Владимир Колычев - Третий должен уйти

— Мой ствол? — спросил я, с кислым видом глянув на ствол в его руке.

— Твой… Ты кто такой?

— Капитан Уланов.

— Ты с моей женой разговаривал?

— Я.

— Кого там убили, Чайкова?

— А ты не знаешь?

— Смутно помню… Какой-то человек лежал, кто-то взял мою руку, сжал ею что-то… Возможно, это был нож…

— Возможно?

— Давай глянем, что там у тебя.

Он осторожно приблизился ко мне, сел на корточки так, чтобы я не смог ударить его ногой.

— А ты соображаешь?

— Ну, в какой-то степени…

Он снял с меня ботинок, тщательно ощупал голеностоп. Я ожидал, что сейчас он дернет ступню, боль снова прострелит меня, но тут же отступит. Вывихнутый сустав встанет на место, и я смогу подняться на ноги.

Но Нефедов кости вправлять не стал.

— Похоже, у тебя перелом, капитан Уланов. В больницу тебе надо.

— Легко сказать.

— Позвони своим, пусть подъедут.

— Телефон сдох.

— Сдох? — недоверчиво переспросил он.

— Точно сдох… А ты чего боишься, Нефедов? Ты же никого не убивал? — усмехнулся я.

— Не убивал.

— А чего тогда убегал?

— А кто мне поверит? Меня же не просто так в эту проклятую квартиру заманили. Подстава это. — Он безотчетно провел рукой по затылку.

— Болит?

— Болит.

— Арматурным прутом саданули?

— Не знаю чем. Сзади ударили.

— Очнулся — гипс? — насмешливо спросил я.

— Очнулся — труп.

— Чайкова труп?

— Я не знаю, чей это был труп… Голова контуженая, перед глазами все плывет, ничего не соображаю… Может, там не только контузия была, может, хлороформа дали нюхнуть. Я практически был без сознания. Удивительно, что вообще что-то помню…

— Ну да, ну да.

— Не веришь? — с горечью усмехнулся Нефедов. — Я бы на твоем месте тоже не поверил.

— Тебя видели, когда ты из дома выходил. Сам выходил. Никто тебя не вел.

— Правильно, они меня в квартире оставили, а сами ушли. Так бы я и лежал, пока полиция не подъехала… А я поднялся, вышел из квартиры… До машины еле дошел. Сел, куда-то поехал, где-то остановился. Там и вырубился…

— Очень все это интересно.

— Не веришь. Может, я сам себе не верю. Может, я от себя убегал… Значит, сдох твой телефон, говоришь?

— Сдох.

— Дай, гляну.

Я отдал ему свой телефон, но Нефедов не стал на него смотреть, размахнулся и зашвырнул мобильник в реку.

— Ты что делаешь, козел? — возмутился я.

— Давай без оскорблений! А телефон тебе купят новый. Даже если меня посадят.

— Почему даже? Обязательно посадят… А еще лучше, сам сдайся. Хочешь, я тебе явку с повинной организую? Никто не будет знать, что ты от меня убегал…

— Я не против, — совершенно серьезно сказал он.

— Ну, тогда сдай оружие…

— Сдам. Но не сейчас. И с явкой придется подождать. Сначала я сам разберусь…

— С чем?

— С кем. С тем, кто меня подставил.

— И кто это?

— Скажу. Обязательно скажу. Как только узнаю, так и скажу… А пока надо отсюда выбираться. Обещай, что не будешь дергаться, а то вдруг попытаешься меня задержать?

Я пожал плечами. Идея, конечно, хорошая, но как я доставлю Нефедова в отдел, если ходить не могу?

— Обещаешь? — всматриваясь мне в глаза, повторил он.

Я ничего не ответил, но снял с пояса наручники и отдал ему.

— Отлично.

Он ушел, вернулся с какой-то рогатиной, которую, в принципе, можно было использовать как костыль. Вложил палку в мою правую руку, а под левую подставил свое плечо. А мужик он крепкий, сильный как бык. С его помощью я смог одолеть подъем, который совсем недавно казался непосильным.

— Сильный ты мужик, Вадим Борисович. И бегаешь как лось. И гоняешь как Шумахер. А говоришь, что вчера еле до машины дошел.

— Так это вчера было. Говорю же, оклемался в машине.

— И домой поехал?

— Домой.

— К жене?

Нефедов вдруг резко отошел в сторону — я лишился опоры и упал, больно ударив о землю больную ногу.

— Эй, ты чего?

— Давай без намеков! — Он смотрел на меня зло, с осуждением.

— Да какие намеки!

— А с Мишей я разберусь.

— Что ты о нем знаешь?

— Ничего.

— Серафима не сказала?

— Нет.

— И мне тоже. Молчит, как партизан об лед… Сложные у вас отношения.

— Не твое дело!

Нефедов осмотрелся, подошел к старому облупленному дереву, отодрал от него кусок коры и приложил к моей больной ноге. Вытащил из своего кармана галстук… Я не знаю, насколько качественной была шина, которую он мне наложил, но лучше что-то, чем ничего. Затем подал мне руку и подставил плечо:

— Давай, поднимайся!

— Только без резких движений! — попросил я.

— И ты языком резко не дергай.

Мы прошли метров десять, втянулись в ритм движения. Еще метров десять, еще…

— А куда мы идем? — спросил я.

— Туда, откуда пришли.

— А ориентиры?

— Река за спиной… В любом случае куда-нибудь выйдем. Это же не тайга.

— Ну, не знаю…

Тайга не тайга, но с моей искалеченной ногой лес этот казался бескрайним и непроходимым. И никаких признаков цивилизации не наблюдается. Возможно, где-то в сотне метров от нас — слева или справа — проходила какая-то дорога или тянулась линия электропередачи, а возможно, жил беспокойной летней жизнью дачный поселок, но мы ничего этого не замечали.

— Я слышал, у вас когда-то с Чайковым была война, — закинул я удочку.

— Береги дыхание, капитан.

Мы прошли метров сто, и Нефедов объявил привал. Он тяжело дышал и едва держался на ногах, но я не видел в нем предательского желания отказаться от меня.

— Далеко мы забрались, — заметил я.

— Ничего, выберемся, — усаживаясь на поваленное дерево, сказал он. — Так какая война у нас была с Чайковым?

— Ну, он же бандитом был, «крыши» в Горанске ставил…

— Было такое. Но мы с ним не враждовали… Ну, тогда, когда он «крыши» ставил…

Нефедов достал из кармана свой мобильный телефон, глянул на дисплей и разочарованно цокнул языком. Нет зоны приема. Вроде бы и от Москвы недалеко, а глушь глушью…

— А потом Чайков за убийство сел, я правильно пониманию?

— И такое было.

— И кого он убил?

— Да так, по пьяному делу. Крышу снесло. Он, в принципе, нормальным парнем был. В бандиты случайно попал…

— Случайно?

— Долгая история.

— А если в двух словах?

— В двух словах не получится. Тут нужно все по полочкам разложить, иначе ты ничего, капитан, не поймешь…

— Так у нас времени вагон и… Я бы даже сказал, целый лес у нас времени. Если на кубометры перевести, на всю жизнь хватит, — с кислой усмешкой сказал я.

— Жизнь в кубометрах не измерить. Хотя тот же кирпич в кубометрах меряется. И кирпич, и блоки… Давай, капитан, поднимайся, идти надо.

Мы прошли метров сто и обессиленно рухнули под пышный куст можжевельника, который встал у нас на пути. Его нужно было обходить, но мы уже были не в состоянии держаться на ногах. Их у нас было немного — три ноги на двоих…

— Тяжелый ты, капитан, — пытаясь восстановить дыхание, проговорил Нефедов.

— Какой есть…

Будь на его месте кто-нибудь из своих, я бы предложил более простой план моего спасения. Тот же Юра Станков мог оставить меня здесь, а сам налегке выйти к людям. Но Нефедов не вернется, если предложить ему такой план. Найдет людей, направит ко мне помощь, а сам тю-тю…

Он снова достал мобильник, но зона приема ему так и не улыбнулась.

— Ничего, выберемся. — Казалось, он уговаривает самого себя.

Я косо глянул на него — вдруг он не сможет себя уговорить и уйдет?

Он заметил мой взгляд, угрюмо усмехнулся:

— Я сам офицер, капитан. А это значит, что я тебя не брошу.

— И каких войск, офицер?

— А это имеет значение? Пять лет в училище, год службы, а потом увольнение… Давно это было.

Нефедов лег на траву, вытянулся в полный рост, закрыл глаза и, как мне показалось, ушел в себя. Похоже, на него нахлынули воспоминания…

…Справа ветер в кустах шелестит, слева музыка играет, перед глазами раздувается подол сарафана. Кучерявый парень из кожи вон лез, чтобы как можно сильнее раскачать лодочку, и добился своего — девушка визжала от страха и восторга. Воздушный поток раздувал ее белый, в черный горошек, сарафан, обнажая длинные ноги до самых вершин, она крепко хваталась за поручни, поэтому не могла придержать подол. Зрелище захватывающее, но я человек с понятиями, поэтому демонстративно смотрел на куст сирени — еще не цветущей, но готовой к этому. Пчелы над завязями цветков кружат. Майский парк уже зазеленел молодыми листьями, а скоро будет утопать еще и в цветах.

С погодой все понятно. Май выдался хороший, солнечный, в июне будет еще жарче, а может, напротив, похолодает. Но лето наступит в любом случае, затем будет осень, зима. Как должно быть, так и будет. А в моей жизни определенности нет. Праздники закончатся, и нужно будет решать вопрос, где и как работать. Вариантов пока два: или на кирпичный завод наниматься, или поступать на службу в полицию.