Андрей Воронин - Слепой. Приказано выжить

…Когда шум отъехавшей «Волги» стих где-то за углом, Глеб выпрямился на сиденье, достал носовой платок и при свете уличного фонаря удалил с одежды капли крови и мелкие комочки мозгового вещества. По счастью, их оказалось немного, и удалить это неприятное загрязнение с мотоциклетной кожанки, в которую до сих пор был одет Слепой, было несложно. Приводя себя в порядок, он старался не вслушиваться в доносящиеся спереди звуки. Они напоминали слабую капель, и производила их, несомненно, кровь только что застреленного своими коллегами майора, стекавшая с кожаного сиденья на резиновый коврик.

Глеб стер с плеча последнее пятнышко крови и бросил скомканный, испачканный платок на переднее сиденье. Разумеется, причиной того, что он сделал с телом Бизона, стала вовсе не кожанка, которая послужила всего лишь мелким дополнительным штрихом в общей картине. Те, кто подглядывал за ним в парке посредством следящих камер, видели, что он одет в мотоциклетную куртку, высок ростом и широк в плечах. Обуглившийся скелет в водительском кресле выгоревшего дотла «БМВ», на котором найдут металлические фрагменты отделки мотоциклетной «косухи» — ну, кем еще, кроме владельца машины, мог при жизни быть этот человек?

Словом, кожанка перед ним ни в чем не провинилась, и все-таки Глеб чувствовал, что надевал эту куртку в последний раз.

Оглядев пустынную, спящую глубоким ночным сном улицу, он выбрался из машины, проверил, не потерялся ли тисненый золотом пригласительный билет на приуроченный к открытию «Кремля» бал-маскарад, и быстрым шагом направился за угол, где, втиснутый между двумя легковушками, его дожидался осиротевший «Урал» Бизона.

Бал-маскарад был в разгаре. В самый последний момент вняв настоятельным советам Филера, Андрей Родионович Пермяков переменил первоначальное решение и приказал отпечатать и разослать представителям столичного бомонда еще сотню пригласительных билетов. Он не любил шумные сборища и не собирался потакать капризам эстрадных звездочек и их разбогатевших на спекуляциях нефтью, цветными металлами и рабами спонсоров, но Буров был прав: для первого раза шумная, многолюдная вечеринка — это самое то. Если гостей будет мало и если все они будут относиться к тому же кругу, что и хозяин, о каком маскараде может идти речь? Люди, в присутствии которых на балу по-настоящему заинтересованы кукловоды, считают ниже своего достоинства развеселые кривляния в маскарадных костюмах. Они будут сидеть в своих креслах, потягивать свой коньяк, посасывать свои сигары и, скучая, вести свои негромкие, в высшей степени серьезные и значительные разговоры ни о чем. На их фоне те, кто воспримет предложение явиться на вечеринку в маскарадных костюмах всерьез, будут выглядеть белыми воронами, и замаскированные члены теневого правительства, вместо того чтобы затеряться в веселой толпе, лишь привлекут к себе массу ненужного внимания.

Зато среди веселого шумства, устроенного набитой шальными деньгами шушерой, которая озабочена исключительно поисками новых способов себя развлечь, белыми воронами, напротив, будут выглядеть те, кто приедет на открытие «Кремля» без маскарадных костюмов. Пусть сидят в отдельных кабинетах со своими сигарами, коньяком и умными беседами; их черед настанет позже, и каждый рано или поздно сделает то, ради чего его решили включить в число избранных завсегдатаев «Кремля». А пока, раз уж собрались устроить праздник, пусть будет праздник на всю катушку!

Практика блестяще подтвердила теоретические выкладки Филера. Праздник удался, вот именно, на всю катушку. В расцвеченном огнями, осыпаемом огненными брызгами поминутно взрывающихся фейерверков, сотрясаемом громом танцевальной музыки старом парке на берегу пруда бесновалась увешанная блестящей мишурой толпа ряженых. На сцене, отрабатывая под фонограмму многотысячные гонорары, сменяли друг друга приглашенные звезды эстрады, и появление каждой из них встречалось с бурным, изрядно подогретым морем элитного алкоголя восторгом. Одетые в парадные мундиры кремлевской роты почетного караула официанты сновали в толпе, разнося напитки; расставленные прямо на траве столы с закусками стремительно опустошались, потом, как сказочные скатерти-самобранки, снова скрывались под искусно оформленными горами деликатесов и опустошались опять, как будто Политик собрал здесь не сливки столичного общества, а толпу изголодавшихся бомжей.

Как и предсказывал Филер, те, кого по-настоящему хотел видеть среди своих гостей Андрей Родионович, почти не принимали участия в веселье, предпочитая суете и шуму парка строгий, спокойный уют главного обеденного зала ресторана. Здесь тоже играла музыка и выступали эстрадные звезды — правда, уже с несколько иным репертуаром и в живую, без фонограммы, а главное, не так оглушительно громко. Пренебрегая веселившейся в парке толпой, которая, как и следовало ожидать, даже не замечала этого пренебрежения, Андрей Родионович провел первую половину вечера именно здесь — переходил от столика к столику, здоровался, пожимал руки, вступал в разговоры, выпивал рюмочку и обменивался тонкими шутками с людьми, которые впоследствии могли ему пригодиться.

Время от времени какой-нибудь уставший от грома музыки и треска петард одноглазый пират или полуразложившийся зомби в истлевшем смокинге забредал сюда, чтобы опрокинуть стопку-другую у барной стойки. Это, разумеется, не возбранялось и где-то даже приветствовалось, но — опять же, в полном соответствии с прогнозом Ивана Сергеевича Бурова, — маски очень быстро начинали чувствовать себя здесь неуютно и возвращались в парк, чтобы продолжить веселье в обществе себе подобных.

Беседуя со своими гостями, Андрей Родионович не пропустил момент, когда в зале появился человек, одетый в просторный белый балахон и полностью скрывающий лицо остроконечный колпак куклуксклановца. Роста в нем было не меньше метра восьмидесяти пяти, а колпак с прорезями для глаз увеличивал его, пожалуй, до полных двух. Под ниспадающим свободными складками до самого пола балахоном угадывались непомерно широкие, почти наверняка накладные плечи, кисти рук целиком скрывали длинные рукава. У костюмера хватило ума и вкуса не украшать костюм брызгами крови, пеньковой веревкой со скользящей петлей на конце или бутафорской головой замученного негра; балахон и колпак были незапятнанно-белыми, и эта почти стерильная белизна странным образом усиливала производимое описываемым одеянием зловещее впечатление.

Заметив остановившегося у входа в зал куклуксклановца, Политик отыскал глазами Филера, который, сидя за столиком в углу, беседовал о чем-то с гостями. В одном из них Пермяков узнал директора ФСБ. Поймав на себе его взгляд, Буров, в свою очередь, посмотрел на распорядителя зала. Распорядитель, один из тех майоров, которых Филер, казалось, доставал из заднего кармана по мере необходимости, приблизился к куклуксклановцу и о чем-то тихо с ним заговорил. Островерхий колпак медленно склонился в знак согласия; взяв с проплывающего мимо подноса бокал с коктейлем, белый балахон неспешно, как океанский лайнер на рейде, развернулся и вышел из зала.

На протяжении ближайшего получаса здоровяка в костюме куклуксклановца неоднократно замечали на территории клуба — в основном в парке, где-нибудь на периферии увлеченно предающейся веселым безумствам толпы. Один из гостей, чернокожий владелец крупной логистической компании, пытающийся сделать параллельную карьеру на ниве русскоязычного рэпа, даже сфотографировался с ним на память, сказав, что непременно отошлет снимок своим многочисленным дальним родственникам в Африке — затем, чтобы они трижды подумали, прежде чем приехать в Россию и всем кагалом сесть ему на шею. Остальная публика реагировала на появление куклуксклановца вполне индифферентно: здесь хватало куда более ярких и жутких персонажей. К тому же большая половина гостей просто-напросто никогда не слышала о Ку-клукс-клане и принимала белый наряд за костюм то привидения, то палача.

Веселые гости обратили бы на белый балахон куда больше внимания, если бы знали, что видят не одного бесцельно слоняющегося по парку человека в странном костюме, а нескольких. В отличие от остальной публики, «куклуксклановцы» попадали в парк через задние ворота. Недалеко от того места, где было совершено покушение на генерала МВД Васильева, на неосвещенном участке аллеи их поджидал переоборудованный в передвижную костюмерную автофургон. Специально приставленный к этому ответственному делу человек подбирал вновь прибывшему накладные плечи соответствующей его телосложению ширины и обувь, толщина подошвы которой подгоняла рост гостя под стандартные сто восемьдесят пять сантиметров.

Кое-кто ворчал, обнаружив, что в выданных костюмером башмаках на толстенной платформе смахивает на эстрадную звезду начала восьмидесятых или греческого трагика на котурнах, но костюмер был столь же неумолим, сколь и безответен: так решил Политик, а его решения пересмотру не подлежали. Идентичность габаритов служила дополнительной гарантией анонимности, и даже самые ворчливые из «куклуксклановцев» вынужденно признавали, что сделать низкорослого человека чуточку выше намного проще, чем укоротить высокого.