Э. Винсент - Лето мафии

Бенни усмехнулся:

— Наверное, подцепила богатого папашу на всю ночь.

— Ждите здесь и следите за подъездом, — сказал я, трогая Мальчонку за плечо. — Объедешь дом сзади.

Завернув за угол, мы остановились на Четвертой авеню, рядом с черным входом дома Шерри. Все вышли, и я, отвернувшись к дому спиной, подошел вплотную к машине, достал из-за пояса револьвер 32-го калибра с коротким стволом.

Проследив за тем, как я проверил барабан, Рыжий наградил меня садистской усмешкой.

— Ты точно не желаешь, чтобы мы к тебе присоединились?

— Точно… это дело касается только нас двоих, — решительно произнес я, направляясь к дому.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, я остановился перед дверью квартиры Шерри, прислушиваясь. Услышав звуки радио, я дернул за ручку. Дверь оказалась незаперта, и я медленно открыл ее, толкая револьвером.

Ник Колуччи лежал на диване, накрыв лицо полотенцем со льдом. Разутый, без рубашки, он слушал репортаж об очередном матче «Доджерс». Я бесшумно прикрыл за собой дверь, прокрался в комнату и сунул дуло револьвера Колуччи в ноздрю. Тот, вскрикнув, сорвал с лица полотенце. Увидев револьвер, он поднял руки и отпрянул назад.

— Твою мать! — воскликнул Колуччи. Его взгляд сосредоточился, и глаза округлились от изумления и страха. — Веста! Ч-чего тебе нужно?

Выключив радио, я сказал:

— У нас с тобой осталось одно недоконченное дело, Ник.

Я буквально услышал скрип нервных окончаний, изгибающихся по мере того, как до Колуччи постепенно доходило, зачем я здесь. Охваченный паникой, он воскликнул:

— Я только исполнял приказ, Веста, — исполнял приказ! У меня не было выбора! Это Драго заставил меня! Из-за своего склада! — Его голос повысился на октаву. — Я только исполнял приказ, Веста, — ничего личного! Я только исполнял приказ!

Это далось мне нелегко, но даже услышав такой ответ, я все же смог сохранить свой голос ровным:

— Ты только исполнял приказ…

— Ну да! — быстро закивал Колуччи. — Исполнял приказ!

— Ты когда-нибудь слышал о Нюрнберге? — спросил я.

Ник недоуменно сморщил лоб.

— Кто такой этот Нюрнберг, мать его?

— Не кто, а что, Ник. Что. Это город.

— Ах да… верно. Нюрнберг.

— Там судили шайку подонков, таких же как ты. Они тоже твердили, что только исполняли приказы. Ничего личного. Приказы.

— О чем ты говоришь, твою мать?

— О Сидни, Ник. Я говорю о Сидни. Это тоже было сделано по приказу?

— Я не знал, что этот еврей окажется там! Он подвернулся под руку!

— И вы его избили, — сказал я.

— Да он же еврей, черт побери! Какое тебе до него дело?

Я стиснул рукоятку револьвера, выбирая указательным пальцем свободный ход спускового крючка. Заметив это, Колуччи отпрянул назад.

— Где твой револьвер? — спросил я.

— Что? Зачем он тебе?

— Где он?

— В сумке, — ответил Колуччи, указывая на маленькую спортивную сумку рядом с диваном.

Достав из нее небольшой револьвер, я проверил барабан. Полный. Шесть патронов. Убрав свой револьвер за пояс, я направил на Ника его собственный.

— Что все это значит, Веста? Что тебе нужно?

— Немного побеседовать с тобой, Ник.

— О чем? Ты и так знаешь все, что нужно знать. Драго приказал нам бросить бомбу Вилу в квартиру и…

— Это сделали вы с Малым, — прервал его я.

— Верно. Мы с Малым.

— Еще одним нацистом.

— Ну да, он ненавидит евреев, и что с того?

— Как и ты.

— Да, как я! К чему ты клонишь, твою мать?

— Одного вы убили.

— А?

— Сидни. Сидни Батчера. Паренька, который был со мной в библиотеке. Он умер. Это вы его убили.

Этого Ник не ожидал. Потрясенный, он перевел взгляд с револьвера на меня и снова уставился на револьвер.

— Что ты от меня хочешь, Винни? — Колуччи решил несколько разрядить обстановку, обратившись ко мне по имени. — Я же тебе сказал, это Драго приказал тебя проучить. Мы должны были только на некоторое время вывести тебя из игры. Никто не собирался никого убивать. Этому еврею просто не повезло. Что ты от меня хочешь?

— Как я уже сказал, Ник, немного побеседовать. О том, каким способом ты отправишься на встречу с дамой, которая ждет не дождется тебя.

— Что? Какая еще дама?

— Безносая, Ник. С косой. Смерть. Она тебя ждет. Единственный вопрос в том, как ты попадешь к ней в объятия. Выбор за тобой.

— Что за чушь ты мелешь, твою мать?

— Я говорю о тебе, Ник. Живым из этой комнаты ты не выйдешь. Ты умрешь. Это за Сидни. Единственный вопрос — как?

В комнате было жарко и душно, и Ник обливался потом, но теперь он побледнел, и его охватила дрожь. Снова посмотрев на револьвер, он в отчаянии протянул руку.

— Нет, Винни, пожалуйста, ты должен меня выслушать! Не стреляй!

— А я и не собираюсь в тебя стрелять, Ник.

— А? — По лицу Колуччи разлилось недоумение.

— Ты сам себя застрелишь.

— Ты спятил! — воскликнул Ник.

— Я рад, Ник, что ты так думаешь. Потому что теперь ты поверишь в то, что я тебе скажу. Сейчас ты умрешь. Это однозначно. Далее — это сделаешь ты, или это сделаю я. — Остановившись, я улыбнулся, подбадривая его. — Если ты сделаешь это сам, все будет просто: пуля в висок, быстрое, чистое самоубийство. — Я снова умолк, и моя улыбка погасла. Мой тон оставался небрежным, но холодным. Однажды я видел фильм «Черная магия» про одного типа по имени Калиостро. Он был гипнотизером. Роль Калиостро сыграл Орсон Уэллс, и сейчас я подражал его негромкому, спокойному голосу. — Но если это сделаю я, Ник, смерть твоя будет долгой. Сначала я прострелю тебе левое колено. Через пять минут я прострелю правое. Потом всажу пулю чуть выше. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что почувствует человек, которому отстрелили яйца? Затем, где-нибудь через час, я всажу последнюю пулю тебе в живот и буду сидеть рядом и смотреть, как ты подыхаешь в мучениях. — Дав Колуччи время осмыслить мои слова, я спросил: — Итак, Ник, что ты выбираешь?

Мои слова возымели действие. Ник оцепенел. Понимание приходило к нему медленно. Он умрет. Умрет в страшных муках, крича от боли. Если только не…

Открыв барабан револьвера Ника, я вытряхнул из него пять патронов. Затем взвел курок так, чтобы он оказался напротив последнего оставшегося патрона. Ник словно завороженный следил за каждым моим движением. Его глаза стали стеклянными.

Встав, я зашел к нему сзади. Достал носовой платок и тщательно вытер револьвер.

— Что ж, Ник, тебе пора спешить на встречу. Нехорошо заставлять даму ждать.

Достав из-за пояса свой револьвер, я приставил его Колуччи к затылку. Затем взял его руку и вложил в нее его собственный револьвер. Стиснув рукоятку, Ник посмотрел на свою руку так, словно она была чужой.

Он медленно приставил револьвер к виску и нажал на спусковой крючок.

Я выглянул в коридор, проверяя, нет ли там любопытных соседей, услышавших звук выстрела, и, никого не увидев, спустился по черной лестнице.

Выйдя на Четвертую авеню, я увидел Рыжего, Бенни, Мальчонку и Луи, стоявших рядом с «Фордом» и куривших. Они поняли, что означал донесшийся из дома хлопок, так как ожидали его услышать. А все остальные, наверное, решили, что это на улице у какой-то машины «выстрелило» в карбюратор. Увидев меня, все четверо разом бросили сигареты.

— Все кончено, — сказал я и, помолчав, добавил: — Сидни может покоиться с миром.

Как обычно, первым откликнулся Мальчонка. Вскинув голову, он сказал:

— Что?

— Сидни умер. Сегодня вечером, прямо перед тем, как мы приехали в больницу. Тромб в сосудах.

Бенни и Рыжий переглянулись. Луи покачал головой. Бенни пробормотал:

— О господи…

Рыжий сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух, но промолчал.

Я забрался на заднее сиденье «Форда». Мальчонка сел за руль, Луи устроился рядом с ним. Бенни и Рыжий завернули за угол забирать «Бьюик», и мы поехали домой к Бенни. По дороге никто не произнес ни слова.

Без четверти шесть Бо Барбера поставил машину во втором ряду напротив конторы моего отца. В квартале к югу принимала на борт пассажиров «Куин Мэри», и на причале царила суматоха прощаний. Полицейские трудились изо всех сил, стараясь расчистить прилегающие улицы, однако движение во всем квартале было полностью парализовано. В воздухе висело облако серпантинов и конфетти, а духовой оркестр исполнял «Славься, Британия». Вдоль тротуаров выстроились лимузины, и их обитатели весело отмечали отплытие океанского лайнера шампанским. Барбера сказал мне как-то, что мой отец называет любителей шампанского «ресторанным обществом». Он говорил, что не променял бы весь этот сброд на одно sfogliatelle.

Бо опустил солнцезащитный козырек. Снаружи к нему была приклеена большая карточка: «Управление полиции Нью-Йорка Служебная».