Владимир Колычев - Братство волчьей стаи

— Может, в баньку кто-то приехал?

— Может быть.

— Своему он кому-то открыл, — сказал Пахомов.

— Свои не убивают, — качнул головой Тернов. — Убить мог тот, кого он за своего принял.

Тело было изранено со всех сторон. И в живот били, и в спину. И пока трудно судить, куда нанесли первый удар. Возможно, в живот. Если так, то ударили неожиданно. Бортников явно не ожидал подвоха.

— И кто это мог быть?

— Если бы я знал, меня бы здесь уже не было, — усмехнулся Тернов.

— Он один здесь работал?

— Один. Один как бобыль. Ему помощника предлагали, отказался.

— Почему?

— Ну, во-первых, помощник непутевый. А во-вторых, он одиночество любил.

— Холостой, разведенный?

— Да была у него баба. В Косовке, здесь недалеко… — в раздумье нахмурился Тернов. — Может, из-за нее?

— Замужем баба или так?

— Вдова. Алла Голикова. Местная колдунья.

— Колдунья?

— Мужиков только в путь околдовывает. К ней на отшиб не только Юра захаживал… А знаешь, съезжу-ка я в Косовку!.. Лепехин!

Тернов взял с собой опера и был таков. Пахомов с ним не поехал. И надо было бы с местной охотницей на мужиков поговорить, но не хотелось оставлять Татьяну без прикрытия. И вообще, нельзя группу распылять. Чутье подсказывало, что им нужно держаться вместе.

Пахомов направился в баню, внимательно глядя себе под ноги. Мало ли, вдруг следы крови обнаружит или даже окровавленный нож. Но ничего подозрительного на пути не попалось, и в бане было чисто. Печь холодная, сухие дубовые и можжевеловые венички гроздьями в предбаннике висят, источая крепкий аромат сухих листьев и хвои.

И доски в бане сухие. Воды в котле и в кадушке нет. Как минимум два дня здесь не парились. И не готовились к банному дню.

Он собирался выходить, когда появилась Татьяна. Прижалась к нему в предбаннике, поцеловала в губы, но тут же отстранилась.

— Запах какой!

Она протянула руку, пощупала ближайший к ней можжевеловый веник.

— И комаров почти нет.

— Точно, нет!

— Хвойный запах комаров отгоняет. А если веничек еще и пожечь, их совсем не будет.

— Ну, жечь пока не надо, — сказала Татьяна, опускаясь на лавку в предбаннике. — И так хорошо.

Олег сел рядом, обнял ее, она положила голову ему на плечо.

— Хорошо здесь, уходить не хочется.

— Можно заночевать. И баньку затопить.

— Ну нет! — встрепенулась она.

— Душу неприкаянную боишься или оборотня? — усмехнулся он.

— Ну, с душой бы я поговорила, может, узнала бы что. А насчет оборотня…

— Или психа.

— Или психа, — кивнула Татьяна. — Восемнадцать ударов ножом — зачем такая жестокость?

— Чащин в гостинице ночь провел. Надрался в хлам и спать лег.

— Все-таки на Чащина грешишь?

— Он сказал, что весна еще не закончилась. Сказал, что еще всякое случиться может. Случилось… То ли накаркал, то ли заказал…

— Кого заказал? Бортникова? Зачем?

— А чтобы подозрения от себя отвести. Он же в гостинице ночевал, и это легко подтвердить. Камеры там, все такое…

— Да нет, вряд ли… — качнула головой Знаменова.

— Так я не утверждаю, я предполагаю.

Дверь открылась, в проеме показался Духов:

— А-а, вот вы где!

— Ты или заходи, или дверь закрывай, — сказал Олег.

— Ехать пора. Местные уже загрузились.

— А труп? — поднимаясь, спросила Татьяна.

Спецмашина, которую ждали, так и не появилась. Но следователь Ирошников принял волевое решение: он велел упаковать покойника и поместить его в свой микроавтобус.

Вместе с телом уехали все местные сотрудники. Остались только московские.

— И мы поедем, — сказала Знаменова, глядя вслед уезжающей «Газели».

Группа погрузилась в микроавтобус, Черновицын сел за руль. Духов открыл окно, с затаенной иронией нашептал на свою ладонь и подул на нее.

— Что это значит? — насмешливо спросил Олег.

— Да вот, вопрос здесь оставил. Зачем, спрашивается, вообще сюда приезжали?

— Кому ты вопрос оставил, с того и спрашивай. Жди, когда леший тебе с ладони ответ надует.

— Леший?

— Ну, ты же лешему вопрос оставил.

— Да ну вас к лешему! — воскликнул вдруг Черновицын.

И судя по звучанию его голоса, расстроен он был всерьез.

— Что случилось? — забеспокоилась Знаменова.

— Да не заводится! — Лева провернул ключ в замке зажигания, но стартер не подавал признаков жизни.

— Аккумулятор сдох? — спросил Духов.

Черновицын предпринял очередную попытку, но так ничего и не добился.

— Толкнем!

Дорога шла слегка под уклон, коробка передач в машине механическая, поэтому завести двигатель можно было с толкача. Но, увы, не получилось. Видимо, искра потерялась где-то в проводке. А может, свечи навернулись.

— И что делать? — спросила Татьяна.

— Эвакуатор вызывать.

Что-то подсказывало Пахомову, что поломка не случайна. Возможно, кто-то нарочно вывел машину из строя. Но зачем? Может, кто-то из местных пошутил? Чтобы московских позлить. Хорошо, если так.

— Нет зоны действия сети. — Знаменова щелкнула пальцами по дисплею своего мобильника.

— Меня это почему-то не удивляет.

Машина сломана, связи нет, а уже темнеть начало. А до города километров тридцать. До ближайшей деревни, куда уехал Тернов, километров десять, но по пути к ней можно заблудиться. Еще немного, и лес погрузится в темноту, наполненную злобными насекомыми.

— Как же Бортников с миром общался? — спросил Духов. — Может, у него спутниковый телефон был? Или хотя бы радиостанция?

Но ничего такого в доме не нашлось.

— Может, лешего снарядить, он вмиг до города доскачет, — пошутил Духов.

Но вместо улыбок вызвал этим только косые взгляды. Какие-то уж очень невеселые шутки у него. Но винить его, в общем-то, не в чем. Про лешего первым заговорил Олег. Может, потому и машина не завелась.

— Здесь заночуем, — осматривая дом, сказала Татьяна.

Печь делила избу на две части: в одной половине Бортников спал, в другой у него стояла простейшая одноконфорочная плита, подключенная к баллонному газу. Стол здесь был, скамейка, на полках стояли жестяные банки с крупой, мукой и солью. А в погребе нашелся целый ящик с тушенкой и несколько банок с соленьями.

— Кашеварить буду я, — сказала Знаменова, с мягкой улыбкой глянув на Олега. — На тебе — охрана и оборона.

— Это само собой.

Хорошо, если двигатель вывели из строя злые шутники. А если кто-то заманивал их в ловушку, которой могла стать эта деревянная изба? Ее могли закупорить со всех сторон, обложить хворостом и поджечь. Вряд ли это кому-то нужно. Зачем тому же Чащину убивать «важняков»? Кроме жестокого геморроя он ничего этим не добьется… Но в любом случае ушки нужно держать на макушке.

Дом был без электричества, но в сарае стоял старый, возможно, еще с довоенных времен, дизельный движок, подключенный к генератору. Его завели, в дом подали свет, Черновицын настроил маленький черно-белый телевизор.

Но очень скоро Пахомов решил выключить генератор: слишком уж громко он работал. Этот звук вызывал чувство дискомфорта, казалось, что к дому кто-то незаметно подкрадывался. К тому же свет в доме притягивал комаров, от которых уже не спасали еловые ветки, которые нарубил Духов — и для запаха, и себе на постель.

Спать легли в десятом часу. Первое время Татьяна сторонилась Олега, но потом все-таки подлегла к нему. Их отношения уже перестали быть тайной, глупо было стесняться. Тем более спали они в одежде.

Черновицын таился где-то возле дома, высматривая возможную опасность, Духов ворочался на своих еловых лапах, накрытых брезентовым плащом.

— У тебя что, вши завелись? — спросил Олег.

— Нервные… И как люди в старину жили? Без света, без канализации…

— Зато в семье по семь-восемь детей было.

— Если я вам мешаю, так я выйду, — сказал Костя.

— Кто тебе сказал, что мешаешь? — усмехнулся Пахомов.

— А я опер или где? У меня дедукция, как у молодого… Может, правда, на холод сходить?

Духов поднялся, надел плащ, на котором лежал, и направился к двери.

— Тихо там на улице, внимание не привлекайте.

Олег служил в спецназе МВД, участвовал в боевых рейдах по вражеским тылам. Он знал, как подкрадываться к объектам противника, как снимать часовых. И он откровенно не понимал командиров, которые выставляли часовых чисто для проформы, заставляя их двигаться по заданному маршруту. В боевых условиях часовой не должен находиться на виду, нельзя ему привлекать к себе внимание. Не зря же существует такое понятие, как «секрет». Охранение должно вестись тайно, скрытно. Именно такую задачу и получил Черновицын. Он мужик исполнительный, за него можно не переживать, да и Духов сомнений не вызывал.

— А мне здесь нравится, — прижимаясь к Олегу, прошептала Татьяна. — Жила бы здесь с тобой и ни о чем бы не жалела.