Роберт Крейс - Правило двух минут

Холмен дочитал статью и аккуратно вырвал фотографию Ричи. У него сохранился бумажник, с которым его арестовали. Его вернули, когда Холмена перевели в ОИЦ, но с тех пор все его содержимое обесценилось. Холмен выбросил устаревшие купюры, чтобы освободить место для чего-нибудь поновее. Он положил фото Ричи в бумажник и поднялся обратно к себе.

Холмен подошел к телефону, подумал и набрал номер справочного бюро.

— Город и штат, пожалуйста?

— Ах да, Лос-Анджелес. Калифорния.

— Имя, фамилия?

— Донна Баник, Б-А-Н-И-К.

— Простите, сэр. Не могу найти никого с таким именем.

Донна могла выйти замуж и сменить фамилию, не известив об этом Холмена. Могла переехать в другой город.

— Позвольте еще вопрос. Человек по имени Ричард Холмен?

— Простите, сэр.

Холмен замолчал, не зная, что еще придумать.

— Скажите, Лос-Анджелес — вы имеете в виду коды триста десять и двести тринадцать?

— Да, сэр. И еще триста двадцать три.

Про код триста двадцать три Холмен никогда не слышал. Он задумался, сколько еще кодов добавилось, пока его не было.

— О'кей. А как насчет Чэтсуорта? Там по-прежнему код восемьсот восемнадцать?

— Простите, в Чэтсуорте нет человека с таким именем и фамилией, и в зонах других кодов тоже.

— Спасибо.

Холмен повесил трубку, раздраженный и встревоженный. Он вернулся в ванную и снова умылся, потом подошел к окну и встал перед кондиционером. Подумал, капает ли оттуда вода на кого-нибудь из прохожих. Достал бумажник. Его остававшиеся сбережения хранились в специальном отделении. Предполагалось, что он начнет их тратить и оплачивать счета, знаменуя тем самым возвращение к нормальной жизни, но Гейл посоветовала обождать недельки две. Он порылся в банкнотах и наткнулся на краешек конверта, который оторвал от последнего письма Донны. Там был адрес, на который он писал ей и откуда ему приходили обратно его собственные письма. Внимательно изучив адрес, Холмен снова сунул бумажку между купюр.

На этот раз, уходя из комнаты, он запер дверь.

— А вот и вы, — обрадовался Перри, когда Холмен дошел до нижней ступеньки. — Теперь я услышал, как вы закрыли дверь.

— Послушайте, Перри, мне нужно в отдел транспортных средств, а я опаздываю. У вас не будет машины на время?

Лучезарная улыбка Перри померкла.

— У вас даже прав нет.

— Знаю, но я опаздываю, приятель. Вы же знаете, как забит сейчас общественный транспорт. Уже почти час пик.

— Вы с ума сошли. А что, если вас остановят? Как я буду объясняться с Гейл?

— Во-первых, меня не остановят, во-вторых, я не скажу, что это ваша машина.

— Вот еще, стану я одалживать машину первому встречному.

Перри нахмурился. Холмен видел на его лице следы мучительной внутренней борьбы.

— Мне необходима машина буквально на несколько часов. Просто добраться до отдела транспортных средств. Я завтра выхожу на работу, свободного времени не останется. Сами понимаете.

— Понимаю.

— Разве что удастся договориться с начальством…

— Значит, вы в затруднении и хотите, чтобы я вам помог?

— Мне просто нужна тачка.

— Если я окажу вам услугу, Гейл ничего не узнает?

— Бросьте. Посмотрите на меня.

Холмен развел руками.

Перри наклонился и открыл центральный ящик стола.

— Да, есть у меня один старый, раздолбанный автомобильчик, который я могу вам одолжить. «Меркьюри». Не шикарный, но ездит. С вас двадцать долларов, и машину вернете в целости и сохранности.

— Ничего себе! Двадцать баксов за пару часов?

— Именно двадцать. А если вам что-нибудь взбредет в голову и вы не вернете машину, то я скажу, что вы ее угнали.

Холмен протянул двадцатку. Официально он находился на свободе четыре часа. Это было его первое маленькое преступление.

«Меркьюри» оказался говном на колесах. Из него валил дым, прокладки сносились, коробка передач барахлила, и всю дорогу Холмен переживал, что какой-нибудь предприимчивый коп остановит его, чтобы выписать штраф за нарушение экологии.

Адрес Донны привел его к розовому оштукатуренному дому в районе Джефферсон-парка, к югу от автострады на Санта-Монику — мертвому пятну на широком и плоском лице города. Уродливое двухэтажное здание давным-давно выцвело под лучами безжалостного солнца. Холмена охватила тоска, когда он увидел покореженные карнизы и разросшиеся кусты. Его воображению рисовалось, что Донна живет в местечке посимпатичнее — не таком красивом, конечно, как Брентвуд или Санта-Моника, но и не в таком мрачном. Время от времени Донна жаловалась на нехватку денег, но у нее была постоянная работа частной сиделки при престарелых клиентах. Холмен задумался, почему Ричи не помог матери переехать в более пристойный район, когда поступил в полицию. Он представлял себе взрослого сына как человека, способного на благородные поступки, даже если они шли вразрез с его представлениями о жизни.

Обшарпанное здание имело форму подковы. С улицы в глубь внутреннего дворика вела извилистая дорожка, петлявшая между лохматыми кустами вдоль двух рядов одинаковых квартир. Донна жила в квартире № 108.

Никакого замка при входе во двор не стояло. Любой прохожий мог свободно пройти по дорожке, и все же Холмену никак не удавалось решиться. Он переминался с ноги на ногу, ощущая неприятное жжение в животе. Казалось бы, все элементарно: постучать в квартиру и спросить у новых жильцов адрес Донны. В том, чтобы заглянуть во двор, не было ничего противозаконного, и, позвонив в дверь, он не нарушал условия своего освобождения. Тем не менее Холмен чувствовал себя преступником.

Собравшись с духом, он пошел в сто восьмую квартиру. Он постучал в дверь и моментально сник, когда никто не отозвался. Холмен снова постучал, на этот раз чуть более настойчиво. Дверь приоткрылась, и наружу выглянул худой лысеющий мужчина. Он вцепился в ручку, готовый в любой момент захлопнуть дверь.

— Я занят, приятель. В чем дело? — отрывисто спросил он.

Холмен засунул руки в карманы, чтобы выглядеть не так угрожающе.

— Я ищу старую подружку. Ее зовут Донна Баник. Она раньше жила здесь.

Мужчина облегченно вздохнул и распахнул дверь. Он стоял, как аист, уперев правую ногу в левое колено, босой, в мешковатых шортах и линялой майке.

— Прости, парень. Ничем не могу помочь.

— Она жила здесь года два назад. Донна Баник, темноволосая, среднего роста.

— Я сам здесь месяца четыре-пять. А кто тут раньше жил, понятия не имею, тем более два года назад…

Холмен покосился на ближайшие квартиры, подумывая, не может ли быть в курсе кто-то из соседей.

— Вы не знаете — вдруг кто-нибудь из нынешних жильцов ее помнит?

Бледный мужчина проследил за взглядом Холмена и нахмурился, словно само наличие соседей было ему неприятно.

— Нет, приятель, прости. Одни приезжают, другие уезжают.

— О'кей. Извините за беспокойство.

— Пустое.

Холмен собрался уходить, но у него мелькнула свежая мысль. Мужчина уже закрыл дверь, но как только Холмен постучал, она мигом распахнулась.

— Извини, приятель, — смущенно пробормотал Холмен, — управляющий живет в этом же доме?

— Да, в сотой квартире. Первая от входа, с северной стороны.

— И как его зовут?

— Ее. Это женщина. Миссис Бартелло.

— О'кей. Спасибо.

Холмен вернулся по дорожке к сотой квартире и постучал — на этот раз уверенно и громко.

Миссис Бартелло оказалась крепкой женщиной с туго стянутыми в пучок седыми волосами. На ней было бесформенное домашнее платье. Она смотрела на Холмена через закрытую решетку. Он представился и объяснил, что ищет женщину из квартиры № 108, Донну Баник.

— Мы с Донной когда-то были женаты, но давно. Мне пришлось уехать, и мы потерялись.

Холмен решил, что сказать так проще, чем объяснять, что он — тот самый подонок, который бил Донну, а потом оставил ей на воспитание собственного сына.

Выражение лица миссис Бартелло смягчилось, словно она узнала его, и она открыла решетчатую дверь.

— Черт возьми! Да вы, должно быть, отец Ричарда, тот самый мистер Холмен?

— Да, верно.

Холмен подумал — может, она читала о смерти Ричарда, но потом понял: нет, она не знает, что Ричи погиб.

— Ричард замечательный мальчик. Все время навещал ее. У него такой мужественный вид в форме.

— Да, мэм, спасибо. Не могли бы вы сказать мне, где сейчас живет Донна?

— Вы не знаете?

Ее взгляд сделался еще ласковее.

— Я давно не видел ни Ричи, ни Донну.

Миссис Бартелло широко распахнула дверь, глаза ее стали печальными.

— Мне жаль. Вам не сообщили. Очень жаль. Донна скончалась.

Холмен почувствовал, что движения его стали медленными, будто он принял что-то из наркотиков. Казалось, что биение сердца, ритм дыхания, ток крови «поплыли», как запись на пластинке, когда сбивается игла. Сначала Ричи, теперь Донна. Он ничего не ответил, и в грустных глазах миссис Бартелло засветилось понимание.