Татьяна Светлова - Голая королева

Где же дом Мужа? С трудом подавив желание побежать прочь отсюда, она заставила себя идти медленно, пытаясь узнать хоть один из них и найти обратный путь. «В крайнем случае, позвоню в какой-нибудь дом и спрошу, как найти Мурашова. Мне непременно укажут, так что не потеряюсь», — убеждала она себя.

Неожиданно ей показалось, что она узнала один дом. Не может быть…

Что, это память к ней стала возвращаться?

Нет. Она узнала то, что видела пятнадцать минут назад: дом Мужа.

Только с обратной стороны.

Впрочем, он ли? Тот ли дом?

Лина остановилась, разглядывая. На этой улице света было совсем мало, вернее, здесь он был приглушен мощными кронами старых полуоблетевших лип, которыми была обсажена улица.

Да, это он, тот самый дом. Трехэтажный, с остроконечной черепичной крышей, с темными окнами. На эту улицу выходил сад и в него вела калитка.

Лина ее подергала. Закрыта. Но ощущение такое, что… Она пропустила руку меж деревянными планками. Влажный от вечерней осенней росы, металл задвижки неприятно холодил кожу. Рука ее пошарила с обратной стороны, и пальцы, нащупав круглую головку, сдвинули ее вбок. Калитка бесшумно растворилась.

Постояв в нерешительности, Лина все же шагнула в темноту. Тихо закрыла за собой калитку. И вошла в сад.

Она медленно приближалась к дому. Узкая дорожка едва мерцала у нее под ногами, и трава по обеим сторонам от нее казалась черным опасным провалом.

Из мрака постепенно выплывало размытое белеющее пятно террасы, притулившееся у темной, безмолвной громады дома. Было немножко страшно.

"Что тут страшного? — уговаривала себя Лина. — Правильно Андрей говорит, нужно поменьше было телевизор смотреть в больнице. У Андрея, между прочим, вообще телевизора нет, и он прав. Ничего и не страшно. Сейчас, кстати, даже еще не ночь, сейчас просто вечер, люди возвращаются домой с работы, садятся ужинать с семьей…

Как это хорошо, семья! Но моя семья — это Андрей. И Муж должен будет это понять".

Она остановилась у террасы, рассматривая, насколько позволяла ей темнота, ее очертания: снова большие цветочные горшки, несколько пластмассовых стульев, сложенных горкой, сиротливый столик, покрытый клеенкой, ждущий следующего лета…

Она обошла дом. Гравий, покрывавший участок непосредственно возле дома, тихо шуршал под ее ногами. Это был тот самый дом, без всякого сомнения, — она узнала фасад.

Здесь Лина жила. Счастлива она была или нет? Наверное, нет. Ей кажется, что нет. При мысли о прошлом ей делается неуютно. А при нынешнем воспоминании о Муже ей делается вообще не по себе.

Что-то в нем есть такое… Какое-то такое… Жесткое. Жестокое. Как она будет с ним говорить?

Ничего-ничего, поговорит. Поговорит, все будет нормально.

Как там она придумала? «Так что нам с вами придется расстаться — нас больше ничего не связывает… Я понимаю ваши чувства, но, к сожалению, не могу их разделить».

Вот так она ему скажет. И ему нечего будет возразить.

Вообще-то следовало бы его расспросить о преступлении, совершенном ею. Но очень не хочется… Ей трудно поверить в то, что она могла сделать что-то плохое. С тех пор, как Лина вышла из комы, она достаточно хорошо изучила себя и была уверена, что в ее душе нет места, в котором могло бы поместиться это черное, тяжелое слово: «преступление»…

Но, может, раньше было?

Нет, в это невозможно поверить! Он меня просто обманул, чтобы вынудить уйти из больницы поскорее!

Или… В крайнем случае, я это сделала нечаянно. Толкнула кого-нибудь или — что хуже — на машине сбила… Или, наоборот, защищаясь. На меня кто-то напал, мне кто-то сделал плохо и больно, пытался, например, изнасиловать… Или даже убить… И я, защищаясь, могла…

Хватит, однако! Вот уж сюжет, не подходящий для размышлений в чужом темном саду! Нужно сосредоточиться на предстоящей встрече! Ясно, что никаких разговоров о преступлении сейчас вести не следует — это неуместно, это уводит в сторону, он психологически окажется в более сильной позиции, чем Лина. Только обсудить их отношения, вернее, невозможность их продолжать, и все. И поскорее уехать. Право, ей здесь сильно не по себе.

Лина вошла в световое пятно, падавшее от фонаря с улицы, и вгляделась в циферблат часов: до семи оставалось десять минут.

Лучше эти десять минут ни о чем не думать. Занять свои мысли, например, Андрюшей… Надо было прихватить с собой какую-нибудь книжку или журнал. Света здесь, конечно, мало, но теперь с линзами у Лины нет проблем…

Лина открыла сумочку и пошарила. Ей попался рекламный листок, который ей вручил тот парнишка в кепи накануне. Что ж, хоть это.

Листок оповещал об открытии нового магазина фирмы «Аристон», в котором, разумеется, имеется самая лучшая бытовая техника и, разумеется, самые низкие цены. Лине бытовая техника не была нужна, но она исправно перечитала листок еще раз, боясь, что мысли и страхи снова займут ее воображение. Дойдя до мелких букв «отпечатано в типографии…», она перевернула его. С обратной стороны рекламы не было.

Однако там был текст.

Написанный от руки.

Корявым почерком.

Лина вгляделась. Кривые буквы не сразу сложились в слова, а когда сложились, ноги ее подкосились и она бессильно опустилась на влажную ступеньку крыльца.

Текст гласил:

"Ты обязана жить со мной.

Иначе я убью тебя".

Подписи не было, но и без нее было ясно, кому принадлежала записка.

Но как она могла оказаться у того паренька с усиками? Должно быть, Муж заплатил ему за то, чтобы он дал этот листок ей в руки. Значит… Значит это был он тогда, в зеркале! Он выследил Лину! Он все о ней знает! И где она живет, и с кем!

Боже мой, Боже мой, — задрожали ее губы, — а я еще сюда приехала, прямо в волчью пасть!!! Теперь он меня либо не отпустит отсюда, либо убьет!!!

Бежать!!!

Скорей!!!

Пока он не приехал!!!

Лине показалось, что из темноты за ней наблюдают настороженные глаза, глаза охотника, выслеживающего добычу. Ее всю передернуло от страха.

Ухватившись за перила, она поднялась. Ноги ее не слушались, сердце отчаянно колотилось. Она сделала несколько слабых шагов, мысленно погоняя себя…

Но она опоздала.

Поблизости заурчал тихонько мотор, зашелестели шины, свет фар окатил ворота.

«Ты обязана жить со мной. Иначе я убью тебя».

Лина буквально вломилась в кусты у крыльца.

Ворота беззвучно разъехались, послушные дистанционному пульту, великолепная машина въехала во двор и остановилась перед гаражом.

Лина сидела в кустах, затаив дыхание.

Фары погасли, и ее ослепила темнота. Она щурилась, стараясь привыкнуть к мраку, разглядеть хоть что-нибудь…

Хлопнула дверца.

Тихо, Лина, не дыши! Он не должен догадаться, что она здесь. Она пересидит в кустах, пока Муж войдет в дом, а потом — бегом отсюда! Долой!

Домой! К Андрею!

Андрей. Андрей! Забери меня отсюда, Андрей!

Темный силуэт приближался к ступенькам.

Как она его ненавидит! Почему этот человек встал между ней и Андреем? Почему он мешает ее счастью? Он, мерзкий, гнусный , эгоистичный человек, который не желает ее понять, человек, с которым нельзя ни о чем договориться, человек, который хочет только обладать ею по праву мужа, какого-то дурацкого закона, как будто она вещь какая-то! Это вот такая любовь?

Это то, что называется любовью? Нет, это не любовь. Это звериное, собственническое, насильническое… Да, он насильник! И убийца! «Ты обязана жить со мной. Иначе я убью тебя».

Он поднимался по ступенькам. Он был в метре от нее. До Лины доносился слабый запах его дорогой туалетной воды. Ее тошнило от этого запаха, от ненависти, от страха, ее била нервная дрожь, в голове звенело.

Почему он не забыл ее, как она его? Почему так несправедливо, так не правильно получилось? Стукнулся бы он головой обо что-нибудь — не насмерть, смерти Лина ему не желала, — а только чтобы ее забыть! Ну пусть он споткнется, упадет, ударится! Вот об эту ступеньку, на которую он заносит ногу! Пусть у него будет амнезия! Потому что он иначе никогда не согласится на ее счастье с Андреем, никогда.

«Ты обязана жить со мной. Иначе я убью тебя».

На крыльце зажегся свет. Он шарил в кармане в поисках ключей.

Лина осторожно вытянула шею. Он стоял спиной к ней, высокий, в элегантном костюме, с аккуратной свежесделанной прической, чисто выбритый, враждебный, ненавистный. Он все еще шарил в карманах…

«Ты обязана жить со мной. Иначе я убью тебя».

Ударить его, ударить по голове, чем-нибудь тяжелым, чтобы он забыл меня навсегда!

О Господи, что это я, что я такое…

«Ты обязана жить со мной…»

Ключи звякнули об пол. Он наклонился, чтобы их поднять. Лина, как завороженная, смотрела на его стриженый затылок, словно он нарочно подставил его…

«…Иначе я убью тебя».

Ударить!

Бред.

Чтобы забыл!

Что ты делаешь, Лина!..

Забыл навсегда!!!

Она уже выскочила из своего укрытия и ринулась на ступеньки, хватая на ходу тяжелый цветочный горшок.