Владимир Колычев - Перебиты, поломаны крылья

Борис оставил отца в расстроенных чувствах. И самому было не по себе. Эльвира сглупила, позволила уличить себя в измене. И если она вернется домой, отец устроит ей сцену, она сломается – станет просить у него прощения, а заодно расскажет, что изменяла ему не только с Теплицыным…

Он шел домой по ночной улице, уже сворачивал с нее, когда заметил в темноте человеческий силуэт. Какая-то девушка медленно и неуверенно шла по дороге. Это была Эльвира. Растрепанная, жалкая, в плащике поверх ночной рубашки. Идет, дрожит от холода, тщетно пытаясь согреться переплетенными на груди руками. Борис перегородил ей путь.

– Ты где шлялась? – презрительно спросил он.

– А почему так грубо? – робко возмутилась она.

– Потому что шлялась… Домой лучше не ходи. Отец тебя убьет! Я видел, он ружье зарядил!

– Ружье?!

– А у нас не та семья, где шалавам – честь и слава! – ухмыльнулся Борис.

– Я не шалава…

– Да? А со мной кто шалавился?

– Я не шалавилась, – отчаянно, чуть не плача мотнула она головой.

– Ну да, ты честно давала!

– Ты меня изнасиловал! – всхлипнула она.

Борис действительно изнасиловал ее еще три года назад. Потому что ненавидел ее. Боялся, что эта сучка захапает все состояние отца, а ему в наследство достанутся жалкие крохи. Дело было у него в доме, было какое-то семейное торжество, отец много выпил – заснул как убитый. Прислуги не было, Эльвира сама взялась наводить порядок, Борис зашел вслед за ней на кухню, запер дверь… Она собиралась пожаловаться отцу, но Борис сумел убедить ее в том, что это глупо с ее стороны. Он объяснил ей, что сумеет вывернуть эта историю наизнанку – в конечном итоге окажется, что это она его совратила. И Эльвира поверила… Спустя время он купил на свое имя спортивную иномарку и оформил генеральную доверенность на нее. Это была своего рода подстраховка. Если бы вдруг отец узнал правду о его с Эльвирой отношениях, он бы наплел ему о том, что она сама требовала от него машину, а он всего лишь пошел у нее на поводу. Перед Эльвирой таиться не стал, так и сказал, зачем он сделал ей такой «подарок». Она не дура, поняла, что увязла в его болоте по самые уши.

– Да, но тебе понравилось…

Он так убедил ее в том, что виноватой окажется она, что даже стал шантажировать ее. И время от времени пользовался ею. Не часто, раз в два-три месяца, но регулярно.

– Скотина ты!

– Может быть… – ухмыльнулся Борис. – Но я забочусь о тебе.

– Ты?! Обо мне?!

– Ну, конечно!.. Отец убивать тебя собирается, а я тебя у себя дома укрою! У меня переночуешь, а завтра или послезавтра все уляжется. Попросишь у него прощения, и все будет, как было…

Он хотел добавить, что если не простит, то Эльвира может с ним остаться. Но не добавил. Не устраивал его такой вариант. Может, он и хотел бы, чтобы она жила с ним, но с отцом ссориться не хотел.

– А думаешь, это мне нужно? Может, я не хочу, как было?

– Так что, ко мне домой не заглянешь?

– Если приглашаешь, то да. Мне пока некуда идти…

Что значит ее «пока», он спросил чуть позже, у камина, за бокалом глинтвейна. Горячее вино с корицей он приготовил для нее – чтобы побыстрей согрелась. Сам он налегал на виски. Душа просила.

– А потом что, будет куда идти? – спросил он.

– Да… Мы с Ильей уедем отсюда… – мечтательно улыбнулась Эльвира.

– Куда уедете? – опешил Борис.

– Не знаю, куда-нибудь… Он любит меня, я люблю его…

– А как же отец?

– Мне все равно… Я никогда его не любила…

– А меня?.. Тебе же хорошо было со мной. Я же знаю, что хорошо было…

Он подсел к ней, запустил руку под срез плаща, в котором она так и оставалась.

– Не надо! – сдвинув ноги, потребовала она.

– Да и не буду! – разозлился он. – Нужна ты мне после какого-то кобеля!.. Что у тебя с ним было?

– То, чего не было с тобой… Счастье у нас было… Если бы ты знал, как я его люблю!..

Эльвира поднялась с кресла, подошла к аквариуму, блаженно улыбнулась, глядя на сонных рыбок.

– Они здесь, как в раю живут. И я скоро в раю буду. С Ильей жить – это все равно, что в раю, – уточнила она.

– Задолбала ты меня со своим Ильей! – вспылил Борис.

– Злишься? Антон тоже, наверное, будет злиться. Но он должен испить чашу до дна. Я скажу ему про Илью, скажу, что ухожу от него…

– Что ты еще скажешь?

– А что я еще могу сказать?

– То, что спала со мной…

– А я должна это сказать?

– Нет.

– Тогда не скажу… Хотя кто его знает…

Кровь прилила Борису в голову. Мало того, что Эльвира предпочла ему какого-то придурка, так она еще собирается рассказать отцу, как изменяла ему с его сыном. И прежняя, так и не угасшая в нем ненависть к ней нахлынула с прежней силой.

– Значит, в раю рыбки живут? – закипая от переизбытка чувств и эмоций, спросил он. И, схватив девушку за шею, окунул ее головой в аквариум. – Что ж, добро пожаловать в рай!

Он не думал о том, что может убить ее. Но ему очень хотелось, чтобы она хлебнула воды. Он напугает ее до смерти, а затем она будет ползать перед ним на коленях и умолять о пощаде. А он будет глумиться над ней, как над последним ничтожеством…

Но когда он отпустил руку, Эльвира почему-то не отпрянула от аквариума, а безжизненным телом стекла по мокрой стенке на пол. Она была мертва…

@Int-20 = Это уже потом он призвал на помощь своего соседа, чтобы списать на него убийство, а когда планы изменились, чтобы он помог избавиться от трупа. Уже после того, по совету Матюшина, сорвал с покойницы сережки и золотой кулон на цепочке. Был пост ГИБДД, была проверка документов, Богдан Парасюк избавил его от неприятностей…

А сейчас Борис бежал к реке. Он знал там одно такое место, где его никто не найдет. Когда-то мальчишкой он утопил там щенка. Просто так взял да утопил. Но вряд ли собачья душа зальется лаем, чтобы выдать его. Нет, он спокойно переждет опасность, а затем покинет город.

Есть у него одно надежное пристанище. Но до него еще нужно добраться.

Он был пьян, но это было ему на руку. Ощущение градуса в крови позволяло ему воспринимать действительность в более мягких тонах, да и комары не будут донимать, когда он засядет в кустах, дожидаясь ночи… Так и вышло. Он спрятался в зеленых кущах на берегу реки и первое время чувствовал себя комфортно. И просидел бы так в кустах всю ночь, если бы с наступлением сумерек на его след не вышла милиция.

Это были спецназовцы, и шли они прямо на него – как будто их кто-то вел к нему. Борису не оставалось ничего, как опуститься в воду и тихонько, стараясь не привлекать к себе внимания, скрыться за низко приникшей к реке вербой. Но едва он только оказался в воде, как тут же кто-то крепко ухватил его за ногу и тяжелым грузом потянул на дно.

Он пытался вырваться, но холодные руки обхватили его повыше бедра, чуть позже оплели шею. Уже на дне в мутной воде перед открытыми глазами Бориса всплыло до ужаса знакомое лицо Эльвиры. Она ничего не говорила, но ее цепкие руки продолжали удерживать его на дне. Может быть, он был слишком пьян, потому стал жертвой смертельно опасной, но банальной по сути судороги, возможно, он зацепился за корягу. Может, Эльвира ему померещилась. Но, так или иначе, на поверхность реки он не всплыл…

@Int-20 = Когда-то Илья выходил за ворота воинской части, где служил, на дембель, домой. Тогда ощущение свободы казалось ему фантастически окрыляющим чувством. Но оно казалось жалким подобием того чувства, которое кружило ему голову сейчас, когда за ним закрылись ворота следственного изолятора. Андрей обещал проводить его до ворот, но куда-то вдруг подевался. Но и без него на душе буйствовал ураган самых светлых и крепких эмоций. Ура! Свобода!..

За воротами его ждала жена. Все та же Нила, все такая же немолодая – но неожиданно красивая. И дело не в том, что после долгого воздержания его могла прельстить любая женщина. Было в ней нечто, чего он не замечал раньше. Потому что был глупым эгоистом, потому и не видел заключенной в ней бриллиантовой изюминки. Уже в неволе до него стало доходить, что жизнь с Нилой совсем не так плоха, как ему казалось. А сейчас у него и вовсе открылись глаза и он видел в ней по-настоящему желанную женщину, по-своему несчастную и счастливую.

– Привет!

Он обнял ее так крепко и страстно, как никогда не обнимал. Неохотно отстранившись, Нила глянула на него потрясенно и с чувством, которого он за ней никогда не замечал. Если раньше она относилась к нему, как к красивой игрушке, которую нужно ходить и лелеять, но которой можно и помыкать, то сейчас она посмотрела на него как на сильного мужчину, способного повелевать.

– Наверное, так нельзя говорить, но мне кажется, что тюрьма пошла тебе на пользу, – ошеломленно сказала она.

– Почему нельзя говорить? Потому что тюрьма – это гнусно?..

– Не то слово.

– Но и там есть жизнь.

– Может, лучше домой? – улыбнулась Нила.

– Ты как всегда права, – в тон ей сказал Илья. – Дома во сто крат лучше. Дома…

На последнее слово он сделал особое ударение, как бы подчеркнул, что их дом стал для него чуть ли не святыней…