Джеймс Саллис - Драйв

— Повезло тебе, что повстречал такого человека. Со мной этого не случилось.

— А где отец Бенисио?

— Мы были женаты минут десять. Зовут его просто Гусман. При первой нашей встрече я спросила, существует ли, кроме «простого», еще и «сложный» Гусман. Он лишь взглянул на меня — а шутки не понял.

— А чем он занимается?

— В последнее время увлекся благотворительностью — помогает обеспечивать работой государственных служащих.

Гонщик растерялся. Увидев недоумение на его лице, Ирина добавила:

— Он сидит.

— Ты хочешь сказать, в тюрьме?

— Именно это я и хочу сказать.

— И давно?

— Выходит в следующем месяце.

На экране на фоне бюста ассистентки коренастый смуглый фокусник в серебристом сюртуке демонстрировал незамысловатые трюки. Под перевернутыми чашками появлялись и исчезали цветные шарики, со стола в воздух по мановению волшебной палочки взмывали карты, из цилиндра вылетали голуби.

— Он вор и, по его словам, настоящий профессионал в своем деле. Начинал в четырнадцать — грабил частные дома, в пятнадцать перешел к более серьезным занятиям. Его взяли в банке. В самый разгар налета туда случайно заглянула парочка детективов — хотели обналичить чеки.

В следующем месяце Гусман и впрямь вышел из тюрьмы. И, несмотря на сопротивление Ирины, на все ее заявления, что она этого не допустит, вернулся домой, на насиженное место. («Что я ему скажу? — говорила она. — Он любит мальчика. Куда еще ему податься?») К тому времени Ирина и Гонщик все больше и больше времени проводили вместе. Гусмана это не волновало. Вечерами, когда Ирина и Бенисио уже видели десятый сон, Гонщик и «просто Гусман» частенько садились смотреть телевизор в гостиной. Уйма хороших старых фильмов шла после полуночи.

Так вот, сидят они однажды — около часа ночи во вторник, практически в среду утром — и смотрят полицейский боевик «Стеклянная крыша». Тут фильм прерывается рекламой.

— Рина сказала, что ты профессиональный каскадер. Снимаешься в кино?

— Ну.

— Должно быть, неплохо водишь.

— Да, вроде не жалуюсь.

— Но ты ведь не вкалываешь полный рабочий день?

— В этом одно из преимуществ.

— А на завтра у тебя что-нибудь запланировано? То есть уже на сегодня?

— Да вроде ничего.

Реклама кончилась. После роликов о магазинах, торгующих мебелью и постельными принадлежностями, объявлений страховых агентств, предложений кухонных наборов из двадцати предметов и видеокассет с великими событиями американской истории, возобновился фильм.

— Думаю, что можно говорить с тобой начистоту, — начал «просто Гусман».

Гонщик кивнул.

— Рина тебе верит… Будешь еще пиво?

— Пожалуй.

Парень пошел на кухню и вернулся с двумя банками пива. Откупорив, подал одну Гонщику.

— Ты ведь в курсе, чем я занимаюсь?

— Более или менее.

Гусман открыл банку и хлебнул пива.

— Отлично. Дело вот в чем. Есть работка — все давно обмозговано и было на мази, но моего водителя… Ну, вроде как задержали.

— Как вон того парнишку, — сообщил Гонщик, кивком указывая на экран, где шла сцена допроса подозреваемого.

— Похоже на то. Я вот думаю, не захочешь ли ты занять его место?

— За рулем?

— Точно. Выезжаем ранним утром. Это будет…

Гонщик поднял руку:

— Не нужно. Не хочу ничего знать. Я только подгоняю тачку, и все.

— Вполне разумно.

Через три-четыре минуты фильм опять вытеснили рекламные ролики. Чудо-гриль-решетка для домашней плиты, лучшие музыкальные хиты в коллекции сезона…

— Я говорил, что Рина и Бенисио к тебе очень привязаны?

— А я тебе говорил, что ты задница?

— Нет, — отозвался Гусман. — Но это и без тебя есть кому сказать. Так все и говорят. Я привык.

Оба рассмеялись.

В тот раз Гонщик заработал почти три тысячи.

— Для меня что-нибудь есть? — спросил он у своего агента Джимми на следующий день.

— Жду звонков.

— Долго ты их собираешься ждать?

— Да есть пара предложений. Скоро отзвонятся.

— И за это я плачу тебе пятнадцать процентов?

— Мы же в земле обетованной!

— Да… С акридами и диким медом.

Однако к концу дня агенту позвонили и у Гонщика нарисовались два заказа. О нем пошла молва, объяснил ему Джимми: не о том, что он хорошо водит, — город кишмя кишит теми, кто умеет управляться с авто, — а о том, что он подъезжает когда нужно, не посматривает хмуро на часы, не качает права и неизменно выполняет порученное. «Киношники врубились, что ты профи, — говорил Джимми, — и не просто за баранкой сидишь, а дело делаешь. На таких всегда есть спрос».

Съемки были назначены на начало недели, так что Гонщик решил прошвырнуться в Тусон навестить мать. С тех пор, как ее выковыряли из кресла и отправили в клинику, под постоянное наблюдение, они и не виделись. В то время он был еще ребенком.

Так зачем он ехал к ней теперь? Если бы знать, черт побери!

По мере удаления от Голливуда менялся окружающий пейзаж: сначала беспорядочные старые улицы центрального Лос-Анджелеса постепенно уступили место паутине пригородов и городов-спутников, а потом на долгое время единственный и неизменный вид приобрело бегущее вдаль шоссе. Заправочные станции, «дель Такос», комиссионные магазины, лесные склады. Деревья, стены и заборы. К тому времени Гонщик уже заменил «форд-гэлакси» на винтажный «шевроле», на крышу которого легко мог приземлиться спортивный самолет, а на заднем сиденье разместилось бы большое семейство.

Гонщик заехал позавтракать на заправку «Юнион-76». Там он смотрел, как в отдельном зале дальнобойщики уплетают бифштексы с яичницей, жареную говядину, цыплят и куриные отбивные. Великая американская дорога, которую не одолеешь на пустой желудок. Великие американские дальнобойщики, высшее воплощение мечты об абсолютной свободе.

Здание, возле которого Гонщик припарковал «шевроле», выглядело в точности как подсобные церковные сарайчики, где проходили занятия воскресной школы в его детстве. Максимально дешевое сооружение со скучными белыми стенами и голыми бетонными полами.

— Вы пришли встретиться с?..

— Сандрой Дейли.

Девушка за стойкой сосредоточенно уставилась в экран компьютера. Ее пальцы легко порхали по истертой клавиатуре.

— Что-то я… О, вот она! И вы ей приходитесь?..

— Сыном.

Секретарь подняла телефонную трубку.

— Не могли бы вы присесть вот там, сэр? Сейчас к вам подойдут.

Через несколько минут, открыв двери ключом изнутри, появилась молодая женщина в накрахмаленном белом халате, из-под которого выглядывали джинсы. Низкие каблуки стучали по бетону пола.

— Вы пришли повидать миссис Дейли?

Гонщик кивнул.

— Вы ее сын?

Он снова ответил ей кивком.

— Прошу прощения. Пожалуйста, поймите: мы проявляем бдительность. Судя по записям, за все эти годы у миссис Дейли не было ни единого посетителя. Позвольте взглянуть на ваше удостоверение личности.

Гонщик показал ей свои права — на тот момент совершенно настоящие.

Миндалевидные глаза изучили документ.

— Еще раз, — повторила женщина, — прошу прощения.

— Ничего, все в порядке.

Брови над темными глазами были натурального цвета, прямые, почти без изгиба, немного взлохмаченные. Гонщика всегда удивляло, зачем латиноамериканки выщипывают брови и оставляют вместо них тоненькие изогнутые полоски. Измени себя, и ты изменишь мир?

— Мне искренне жаль… Ваша мать на прошлой неделе умерла. Сердечный приступ в результате закупорки артерий. Медсестра вызвала бригаду из клиники; не прошло и часа, как мы начали искусственную вентиляцию легких. Однако было уже слишком поздно. — Она коснулась его плеча. — Мы сделали все возможное, чтобы связаться с вами. Очевидно, те номера контактных телефонов, которые у нас были, давно уже недействительны. — Ее глаза пристально изучали его лицо в поисках каких-нибудь подсказок. — Боюсь, я ничем не смогу вам помочь.

— Все нормально, доктор?..

Она мгновенно уловила легкое повышение тона к концу предложения. Гонщик сам бы его не почувствовал.

— Парк, — представилась она, — доктор Эми Парк.

Они оба обернулись и увидели, как по коридору проезжает каталка. Величаво плывет, словно барка по реке в «Африканской королеве».{16} Сидя верхом на пациенте, медсестра делала ему массаж сердца.

— Черт побери, — пробормотала она. — Похоже, треснуло ребро…

— Я едва ее знал. Просто подумал, что…

— К сожалению, мне нужно идти.

Вернувшись на стоянку, Гонщик облокотился на капот «шевроле» и всмотрелся в череду горных вершин, что кольцом опоясывали Тусон. С севера — Каталинас, с юга — Санта-Рита, с востока — Ринкон. Горы обступали город, как на компасе, отмечая стороны света. Как же можно было здесь потерять ориентиры? Как можно было ощутить себя здесь таким бесконечно покинутым и одиноким?