Евгений Сухов - Тюрьмой Варяга не сломить

— Да ты что, сдурел, что ли, падла…

— Сильнее! Если не хочешь, чтобы удавка затянулась на твоей шее.

— «Петушиным» соседом каково тебе? — вопрос прозвучал грубее.

В ответ раздался хрип.

— Души его! — еще более спокойно, но жестче приказал Варяг. — Вот так! А теперь отбрось в сторону эту дохлятину.

Подошел Святой.

— Что у локалки?

— Никто и не пискнул, Влад, — довольно улыбнулся Святой, — только дернули босячки пару раз ноженьками — и отлетели к небесам их душеньки. Выход открыт.

— Задавите остальных сучар, — распорядился Варяг. — А вы пойдемте со мной братву будить.

Блатные, вооруженные заточками, ворвались в барак:

— Что, дрыхнете?! А сучары в это время воров гнут! Вооружайтесь, братва, сучар идем гноить! — орал Святой. — Живее, братва!

Барак пробудился мгновенно. Зэки, вооружаясь, ломали шконки, лагерную мебель и, подстегнутые воинственными криками Святого, рванули штурмовать соседний участок, в котором располагался барак Щеголя. Через ограду полетели камни, обрезки труб, калитка трещала под напором рассвирепевшей толпы и через минуту проломилась.

С вышек ослепительными снопами ударили прожектора, которые только подхлестнули ярость мятежников. Рядом с разбитой калиткой скрежетала порванная жесть, и зэки принялись расторопно просачиваться на соседний участок. Четверых «быков», дежуривших у входа в локалку, мгновенно разоружили.

— Никого не убивать! — предупредил Варяг Святого. — Ты мне Щеголя отлови.

Еще через десять минут «гладиаторы» прорвались в промышленную зону и, вооружившись металлическими прутьями и арматурой, устремились к бараку Щеголя. Мегафон плясал в руках дежурного офицера, призывавшего бузотеров к порядку и грозившего усмирить бунт силой. Лучи прожекторов неустанно шарили по всему периметру колонии.

Где-то застрекотала автоматная очередь — горячее предупреждение одному из зэков, посмевшему приблизиться к запретной зоне. В крики людей вмешивался яростный лай собак. Они хрипели, бросались на изгороди, и зэки, не уступая в свирепости псам, тыкали заточками прямо в их раскрытые пасти.

— Дави сук!

«Гладиаторы» окружили барак, в котором проживал Щеголь. Несколько раз «пехота» пыталась ворваться вовнутрь, но двери были накрепко забаррикадированы.

— Мы вас не тронем! Отдайте нам Щеголя! — орал Святой, размахивая огромным прутом.

— Его здесь нет!

— Если он там, тогда порешим вас всех, как большевики эсеров! Открывай, падлы!

В бараке серьезно готовились к обороне: к забитым окнам сволокли всю тюремную утварь. Дверь прижали досками и обломками от шконок. Страх перед смертельной опасностью размыл границы между блатными и «петухами», сшил их невидимой нитью, смотав в один тугой клубок.

Подошел Мулла и, беззаботно пыхнув сигаретой, сообщил стоящему в стороне Варягу:

— Пока ты сидел там, в бараке, я кое-что предпринял.

— Ну? Что же, говори, не томи!

— Сейчас мы учиним общий шухер. Беспалый за подмогой пошлет. И потом, в суматохе, ты и поедешь на «метро» — на волю. Понял?

Варяг усмехнулся.

— Лихо. А если заметят?

— И на это у меня есть ответ. Но не сейчас… Всему свое время.

Появился Святой. Он уже успел где-то расцарапать левую щеку, и на подбородок стекала струйка крови, придавая его лицу зловещее выражение.

— Командуй, Мулла, «пехоте» не терпится сук наказать.

— Лишней крови не хочу, мне нужен только Щеголь. Да что у тебя с лицом? Кровь бы отер, — обронил Мулла и поспешил к «сучьему» бараку. — Бродяги, вы меня слышите, это говорит Мулла.

— Что тебе нужно? — раздался из-за дверей приглушенный голос.

— Мне нужен Щеголь, клянусь именем Аллаха, что никого не трону; если отдадите его нам, можете спать дальше.

— Мулла, его здесь нет.

— Что же это он, пошел по своим сучьим делам? Я хочу убедиться в этом.

— Заходи… если не бздишь.

В ответ раздался смех. Это был вызов.

— Хорошо, принимаю ваше предложение. Но если найду там Щеголя, я вытащу его за шкирку на божий свет. Открывайте дверь!

— Слово дай, что твоя «пехота» не ворвется за тобой следом! — послышалось из-за двери.

— Со мной пойдут только трое. Даю слово вора, что никто врываться не станет!.. Но если со мной что случится… пехота перережет всех до одного, это я вам обещаю!

— Мы тебе верим, Мулла!

Послышалась громкая возня, потом что-то грохнуло, заскрежетало, и дверь отворилась.

— Милости просим, старичок.

Мулла повернулся к подпаханнику и проговорил:

— Тащите из промзоны все. Валите баррикады, через несколько минут барин опомнится и здесь будет жарко.

— Сделаем, Мулла.

— Вы пойдете со мной, — Мулла глянул на стоящих рядом двух зэков — Балду и Маэстро. — Позовите еще Пилу.

— Как скажешь, Мулла.

«Пехота» застыла у самого порога. Они принимали слова старика за тонкую воровскую игру — разве возможны какие-то обязательства пахана перед ссученными? У самого порога Мулла обернулся и увидел, что «пехотинцы» уже успели разворотить аккуратные тротуары и трудолюбивыми муравьями начали выковыривать камни.

Мулла шагнул в барак. Следом вошли трое подпаханников. За их спинами мгновенно захлопнулась дверь.

— Вот ты у нас и в гостях, старичок, — протянул невесело гонец Щеголя — Распутин.

— Мне нужен Щеголь, — невозмутимо начал Мулла, — вы же можете досматривать свои сучьи сны.

— Следи за базаром, Мулла, даже тебе это может дорого обойтись, — процедил Распутин и сделал шаг вперед.

— А как же мне вас называть, если вы ссученному служите?

— Не гони порожняк, Мулла, — пробасил Репа. Его искалеченная рука рачьей клешней поднялась к подбородку, как будто он готов был вцепиться поломанными пальцами в горло старому вору.

— Ты своими костями здесь не тряси, — вышел вперед Балда, — если не хочешь, чтобы тебе вторую руку покорежили.

— Братки, давайте не будем горячиться, — взял примирительный тон Мулла. — А если вас интересует, почему мы считаем, что Щеголь ссученный, то могу растолковать и показать кое-что.

Мулла сунул руку за пазуху и вынул сложенный листок бумаги. Развернул и, прищурившись, прочитал: «По заявлению моего человека, в колонии в настоящее время идет подготовка к возможному бунту. Прошу предпринять соответствующие меры к пресечению беспорядков…»

Мулла замолчал и протянул листок Распутину.

— Ты сам почитай. У вас темновато, не по моим глазам. Из писульки этой видно, кто подполковнику Беспалому доклады готовит!

— И кто же? — поднял брови Распутин, беря листок.

— Со стола Беспалого упал листочек и ко мне попал. А я его тебе принес. Да ты читай…

Распутин долго читал, лицо его все более хмурилось, а на лбу собралось много мелких складочек — в эту минуту он напоминал ученого, решающего неимоверно трудное уравнение.

— Щеголя след, точняк! — после продолжительной паузы выдал он свой приговор. — Так что делать будем? — повернулся он к Мулле.

— А разве я не сказал? — удивился старик. — За волосья нужно вытащить продажную блядь и выставить перед всей зоной: пускай братва ему в глаза посмотрит.

— Его нет в казарме, — глухо произнес Репа. — Ну бля буду! — поклялся вор. — Иди прочеши!

— Ушел он, Мулла, часа два назад как ушел, — отозвался Распутин. — Точно заранее знал, что ты к нему в гости явишься.

— А может быть, и знал, — помрачнел Мулла. У него не было оснований сомневаться в искренности зэков — сейчас они были как на исповеди. — Может быть, ты и сейчас, Распутин, будешь выгораживать Щеголя?

— Мулла, ну ты же видишь, в натуре, крепко подставил он нас…

— Отмыться вам надо, чтобы весь воровской мир не смотрел на вас как на нелюдей… А потом еще покаяться, — последнюю фразу Мулла произнес очень серьезно.

— Ты говори, что мы делать должны.

— А то же, что и все! Братва сейчас баррикады строит, так вот, вам надо от них не отставать! Серьезное дело заварилось. Докажите, что вы с нами одной веры. Ну, чего встали? Открывай дверь!

«Пехота», не дожидаясь распоряжения подпаханников, едва ли не наперегонки бросилась к двери — теперь Мулла был для них самый главный. Заскрежетал тяжелый засов, отлетели в сторону гpoмоздкие тумбочки, набитые всевозможным хламом, дверь распахнулась, и в темную мрачную утробу барака сочно ворвались звуки колонии — ругань, лай рассерженных собак, треск ломаемых досок.

— Тащи все из барака! — командовал Распутин. — Громозди тротуары!

Через минуту барак опустел.

На зоне было страшно и весело. Большинство заключенных впервые участвовали в бунте, а те, кто поопытнее, подсказывали, где следует возводить баррикады и откуда ожидать прорыва вертухаев. «Питомцы» Щеголя трудились наравне с остальными.