числилось до десятка спасенных. Редких погибших — всех этих доморощенных альпинистов и слаломистов-недотеп, упакованных в «Fischer», — Влад не считал. И к тому же ненавидел их лютой ненавистью: все они были бельмом на глазу, не дождались помощи и позволили себе наглость подохнуть в самый неподходящий момент. И тем не менее именно их он искал с особым рвением. Конечно, горы, как и море, не всегда отдавали свою добычу, и тогда Влад просто сатанел. Он и представить себе не мог, что кто-то может переиграть его. Будучи в хорошем настроении, Влад откликался на громоздкую кличку Помощь Идет, которая была придумана Васей Сикачинским, адептом Джека Лондона и детских «Морских рассказов» Бориса Житкова.

Сам Вася и примкнувший к нему Юрик Серянов зализывали в горах раны, нанесенные неразделенной любовью. Возлюбленная Васи покинула его в городе-герое Киеве. Точно так же поступила и пассия Юрика, и ныне проживающая в райцентре Бутурлиновка Воронежской области. Несчастная любовь в свое время толкнула Васю и Юрика на самоубийство: Юрик вешался, а Вася пытался вскрыть себе вены. После неудачных попыток свести счеты с жизнью Юрик и Вася уехали в горы, справедливо полагая, что лучший способ спастись самим — это спасать других.

В «Розе ветров» они и встретились. Более общительный Вася по совместительству подвизался на должности инструктора, а мрачный нелюдимый Юрик пристроился к снежной пушке и ратраку <Ратрак — машина для утрамбовывания снега.>. Кроме того, Юрик отвечал за собак-спасателей: два сенбернара, один зенненхунд и дворняга Джек, славившийся поразительным нюхом.

Достоинства собак уже были воспеты Васей, который все свое свободное время убивал на сочинение лихих криминальных романов. Вася самым окаянным образом верил, что стоит только ему попасть в поле зрения мало-мальски приличного издательства, как все его сочинения станут бестселлерами, а сам он стяжает лавры российского короля «pulp fiction» <Pulp fiction — здесь: бульварная литература, чтиво (англ.).>. Графоманство Васи не знало границ, он насиловал свой старенький «Ундервуд» денно и нощно и почти всю свою зарплату тратил на бумагу и ленты для пишущей машинки. Раз в месяц кто-то из уезжающих в город увозил из «Розы ветров» очередную пухлую рукопись; иногда (если Васе удавалось обаять кого-нибудь из зазевавшихся туристов) рукописи, минуя местную почту, летели прямо в Москву (или Питер, в зависимости от места жительства пойманного на крючок туриста). Но вероломные издательства молчали, а Вася все совершенствовал и совершенствовал свои истории. В этих историях почем зря лились реки крови, все подозревали всех, в то время как убийцу можно было вычислить сразу же, стоило ему только появиться на страницах рукописи… Все Васины убийцы курили дешевые кубинские сигареты «Портогас», обожали заколки для галстуков и запонки (на этом Вася особенно настаивал), собирали энтомологические коллекции (в основном состоящие из пауков самого устрашающего вида), читали Бодлера в подлиннике и обожали классическую музыку. Вася считал, что именно это придает его детективам интеллектуальный шарм. И когда-нибудь кто-то обязательно их оценит.