Сергей Коротков - Истребитель

Топали сутки. Останки самолёта давно остались позади вместе со страшным болотом.

Мисин, скинув всё лишнее с себя, за исключением брюк и сорочки, которые скорее были похожи на жалкие тряпки, шёл первым. За ним плёлся Гуньков, часто спотыкаясь и охая.

Как они перебрались через трясину, Мисин не помнил. Что об этом говорить, если он забыл про холод и мерзкий проливной дождь, про нестерпимый голод и ужасную ночь, проведённую под старым кедром!

Зачем они слиняли и не остались на опушке полусгнившего ельника, Мисин сказать не мог. Ну, остались бы, проторчали бы там неизвестно сколько, пока не сдохли! И всё! Пока группа МЧС или Топорков их найдут, могут пройти недели. Фу, бред какой-то!

И они брели! Через густой лес и высокие кусты, поваленные деревья и сырые ямы, шарахаясь от невидимых, но отчётливо слышимых криков животных и трепета крыльев. Пихая в рот всё, что можно жевать: ягоды (без разбору), грибы, орешки молодых полуобъеденных птицами шишек.

Ни оружия, ни сил, ни известий. Бездорожье. Завалы. Чащобы и постоянные страхи в черни дремучей тайги.

Они шли, ползли, плелись – наобум, не зная, куда идти и что делать в их положении.

Раны Гунькова ныли и болели. Ныл от этого и сам Гуньков.

Как-то вмиг оба почернели от грязи, щетины, страха, исхудали и поникли дальше некуда. Хотя прошла всего одна ночь! Но они были живы! Самое главное.

Отдыхали и долго сидели на земле в перерывах похода. Спешить, в принципе, им было некуда! Молчали, изредка бормоча полубессвязные фразы. Глотали голодные слюни.

И опять топали. Падая и постанывая. Припадая к маленьким лужицам и утоляя жажду. Пережёвывая какую-то зелёную траву. Думая про себя о чём-то и вспоминая что-то, а вслух матерясь и похрипывая.

Шли наугад, по тусклому солнцу и замшелым деревьям. Рассудок таял, но ещё был, присутствовал, вёл.

Когда светило к исходу второго дня окунулось за верхушки гигантских сосен, кедров и осин, ёлок и берёз, в тайге сразу стало темно.

И тут произошло несчастье.

На спуске в один из оврагов по мокрым прошлогодним опавшим листьям и хвое, переступая и обходя лежачие деревья, Гуньков поскользнулся или оступился, и покатился вниз.

Громко вскрикнув, он затих.

Мисин не на шутку испугался, и осторожно, придерживаясь и опираясь рукой о почву, спустился в темноту.

Гуньков вздрагивал и хрипел. Так тихо, что Мисин его не слышал. Тело его бывшего охранника наткнулось на старую гнилую корягу. Сучок-корень распорол бок и весь живот бедняги, застряв внутри. Ужасный конец!

Полчаса спустя Мисин, продираясь сквозь заросли кустов и молодой осинник, вспомнил вдруг слова телохранителя: «Двум смертям не бывать!»

И сразу сник, скукожился, всхлипнул. Но тут же дёрнулся от недалёкого, но протяжного ноющего воя. Волчьего воя!

Ушло несколько минут, прежде чем Мисин осознал всё своё опасное удручающее положение, в котором оказался.

Он метнулся в одну сторону, в другую, упал, завертелся, скривившись в лице. Снова раздался однотонный, щекотавший нервы вой. И ему вторил другой, более грубый и сиплый.

Волки!

Мисин вскочил и кинулся в противоположную сторону. Не боясь коряг и острых ветвей, ям и змей.

Волки! Это било набатом по мозгам, убивало, но прибавляло сил.

Нужно срочно разыскать высокое толстое дерево, на котором можно схорониться, переспать, остаться живым. Срочно!

Осинник, как назло, не кончался. Ветки больно хлестали по лицу и плечам, глаза забивало лесным мусором кустов и слезами.

Мисин припустил бегом. Насколько позволяли рельеф Сибирских Увалов, густая растительность и темень.

Волки – стая вечно голодных, злых и страшных зверей шла параллельно курсу человека. Они слышали и чувствовали его. И мысленно уже пожирали.

Пусть их двое, трое, пусть со смертельными палками! Пускай. Ночь, тайга, двадцать пять голов серых жестоких хищников, промышляющих в этом районе три дня. В чужом районе! Пускай!

Много волков. Хотя их так мало осталось в Кеумском массиве, в соседнем Юганском заповеднике, во всей Южно-Сургутской тайге.

Дерево Мисину не попалось. От отчаяния он запрыгнул на пятиметровую трухлявую берёзку, но та сломалась, сбросив ношу на землю.

В чёрной мгле и редеющем осиннике царила смертельная тишина…

… «У меня же сегодня день рождения!.. Проклятый Топор…» – подумал Мисин, закатив глаза от боли, от вгрызающихся в тело жёлтых клыков.

Волки с диким ожесточением кусали и грызли человеческое тело.

Амбала-телохранителя Никита поразил с разбегу в прыжке, нанеся нокаутирующий удар ногой в область шеи и уха.

Просто присел, чтоб его не видел Мегафаров, обогнул кусты, разогнался с пяти метров и оттолкнулся, как часто делал в спортзале с грушей.

Охранник Мегафарова чуть обернулся, поэтому получил не в затылок, а сбоку в голову. Упал и замер.

Водителя Топорков вырубил тремя ударами.

Мегафаров припустил трусцой. Жирное тело сотрясалось под костюмом от бега.

Никита догнал его и вполсилы стукнул кулаком по башке. «Нефтегазовец» пригнулся, заохал и запричитал.

– Топорков… О-ох… Что я сделал? Что я сделал?

– В том-то и дело, что ничего! – крикнул Никита, рывком за ворот пиджака поднимая тушу Мегафарова кверху. – Сделал – не сделал! Я таких, как ты, мочу, ты знаешь!? Что трясёшься? Истребляю, стираю с лица города. Очищаю землю. Ты бы знал, Булатик, сколько говна в Шумени!

– Я… Я…

– … Ху…ня! – процедил сквозь зубы Топорков и полуповёл-полупотащил Мегафарова к крыльцу главка.

И тут он услышал окрик. Обернулся и посмотрел на лежачих верзил. Охранник не шевелился, а водила пытался подняться, но у него получалось очень плохо!

Чуть левее них он заметил спешащих в его сторону двух мужчин в штатском.

Никита не знал, что страхующий его Филин взял их уже на мушку «Винтореза», выжидая контрольный, наиболее опасный для парня момент, чтобы спасти или помочь в критическую минуту.

Никита не ожидал эфэсбэшников или ещё кого-то постороннего, способного помешать, испортить, навредить. Не ожидал, не надеялся, хотя и предполагал.

Вынув из-за пояса АПС и быстро прицелившись в вооружённых пистолетами и рациями людей, он дал короткую очередь.

Один из мужчин уткнулся в скамейку, схватившись за бедро ноги, другой вскинул оружие и спрятался за первым. Стрелять он не мог: прикрытием, живым щитом Топоркову служил сам Мегафаров.

Пятясь раками, оба проникли в здание концерна, надели на ручки дверей скобы из толстого железного прута и очутились перед охраной.

Ребята с этой смены были Топоркову незнакомы, поэтому любопытно, но строго и хмуро встретили обоих.

Увидев своего «генерала», подталкиваемого каким-то парнем, услышав только что выстрелы снаружи, на улице, они опешили и струхнули, заметались, вытянулись в струнку, снова засуетились.

Мегафаров насупился, крякнул, сдвинул брови, отметив нерасторопность подчинённых, их неуклюжесть и слабину. Потом, когда-нибудь, если останется живым, он разберётся с ними. Если выживет! Господи!..

Один долговязый, старший смены, бросился с дубинкой навстречу вошедшим.

Никита и на этот раз решил испытать Судьбу.

Подсечкой уложил Мегафарова на мрамор пола и ответил контратакой. Охранник, на миг растерявшись от такого поворота, замешкался, и его взмах чёрной резиновой палкой дрогнул, сломался.

Никита увернулся, страхуясь блоком предплечья с замаскированным «Стерлингом Мк-7», ощутил скользнувшую по руке дубинку, извернулся и подъёмом ступни нанёс один за другим три удара в тело нападающего. Тот разлёгся рядом с постанывающим боссом.

– Следующий! – крикнул Топорков, принимая боевую стойку.

– Ах ты, сука! – брякнул один из трёх охранников, оставшихся невредимыми.

Он столкнулся с Истребителем несколько раз – крутой попался. Лет под тридцать, крепкий, смышлёный малый. Да и занимался чем-то впечатляющим, видно.

Блок, удар, удар, ещё. Уход, блок, блок, уход, удар. Серия выпадов. Охранник не учёл растяжки Никиты и после круговой подсечки потерял равновесие, а затем получил весьма болезненный удар в ухо, в бедро, снова пропустил в голову. А дальше…

Никита замордовал мужика в чёрном костюме порядком, отыгравшись на нём за потерянные секунды.

Сотрудник ФСБ ломился в дверь, разбивая толстые стёкла.

Двое молодых охранников попрятались в каморку КПП, вызывая подмогу.

Никита прикрикнул на Мегафарова и, пнув старшего смены в грудь ногой, зашагал с толстяком наверх, к лифту.

В рации эфэсбэшника прозвучал сигнал. Агент включил приёмник.

– Шестой на связи! Приём!

– Шестой? Мать твою, Чурсин! Приказ был не ввязываться в перестрелку. Почему нарушили? Приём.

– Стрелял объект. Я не произвёл ни…

– … Это дело ментов, Шестой! Слышишь, Чурсин? УВД! Забирай Восьмого и сваливай живее! Сейчас Кобальт приедет, заберёт вас, будьте на остановке возле главка. Приём.

– Вас понял, Чибис, вас понял! Конец связи.