Андрей Воронин - Слепой. Приказано выжить

Причиной этого шума стало поведение Бизона, который, хоть и не отступил от полученных инструкций, проявил неуместно творческий подход к их выполнению.

Двадцать минут могут показаться вечностью, когда сидишь один в темноте и, следя за светящейся секундной стрелкой на циферблате вмонтированных в приборную панель аналоговых часов, ждешь истечения назначенного срока. Впереди полная неизвестность, благополучный исход дела зависит от тебя, самое большее, наполовину, и ты вовсе не уверен, что даже эта половина окажется тебе по плечу.

Состояние было знакомое, и Бизон знал, как с ним бороться. Частный сыщик Павел Рябинин никогда не появлялся на людях и, тем более, не занимался делами, находясь под воздействием алкоголя или наркотических веществ, но байкер по кличке Бизон нет-нет да и позволял себе побаловаться травкой для снятия стресса. Этой привычкой он обзавелся в горах Кавказа, где пущенная по кругу самокрутка с анашой не раз помогала им с ребятами проще смотреть на вещи, смотреть на которые трезвым, не затуманенным смолистым дымом тлеющей конопли взглядом сплошь и рядом оказывается выше человеческих сил. Нельзя сказать, что это стало нормой, но случалось, и не раз, что обкуренные в хлам исламские боевики в рост перли на траншеи, из которых их плотным огнем встречало точно так же обкуренное православное воинство. Начитанный Бизон называл это взаимопроникновением культур; тех, в кого чужая культура проникала чересчур глубоко, заносили в графу потерь, остальные расходились по палаткам и лесным землянкам — отдыхать, приходить в себя и набираться сил перед очередным сеансом культурного общения.

Поскольку был не на работе, при пиджаке, галстуке и официальном выражении лица, а, одетый в тяжелый, как старинные рыцарские доспехи, кожаный байкерский прикид, занимался странными делами в сомнительной компании, Бизон решил действовать соответственно обстановке. Поочередно вынув из карманов все необходимое, он на ощупь забил косяк ядреной «афганкой», раскурил его и неторопливо, со знанием дела, выкурил целиком, пока тлеющий уголек не обжег кончики пальцев. Тогда Бизон сунул окурок в пепельницу под приборным щитком, запустил двигатель и включил фары.

Яркий ксенон мгновенно погасил звезды и прорубил в сгустившейся до консистенции китайской туши темноте широкий световой туннель. Бизон тронул машину с места и повел ее туда, куда манили призрачные голоса людей, давно ушедших из его жизни, а то и просто из жизни, без относительных местоимений — вот они были, а вот их нет, остались только голоса, время от времени напоминающие, что и Пашка Рябинин когда-то умел не только подглядывать за неверными супругами и отыскивать украденные кем-то фамильные украшения. Идеально отрегулированная немецкая подвеска гасила резкие толчки и удары, машину плавно покачивало, как корабль на пологой волне — да нет, не как корабль, а как могучий армейский грузовик повышенной проходимости, которому нипочем любые колдобины и ухабы.

Узкая горная дорога резко пошла под уклон, справа и слева воздвиглись крутые, изобилующие острыми выступами и глубокими трещинами склоны ущелья. Ночной рейд близился к завершению, впереди по сто раз проверенным и уточненным данным разведки поджидала засада, и, зная о ней, Бизон не удивился, когда впереди и чуть правее по курсу темноту прожгли лучи неожиданно вспыхнувших фар. Обритый наголо, а может быть, просто обгоревший до полной потери волосяного покрова «чех», трусливо прячась за открытой дверцей джипа, издевательски осклабился и сделал приглашающий жест рукой: сюда, урус, не бойся, сразу резать не станем!

— Совсем обнаглели, твари, — сквозь зубы констатировал Бизон и, уверенно передвинув рычаг коробки скоростей, прибавил газу.

Это было точь-в-точь, как тогда, когда он вел по серпантину подожженный очередью из засады бензовоз, чтобы протаранить и сбросить в ущелье перегородивший дорогу грузовой «газон». Это воспоминание непрошеным пришло к нему, еще когда Глеб рассказывал, что от него требуется, а отборная, купленная по баснословной цене у знакомого дилера афганская конопля окончательно перепутала «тогда» и «сейчас», превратив действительность в подобие навеянного глубоко запрятанными воспоминаниями яркого сна.

Бизон еще сознавал, что много на себя берет, но это его лишь подбодрило. Судьба в чем-то похожа на прижимистого кладовщика, у которого нужно просить два, а то и три мешка цемента, чтобы с горем пополам получить один. Нога в ковбойском сапоге с окованным блестящим металлом острым носком все сильнее давила на газ, ведущие колеса фонтанами разбрасывали песок, который с громовым шорохом бил в днище. По мере приближения бездумно скачущей по ухабам машины улыбка на лице капитана Бахметьева делалась все уже и погасла окончательно, когда стало ясно, что водитель «БМВ» не собирается тормозить.

— Стой, дурак, куда прешь?! — понимая, что его не услышат, а если услышат, то не подчинятся, бешено проорал Лысый и рывком выдернул из машины лежавший на сиденье автомат.

Бизон увидел, как бритоголовый бандит направил на него оружие, целясь поверх открытой дверцы джипа. Это снова было, как тогда в горах, и Бизон поступил точно так же, как тогда, так, как они договорились с Глебом: сильно газанул, еще больше увеличив и без того самоубийственную скорость, включил нейтральную передачу, распахнул дверцу и на полном ходу выпрыгнул из кабины.

Так было тогда, в далеком две тысячи шестом, когда сержант ВДВ Рябинин весил восемьдесят килограммов и играючи крутил «солнышко» на турнике. С тех пор утекло очень много воды, да и судьба, решив, по всей видимости, что на этот раз Бизон потребовал от нее слишком много, повернулась к нему спиной. Пола расстегнутой мотоциклетной кожанки зацепилась за рычаг ручного тормоза, превратив задуманный каскадерский трюк в средней силы резкий и абсолютно бесполезный рывок, после которого Бизон остался там же, где и был — за рулем мчащегося прямо на стоящий около ямы джип «БМВ».

Легкий наркотический дурман развеялся в мгновение ока; Бизон понял, что происходит, заглянул в ближайшее будущее и даже успел произнести:

— Твою ж мать!

Это было последнее, что он успел. В следующий миг ветровое стекло брызнуло ему в лицо стеклянной крошкой и кое-чем еще, не столь безобидным. Первое же попадание стало смертельным, но не знавший этого Лысый продолжал давить на спусковой крючок, словно рассчитывал таким манером остановить машину. Пули с лязгом коверкали железо, высекая из него снопы искр, прошивали навылет забрызганный кровью салон, дырявя кожаную обивку сидений, кроша и раскалывая стекло и пластик. Изрешеченное тело Бизона завалилось влево, в сторону открытой дверцы, и непременно вывалилось бы наружу, если бы не зацепившаяся за рычаг куртка. При этом Бизон задел руль, машина вильнула, едва разминувшись с джипом, с треском вломилась в кусты и остановилась, чуть слышно шелестя работающим на холостых оборотах двигателем.

Подхватив винтовку, Глеб Сиверов заглянул в прицел. Первым, кого он увидел, стал Лысый, который с лихорадочной поспешностью менял магазин «Калашникова». Не колеблясь ни секунды, Слепой плавно нажал на спуск. На крыше джипа, около которого все еще стоял капитан, появилось продолговатое, в виде веера, мокро поблескивающее пятно, и напарник майора Полынина распластался на песке, частично скрытый от Глеба открытой дверцей.

В карьере наступила тишина, нарушаемая только слабым звуком работающего двигателя «БМВ». Потом в каком-то озерце осторожно подала голос первой пришедшая в себя после оглушительной пальбы лягушка. К ней робко присоединилась другая, третья, и вскоре карьер опять до краев наполнился мощными, заливистыми трелями лягушачьего хора. Под эти реликтовые звуки, которые раздавались за тысячи лет до его рождения и будут еще долго раздаваться после того, как он умрет, Глеб Сиверов крепко связал майору Полынину руки его же брючным ремнем, без лишних церемоний спихнул бесчувственное тело с уступа и, держа в руке «винторез», спрыгнул следом.

Увидев впереди, на противоположной стороне улицы, стоящую у бордюра демократичную «Волгу» с синим проблесковым маячком на крыше и навешенными для отвода глаз полицейскими номерами, майор Полынин направил джип к ней. Для этого пришлось выехать на полосу встречного движения, но майору было на это наплевать, тем более что улочка была глухая, и в этот полуночный час проехать по ней могла разве что какая-нибудь случайная машина. А машина — не трамвай, если что, объедет.

— Дурить не вздумай, майор, — послышался негромкий голос со стороны заднего сиденья. — Пристрелю, как бродячего пса.

Майор бросил тоскливый взгляд в зеркало заднего вида и увидел там то, что и ожидал увидеть: ничего, кроме освещенной уличным фонарем спинки заднего сиденья и широкого заднего окна, в котором виднелась пустая, заставленная припаркованными на ночь машинами улица. При желании можно было вообразить, что голос за спиной ему почудился, но майор знал, что это не так: с присущей ему скромностью не пожелав мозолить начальству Полынина глаза и мешать серьезному деловому разговору, пассажир майора просто прилег на сиденье.