Татьяна Гармаш-Роффе - Голая королева

Она не сразу определила звук, который донесся до ее слуха, а когда поняла, то удивилась несравненно: Марго всхлипывала! Никогда не плачущая Марго – плакала! Ее плечи и ее черные кудряшки вздрагивали от рыданий. Алина дотронулась до ее плеча:

– Марго… Ну не плачь, Марго!

Марго обернула к ней залитое слезами лицо, полное горестного упрека:

– Мне есть нечего! А те деньги, которые ты мне в прошлый раз дала, я заплатила за квартиру…

У Алины сердце сжалось от жалости.

– Не плачь, – сказала она, – я тебе дам деньги.

– Правда? – блеснули сквозь пряди ее черные глаза. – Правда?

– Правда. Сколько тебе нужно?

– Рублей… Ну пять-шесть тысяч, хотя бы… Можно?

– Ладно. Только почему ты мне не сказала по телефону, я бы заранее приготовила…

– Мне было стыдно у тебя деньги просить… – хлюпнула носом Марго.

Вот это да! Сегодня вечер необычайный: Алине довелось увидеть Марго плачущей и услышать, что «ей было стыдно»! Гордячка Марго, никогда не признающая своих ошибок, не ведающая, что такое стыд или раскаяние… Должно быть, и вправду плохи ее дела.

– Только, Марго, давай завтра.

– Почему завтра?

– Я к тебе вышла тайком, мужу сказала, что пойду спать, и сейчас идти за деньгами, потом опять к тебе возвращаться… Кто-нибудь может увидеть. Я бы этого не хотела.

– А где у тебя деньги?

– В сумке.

– А сумка где?

– Где сумка? В… где же я ее оставила? В машине, кажется. Да, в машине.

– В гараж-то можно незаметно пройти! Сходи, Алечка! Я бы завтра с утра хоть позавтракала нормально…

Аля посмотрела на нее. Эта «Алечка»… – Марго так никогда не называла ее раньше. И это униженно-просительное выражение лица, которое так не шло ей…

Але стало неприятно. Ей больше нравилась прежняя Марго, независимая и грубоватая, не умеющая заискивать…

– Хорошо, я схожу, – торопливо сказала она, пряча чувство жалостливой брезгливости.

– Вот, – сказала Аля, вернувшись, – пришлось взять всю сумку, а то у меня из нее все стало вываливаться, пока я кошелек вытаскивала… Погоди, у меня тут щетка для волос застряла.

– Сядь в машину, тебе будет удобнее! – распахнула Марго дверцу.

– Тут света больше.

– Правильно, поэтому все соседи увидят, как ты тут торчишь, и даже разглядят, что ты в сумке ищешь!

– Точно, – улыбнулась Аля, садясь в машину. – Плохой я конспиратор.

– И не кричи так, соседей перебудишь.

– А ты выключи мотор. А то я ничего не слышу.

– Я потом не заведусь. Лучше закрой дверь.

Аля осторожно прихлопнула дверцу со своей стороны.

– Вот, – достала она портмоне и протянула Марго деньги. – Здесь шесть тысяч.

Марго потянулась и чмокнула Алю в щеку.

– Ты – сама доброта! – весело сказала Марго… И дала газ. – Сама доброта! – повторила она со смехом, набирая скорость. – Ангел!

Алина, вжатая неожиданным рывком автомобиля в спинку сиденья, смотрела на нее с изумлением. Деньги так и остались в ее протянутой руке.

Алексей вернулся в дом, потребовал себе еще кофе, сам обслужил себя коньяком и предложил Мурашову оставить его наедине с Георгием, секретарем-охранником. Оказалось, что этот молодой темноволосый и темноглазый мужчина приятной наружности был, по сути, управляющим дома. Все находилось в его руках: он был секретарем и распорядителем, перед ним отчитывалась о расходах Мария Сергеевна. Функции охраны были практически номинальными: Алекс за свою жизнь не опасался и предпочитал, чтобы Георгий охранял дом. Собственно, и дом он тоже никак специально не охранял – просто было известно, что в доме в отсутствие Алекса есть мужчина. Георгий постоянно жил в доме, и у него была своя комната на первом этаже.

– Меня интересует все, что вы знаете о звонках и других контактах хозяйки в последнее время. – Кис отхлебнул кофе. – Не знаю, какими вы еще обладаете достоинствами, но кофе вы готовите отменный, – польстил он секретарю.

– Я по дедушке грузин, – объяснил Георгий, покашливая.

– Ну а я, хоть и не грузин, в кофе толк понимаю, – продолжал располагать к себе Кис. – Ну, так что, насчет писем?

– Я письма вскрываю только от организаций. Личные письма я отдаю Александру Кирилловичу и Лине в руки. Ничего не могу вам сказать об их содержании.

«Лине»! Вот так просто и фамильярно. Интересно…

– Письма часто приходят?

– Личные?

– Разумеется.

– Нет, по правде говоря, – снова кашлянул он аккуратно в кулак. – Александр Кириллович редко получает письма на домашний адрес. Больше поздравительные открытки. А Лина переписывается с одной подругой. Я знаю, потому что она дает мне письма отправлять.

– В последнее время вы не заметили в ней каких-либо перемен? В настроении, в поведении?

– Нет. Она сдержанный человек, ее трудно понять.

Сказал, как отрезал. Неожиданно холодно, почти неприязненно. Он случаем не «голубой», интересно? Красивенький такой, ухоженный… Может, они со сладеньким, красивеньким, вежливеньким Мурашовым тут вместе тайком развлекаются? Тогда и спальни раздельные объясняются…

Впрочем, тут могло быть и другое.

– А вы пытались? – в лоб спросил его Кис.

– Я не понял… Что я пытался?

– Понять вашу хозяйку!

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что сказал. Вы ведь в течение целого дня находитесь вдвоем с хозяйкой в доме. Между вами вполне могли установиться дружеские, близкие отношения… Не так ли?

– Я не понял, господин детектив, вы на что-то намекаете? Но на всякий случай я вам сразу же сообщаю: между нами никаких, понимаете, никаких отношений нет. Ни дружеских, ни приятельских, ни любовных. Я уважаю Александра Кирилловича и жену его тоже. Уважаю, и только. Понятно?

Кис сделал неопределенный жест головой, как бы выражая сомнение. Георгий забеспокоился:

– Я даже больше того вам скажу. Говорят, что глаза человека – зеркало его души. Так вот глаза у Лины – это зеркало, в котором отражается все, что угодно, весь внешний мир. Но только не ее душа. Если она у нее вообще есть… – добавил он себе под нос.

– Вот как? – иронично спросил Кис.

Георгий не ответил.

Так-так-так, похоже, что мужское самолюбие этого красивого секретаря было задето Алиной? Кис решил ковырнуть поглубже:

– Это почему же?

– Да так… Ей никто не нужен, если хотите знать. Ее никто не интересует. И ничто. У нее даже друзей нет, только книжки читает целыми днями…

– А вы хотели ее заинтересовать – собой?

– Да нет же, я вам сказал! Просто когда я к ней обращаюсь, то лично у меня такое впечатление, будто я прозрачный, будто она сквозь меня какие-то далекие пейзажи рассматривает… – возмущенно раскашлялся Георгий.

Лично у Алексея было впечатление, что Георгий постеснялся добавить вслух: а я-то такой красивый! И она не замечает! Забавно.

– Что значит – не нужен никто? А муж? Муж-то, наверное, нужен, раз замуж выходят?

– Да она… – Георгий испытующе посмотрел на детектива, словно решая, можно ли ему доверить тайну, оглянулся на дверь кабинета и понизил голос: – Между нами, ладно? Она, я уверен, никогда его и не любила! Замуж по расчету вышла! Сама из простых, а задается, строит из себя недотрогу, даму высшего света! На «вы» со всеми! Я ей даже сказал как-то, в шутку: будь проще, Лина. И люди к тебе потянутся.

Алексея неприятно резанула эта внезапная смена тона: маска вышколенной прислуги, знающей свое место, вдруг моментально уступила базарной физиономии рыночного лоточника. Принял Киса за своего? За «простого», перед которым можно не выпендриваться, побыть без маски? Кис поморщился. Вот уж польстил доверием… Но как бы там ни было, откровенность секретаря была ему только на руку. Вырисовывалась занятная картина: значит, она с Георгием на «вы», он с ней на «ты»? Она все усложняет, а он хочет попроще… Попроще – это как? Переспать с Георгием в отсутствие мужа? И «люди к тебе потянутся»… Люди – это Георгий? Он, кажется, уже и так «потянулся»… Да без особого успеха… Хотя Алина располагает временем и свободой – муж ее днями отсутствует – и, если бы она захотела, могла бы завести шашни хоть с секретарем, хоть с кем угодно! Но она, стало быть, «из себя недотрогу строит»…

Кис сделал простовато-заинтересованное лицо:

– А откуда вам известно, что Алина вышла замуж по расчету?

– Да видно, вот откуда! Между ними отношений нет никаких, так только: дорогой-дорогая! Повезло бабенке: одним махом, ни за что ни про что, все перепало – и деньги, и положение в обществе! Другому пахать надо всю жизнь, чтобы поиметь четверть того, что ей вот так, даром досталось! А она еще и выделывается!

Стало быть, Георгию надо «всю жизнь пахать», а Алине, вишь ты, все даром досталось! Из грязи в князи. Видимо, этот Георгий в ней тоже распознал «свою» – пройдоху, ловко сумевшую устроиться при богатом муже, и рассчитывал на понимание и поддержку с ее стороны. По его понятиям, Алина, урвав свой кусок, должна была по профсоюзной принадлежности к «простым» этот кусок с ним разделить – в том или ином виде… А она, выскочка, ведет себя нелояльно: вместо того, чтобы понять и посочувствовать, каково бедному Гоше созерцать ее дармовое богатство, только усугубляет его страдания – не обращает на красавца ни малейшего внимания! Оттого-то Гоша на нее сильно обиделся…